Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха
Прикрепив объявление на доску рядом с дверью, она перечитала правила, перечисленные ниже. Во избежание обид с далеко идущими последствиями играть «башмаком» запрещается. Любой, кого уличат в жульничестве, обязан следующие полгода доплачивать за свое пиво определенную сумму. И тауэрскому врачу позволяется играть только при отсутствии экстренных медицинских вызовов.
Вскоре после этого преподобный Септимус Дрю толкнул тяжелую дверь, неся свое орудие обольщения, и с облегчением заметил, что он единственный посетитель. Однако Руби Дор нигде не было. Он несколько минут потоптался на истертых плитках пола, гадая, куда же она подевалась, затем положил на стойку свой пряник, сел на один из стульев и размотал шарф. Перевернув ближайшую к нему подставку под пиво, прочел шутку на обороте. Затем окинул кабачок взглядом, не зная, прилично ли священнику отправляться на поиски своей любви с подношением из собственной духовки.
Опасаясь, что войдет кто-нибудь из бифитеров и застукает его с поличным — с пластиковым контейнером, — он быстро встал и вышел. Пока он стоял на холоде, обматывая шею шарфом, из пустой Колодезной башни до него долетел какой-то звук. Не в силах противиться искушению открытой двери, он вошел. Там, развернувшись к нему спиной, сидела Руби Дор, которую он немедленно узнал в полумраке благодаря ее конскому хвосту. Он уже хотел признаться, что оставил для нее на стойке маленький презент, изготовленный по рецепту матери, но тут хозяйка таверны оглянулась и приветствовала капеллана словами:
— Идите сюда, посмотрите на королевских декоративных крыс.
Капеллан увидел, как у нее за спиной сверкнули зловещие желтоватые зубы.
— Смотритель королевского зверинца сказал, что я могу ухаживать за ними, — продолжала она, снова обернувшись к крысам. — Ну разве они не чудо? У меня в детстве была крыса, но потом она убежала. Кто-то из бифитеров говорил, что видел ее под церковным органом, но мы так и не нашли. Так было жалко! Мы научили ее разным трюкам. Папа сделал маленькую бочку, и наша крыса толкала ее по стойке. Бифитеры кидали туда пенни каждый раз, когда она доходила до края. Когда крыса сбежала, бочка была почти полная. Вы знаете, что у королевы Виктории тоже была ручная крыса?
Но когда Руби Дор оглянулась, на месте преподобного Септимуса Дрю остался только аромат ладана.
К тому времени, когда Валери Дженнингс появилась в конторе, Геба Джонс уже лежала в ящике иллюзиониста, предназначенном для того, чтобы распиливать пополам переливающихся блестками ассистенток. Мгновенно угадав, что Геба Джонс потерпела поражение, Валери Дженнингс расстегнула синее пальто, повесила рядом с надувной куклой и села за свой стол, дожидаясь, пока Геба придет в себя. Через несколько минут она снова посмотрела на нее, однако глаза Гебы Джонс все еще были закрыты, а туфли лежали на полу. Наконец она услышала красноречивый скрип крышки, Геба Джонс явилась на свет и поздоровалась с Валери, которая наблюдала за тем, как Геба возвращается за свое место за столом, открывает телефонный справочник и поднимает трубку, вновь преисполнившись решимости.
Валери Дженнингс посмотрела в записную книжку, но поняла, что не в состоянии думать о необходимости вернуть владельцу желтое каноэ. Она с опаской поглядела на часы с кукушкой, вспомнив о приближавшемся обеде. Хотя Артур Кэтнип был ее любимцем среди билетных контролеров, она пожалела, что приняла приглашение. Она не собиралась снова входить в лабиринт романтики с его безнадежными тупиками. Последний раз, когда она отважилась туда заглянуть, ее подталкивала соседка, которая была не в силах наблюдать, как Валери Дженнингс сама косит газон, так как с детства привыкла считать, что это мужская работа. Соседка дождалась, когда Валери Дженнингс дойдет до участка рядом с ее забором, и высунула голову. Для начала она похвалила Валери Дженнингс за поперечные полоски на газоне, за которые постоянно пилила мужа. А потом с ошеломляющей непоследовательностью добавила, что у нее имеется сослуживец, холостяк, который тоже любит читать. И хотя Валери Дженнингс уверяла, что холостяки не менее опасны, чем женатые поклонники, соседка настаивала, пока та с большой неохотой не согласилась с ним встретиться.
