Владимир Колыхалов - Кудринская хроника
И сложилось все лучше некуда. На освоение кудринских месторождений стали привлекать людей опытных, знающих специалистов. Инженер Ватрушин, уже неплохо знакомый тогда Хрисанфу Мефодьевичу, подал благую мысль: Михаил Савушкин — дизелист, а дизелисты нужны управлению разведочного бурения. Не откладывая, отец написал сыну, и тот с радостью распределился в названную организацию, попал на пятнадцатую буровую, ведущую бурение как раз на палеозойских отложениях. И вот, полгода спустя, зимою, побуждаемый исключительно любопытством узнать, как «это сверлят землю», Хрисанф Мефодьевич, вместе с Ватрушиным, залетел к сыну на буровую.
До той поры Савушкин видел ажурные вышки только издалека. А тут она, милая, рядом — скрежещет, грохочет, лязгает. Мороз стоял — лед кругом, пар, туман. Впору бы бросить все, сидеть по теплушкам, но нет — работа не прерывается, буровую не останавливают. Почему?
Виктор Владимирович Ватрушин объяснил ему, что бурение скважины можно сравнить с выплавкой металла: и там и там начатое надо доводить до конца без промедления. Затопил домну — держи огонь, пока не выплавишь и не разольешь металл. Начал бурение глубокой скважины — бури, не останавливай, если не хочешь, чтобы ствол осложнился. А осложнения от остановки могут появиться самые разные. То выпучит глину, то случится обвал. А еще, что хуже всего, снаряд, глядишь, прихватит. Остановишь бурение и сведешь все на нет. Поэтому и гоняют буровики глинистый раствор день и ночь, заставляют его циркулировать. В глубине земных недр, известно, тепло и горячие струи раствора приходят на помощь холодным. В любой мороз буровая должна дышать, жить.
— А какая она там, нефть-то, на глубине? — интересовался Хрисанф Мефодьевич и был весь согрет любопытством.
— Какая? — ненадолго задумался Виктор Владимирович. — Там она — как шампанское!
— Поди-ка чудачишь меня, мужика! — с недоверием отнесся к такому сравнению Савушкин.
— Лучшего образа я и не подберу, — настаивал инженер Ватрушин. — Нефть под землей именно вспененная от пузырьков растворенного газа.
Недавно отмечали Новый год, и сравнение глубинной нефти с бодрящим игристым напитком развеселило всех, кто слышал этот разговор охотника-промысловика с инженером.
Мороз ковал, и к полудню не потеплело. Как панцирные, стояли сугробы, торосы. По земле гулял ветер, мел крупу. Хрисанф Мефодьевич, не в пример другим, не опускал у шапки ушей, не поднимал воротник полушубка. Не красовался — просто не было такой надобности.
— Первые в эту зиму морозы, — сказал буровой мастер Калинченко, известный в стране нефтяник, имеющий уже не один орден. — А до этого погода стояла на удивление мягкая. По буровому станку сужу; пока без надсады работает.
— Плюнь через левое! — посмеялся Ватрушин.
— Ты знаешь, Виктор Владимирович, — продолжал Калинченко, — что эти станки на крымские условия работы рассчитаны, а не на наши — нарымские. Станок сносно ведет себя до минус сорок. Но как поднажмет мороз посильнее, так начинают свечи ломаться при резких ударах об элеватор, хоть и сталь легированная, высших сортов сталь.
— Да успел я тут уже кое-что разуметь, — сказал Ватрушин. — На Волге природа мягче. А здесь такой, бывает, закрутит мороз, что смазочное масло ножом можно резать. — Говоря, Виктор Владимирович вскидывал подбородок: была у него эта отличительная привычка.
— Без подогрева в сильную стужу — хана, — добавил Калинченко.
