Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2012)
Заходит Упольников, садится какой-то загадочный.
— Вы родились в рубашке. Когда спустили воду из котла, раздался громкий удар. В месте вварки “люка” и до кромки прошла трещина до 2 мм шириной. Мы всю навигацию боялись.
Нет, шутки плохи. Нужно быть поумнее. Ну задержал бы на неделю выход судна. А так и команду обрек на риск.
Зима была беспокойной, нервной. Летали самолеты, пробивались автоколонны по реке, телеграммы, окрики, команды, доклады, взрывы льда, бомбежки...
Золотые люди эти сибиряки, ленские старожилы, потомки политических ссыльных. Немногословны, неунывающи, предприимчивы, терпеливы.
Вот общий сбор капитанов по итогам навигации у начальника пароходства. Садятся по мощностям двигателей. Поближе — у кого помощнее машина. Курят непрерывно, густо дымящим табаком. Говорят поочередно. Каждое слово — только о возникавших неувязках в руководстве и чем помочь оказавшимся в беде судам. Настолько кратко, настолько точно — диву даешься. Поучиться бы хозяйственникам благополучных областей! Намечен точный план спасения случайных отстоев. И никаких сомнений, никто не подведет.
Все суда были и спасены, и отремонтированы, и вступили в навигацию.
Это была школа деловитости и организованности, что пригодилась и мне, обреченному на постоянную трудовую напряженку.
Летом меня пригласил Иван Иванович Елисеев. Все было удивительно. И его затемненный кабинет, подсвеченный только узким лучом низко наклоненной настольной лампы, — эдакий грот волшебника. Прием, явно заимствованный у кого-то из вышестоящих, вернее — вышесидящих, мелькнула мысль. И нежданно вежливый тон.
— Мы побеспокоили вас, Николай Петрович, посоветоваться. У вас кончается срок контракта. Дела у вас идут хорошо. Мы не смогли подобрать замены. Есть мнение продлить вам контракт еще на один год.
И тон и содержание удивили. Роем завертелись мысли: доверие; но никаких предложений или обещаний на будущее. У меня самого не обеспечен тыл — меня никто нигде не ждет. Почему Елисеев, а не Тухтин? Ведь обсудили же и так решили. Почему? Елисееву проще уйти от возможных моих прямых вопросов, мол, это не по его линии — будущее устройство. А если станет требовать вступить в партию, здесь можно и потемнить. Мол, нужны поручители, нужен кандидатский срок, а он кончится позже окончания контракта, и т. п. Игра. Ладно. Не стану унижаться. А за год спишусь с ребятами, авось найду место.
— Согласен.
Через год все стало понятным и мне. Готовилось расформирование Главсевморпути, планы передачи всего огромного хозяйства этой мощной и многоплановой организации — и портов, и флотов, и совхозов на Крайнем Севере, и гидрографии, и полярных станций, аэродромов...
В мае 1954-го приехали речные “генералы тяги” Минречфлота в нашивках и звездах. Ревизии, ознакомления со всеми сторонами деятельности — экономикой, договорами, финансами, кадрами... и, конечно, техническим состоянием флотов. Два главных инженера докладывают. Сначала он — из Речного флота. Таблицы, сводки. Опять как-то неуверенно, сбивчиво, с уточнениями.
Я доложил без бумажек, где и в каком состоянии суда. Кратко.
— Какие остались недостатки, какая помощь нужна?
— Теплоход “Олег Кошевой” имеет поломанные леера. Сварочного агрегата на месте отстоя нет. Прошу Лурп принять судно в своих мастерских, выполнить сварку.
Еще две-три подобные просьбы.
— Замечательный доклад! Куда вы намерены идти после слияния пароходств?
Значит, и тут нет хороших предложений. Конечно, беспартийный, темное прошлое...
— Как отнесетесь к назначению вас директором жатайского завода? — продолжил доброжелательный генерал.
Оскорбление, видимо, запланированное.
— Спасибо, у меня другие планы. Поеду к товарищам на юг.
— Какие просьбы?
— Не задержать расчет и разрешить перелет самолетом с семьей.
— Конечно, конечно!
— Спасибо.
Нине до родов оставалась неделя.
— Выдержишь? — спрашиваю.
— Не рожать же здесь, а потом с крохой лететь! Выдержу!