Всю неделю она убеждала себя, что этот мужчина точно ей не подойдет. Но когда она все же приготовилась к вечеру в его обществе, внутри ее вдруг затеплилась надежда, и, когда она закрыла за собой входную дверь, приступ одинокой тоски перерос в страстное желание. Она села в углу зала, заказав двойную порцию водки с апельсиновым соком, и принялась рассматривать узор на новом платье, поднимая голову каждый раз, когда кто-нибудь входил. Наконец один мужчина открыл дверь и оглядел столики. Они достаточно долго смотрели в глаза друг другу, чтобы она поняла: это и есть он. Она выжала из себя робкую улыбку, но он развернулся на каблуках и вышел так же решительно, как и вошел. Далеко не сразу Валери Дженнингс смогла подняться. Она одернула платье на импозантных бедрах и вышла, оставляя за спиной затухающие уголья своих надежд.
Когда дверца на часах распахнулась и крошечная деревянная птичка выскочила, издав один-единственный безумный вопль, Геба Джонс пожелала коллеге удачи.
— У меня есть помада, возьми, если хочешь, — предложила она.
— Спасибо, не стоит. Не собираюсь его поощрять, — ответила Валери Дженнингс.
Она надела синее пальто, скрыв юбку, в которой была накануне, и с неохотой встала. Артур Кэтнип уже ждал у настоящего викторианского прилавка, ощупывая свою диковатую новую прическу. Насилие над его головой свершилось утром, во время перерыва на чай. Как только парикмахер узнал, что его клиент идет обедать с женщиной, он настоял на более импозантной стрижке. Когда Артур Кэтнип поднял глаза, когда мастер наконец отложил ножницы, то увидел в зеркале вместо тех перемен, на какие надеялся, форменного болвана. Даже отказ парикмахера от платы не смог его утешить. Он вернулся в комнату для персонала, совсем упав духом, в надежде, что Валери Дженнингс не обратит внимания на этот кошмар.
Они вместе устремились на холод, обсуждая утренний снег, который успел растаять. Проходя мимо гостиницы «Сплендид», Валери Дженнингс с сожалением поглядела на чудесные колонны и лакеев в ливреях, стоявших на крыльце, не зная, куда поведет ее билетный контролер.
Довольно быстро они оказались перед входом в Риджентс-парк, и Валери Дженнингс пожалела, что не осталась в теплой знакомой конторе. Когда они проходили мимо фонтана, Артур Кэтнип указал куда-то вдаль и сообщил, что они почти пришли. Валери Дженнингс внимательно поглядела сквозь мутные очки и увидела заведение, в котором безошибочно узнавалась чайная.
— Кажется, дождь собирается, — заметила она.
Они миновали нескольких мужчин, которые тыкали в кусты палками, и Артур Кэтнип удивился вслух, чего они там ищут. Однако Валери Дженнингс и бровью не повела, потому что думала в этот момент о том, какое утешение она обретет на потрепанных страницах мисс Э. Клаттербак, когда вечером уютно устроится в своем кресле с подставкой для ног.
Когда они подошли к чайной, она с облегчением указала на табличку «Закрыто» на двери. Однако Артур Кэтнип уверенно распахнул дверь и пригласил ее войти. Вместо рядов выщербленных столиков и стульев, занятых хозяевами собак и любителями пернатых, она увидела в самом центре кафе стол на двоих, накрытый белоснежной льняной скатертью. Посередине стояла в серебряной вазе одинокая желтая роза. За стойкой ждал шеф-повар в белом колпаке, юные официантки были одеты в черную униформу.
— Не волнуйтесь, я попросил французского шеф-повара, — сказал Артур Кэтнип, когда официантка подошла, чтобы забрать у Валери Дженнингс пальто.
Когда подали луковый суп, Валери Дженнингс вспомнила французского продавца лука из своего детства, который стоял на углу с велосипедом, нагруженным товаром. Понизив голос, Артур Кэтнип признался, что его дядя однажды угнал такой велосипед, после чего лук в их доме больше не водился.
Когда подали poulet а la moutarde [10], билетный контролер снова наполнил ее бокал и вспомнил, как на Гаити, когда служил во флоте, он видел представление с таинственными курами вуду. Валери Дженнингс сделала очередной глоток вина и неожиданно рассказала ему о молодом петушке, который жил у ее бабушки и влюбился в кухонную метелку — он старался наскочить на нее каждый раз, когда старушка мела в кухне пол.
Когда они ели tarte Tatin [11], она заговорила о том, что подумывает этим летом сделать сидр из своих яблок, поскольку для выпечки они совершенно не годятся. Билетный контролер, покрытый татуировками, горячо поддержал эту идею и признался, что однажды так набрался сидра, что выпал за борт и почти неделю провел на необитаемом острове, прежде чем его заметили с корабля и спасли.