Ах, молодец, подружка! Что значит рязаночка! Летели с заправками самолета на частых посадках 33 часа до Симферополя. Перед Уралом, ночью, вдруг провалились на 3 км в воздушную яму. Ну, сейчас закричит! Нет, все спокойно. Ай да умничка!
Укачалась уже в такси: до Алупки столько поворотов по тогдашней дороге! И через три дня — доця. “Раз Ленская, значит, Лена — Елена”, — сказала баба Витя. В этом году дочке будет 50.
А тогда, в 50-е, тандем Краснов — горком сработал: после повторного выговора Краснову за появление на работе в нетрезвом виде Пуляевский был снят и исключен из партии. Краснов донес о том, что в годы революции какой-то родич Пуляевского был не на той стороне.
Списался с Малярчуком. “Приезжай, — пишет, — тут много наших общих довоенных однокашников, что-нибудь придумаем”.
В сентябре 1953-го жена с дочкой на руках и я с двумя чемоданами сошли с парохода на пирс элеватора в Николаеве. Трамвайчиком к Алексею. Тамара, его жена, ласково встретила. Пошли с Алексеем к секретарю по промышленности горкома Виктору Бугаенко. Звонок на Южный турбинный завод, пока строящийся. Без такого звонка нет шансов у приблудного “с улицы”, да еще с таким листом автобиографии, на оборонный завод.
Принят диспетчером. Опять низшая должность. “Ну что ж, неплохо для начала”, — шутил старшина в популярной песенке. Но не так все безнадежно. Через две недели директор — очень известный в Минтяжмаше человек — созывает всех ИТР (человек 20).
— Получен приказ представить через неделю техпромфинплан на будущий год!
Одно название чего стоит!
— Бланки — вот, — показывает на горку зеленых форм. — Кто способен?
Все потупили взоры. И в самом деле — завод не только строится, но и перестраивается на ходу — вместо паровых будет выпускать какие-то неведомые газовые турбины. А тут подай расчеты технической, экономической, финансовой, кадровой и т. д. деятельности на будущий год! А кто знает, что там будет?
— Исаев! — строго обращается директор к начальнику производства. — Ты что молчишь?
— А что, Николай Семенович, мое дело командовать производством, а не планировать.
— Ты кого тут набрал? — напирает директор. — Мне что, разогнать всех, набирать кого поумнее?
— Вижу — все в тупике. Как-то дело надо решать.
— Давайте я попробую, — заявляю.
— Что значит “попробую”! У меня тут что, лаборатория или завод?
— Сделаю.
Пригодился опыт разоблачений липовых техпромфинпланов жатайского завода.
Через две недели едем в министерство.
Конечно, решающую помощь оказал знаменитый Колосов (главный конструктор): показал схему турбины, назвал вес, примерную трудоемкость изготовления. А это основа всех расчетов.
— Какую численность и фонд зарплаты ты написал? — уже в Москве по пути в министерство спрашивает директор. — Увеличь в два раза!
— Нельзя, не освоим. А такое увеличение сразу увидят — нереально.
— И пусть увидят. Я скажу, что ты ошибся.
Странно рассуждает. Это и есть опытность?
— Нельзя, я предусмотрел запас.
— Ну смотри! Ответишь! Где расписываться?
Надо же, на заводе ему недосуг было не только посмотреть цифры, но и расписаться.
Начальник планового отдела главка, пожилой, но живой мужик, погонял меня по формам-таблицам.
— Нет, так дело не пойдет! Вес заказанных металлов в три раза больше веса турбины!
— Так и есть. Вот корпус передней опоры, — черчу эскиз. — Все выфрезеровывается. Вес готового в десять раз меньше заготовки. Иначе нельзя — никаких сварок.
Заглянул директор, озабоченный.
—У вас лучший начальник ПЭО заводов главка! Поздравляю.
Так я стал и. о. начальника ПЭО. Опять, конечно, и. о. — этот ослиный крик сопровождал меня еще долго. Крик обиды и тоски.
Первый год работы завода оказался успешным. И мой техпромфинплан оказался впору новому организму. А вот Исаев, замдиректора, с размахом командует:
— Ты делай так, как я говорю! А куда девать затраты, пусть думает бухгалтер. Он за это зарплату получает.
Лихо, гордясь масштабностью презрения к этим бренным казенным святыням червяков-бухгалтеров.