Хрисанф Мефодьевич, уже повстречавшийся с сыном Мишей и вдосталь наговорившийся с ним, не отвлекал его больше от дела и ходил по пятам за инженером Ватрушиным, слушал, смотрел, изредка что-нибудь спрашивал, а больше — молчал. Обратит на него внимание Виктор Владимирович, пояснит какой интересный вопрос — и спасибо. Умел Савушкин быть незаметным: профессия следопыта давно его этому научила. И сын Михаил у него, слава богу, скромностью не обделен. Постоял давеча с отцом, побеседовал, поулыбался и вернулся к своим дизелям, оставив дальнейшие разговоры до того часа, когда его напарник сменит.
Хрисанф Мефодьевич стоял сейчас посторонясь и не мешал вести деловой разговор инженеру Ватрушину с буровым мастером Калинченко. Буровой мастер как-то сразу и без сомнений пришелся по душе Савушкину. И не потому, что похвалил сына Михаила за старательность и хорошее знание дизельных двигателей. Просто Калинченко был, что называется, броский мужик. Вон у него какие большие серые глаза, черные, красивого изгиба, взлетающие брови, высокий лоб, и вообще лицо — живое, подвижное. Хрисанф Мефодьевич не любил окаменелые, истуканские лица: они вызывали у него жалость и озорное желание пощекотать человека с таким лицом, рассмешить его. Калинченко был веселый, в разговоре словоохотливый и не шумливый. И улыбка добрая: к ней так и тянешься сердцем. Вот он посмотрел долгим, ласкающим взглядом на Хрисанфа Мефодьевича, спросил:
— А как вам, товарищ охотник, в вашей тайге живется-можется?
— Неторопливо, но споро живется, — ответил Савушкин.
— Основательно, значит? — не сводил с него теплого взгляда Калинченко.
— А без основы — куда? — подмигнул Хрисанф Мефодьевич. — Ветром сдует!
Ответ понравился, и все трое весело посмеялись. И опять охотник отошел в сторону, и опять не мешал разговору нефтяников, слушал, как они и о чем толкуют.
— Следим за тобой и на опыте твоем других учим, — сказал Ватрушин, обращаясь к Калинченко. — Скорости проходки не сбавляешь, и она у тебя по объединению самая высокая.
— Всяко бывает, — скромно заметил Калинченко. — Мы сметкой живы. Подводим пар, обогреваем ротор. Осушку воздуха делаем по нами же придуманному образцу. Стараемся…
— Все это можно было бы давно уж облегчить, — сказал Ватрушин с досадой, как говорят о каком-нибудь неприятном и надоевшем вопросе. — Как ни тяжел камень, а с места сдвигать его надо, чтобы прохода не загораживал. А его обходят, приноравливаются. Государство отпускает огромные средства на исследования по нашей отрасли, а ученые все еще медлят помощь нам оказать. Для здешних сибирских условий разве такие нужны буровые станки? Но даже на таких вы умудряетесь ставить рекорды! А дай вам добрую, подходящую к здешним условиям технику?
— Не помешало бы, — улыбнулся Калинченко. — Может, скоро и доживем — придут новые буровые станки.
— Кстати, как у вас вчера прошла опрессовка? — спросил главный инженер.
— Нормально. Давали сто двадцать атмосфер давления на колонну, а утечки было всего пять единиц.
— Ну, это даже более чем нормально, — заметил Ватрушин.
— Переволновался опять я, Виктор Владимирович, — признался Калинченко. — Сколько уж лет опрессовываю, а привыкнуть к этому испытанию никак не могу. Чуть что не так — и беготня, и возня. Не за себя — за других страшновато бывает. Ведь может рвануть и повлечь жертвы.
— Избавь нас от них всевышний! — Ватрушин по привычке вскинул подбородок. — На здоровье не жалуетесь? Эпидемия гриппа до вас еще не дошла?
Умные глаза Калинченко зажглись юморком.
— От гриппа мы перец нюхаем, — ответил буровой мастер с легким смешком. — Исключительно помогает!
— Шуточки! — Ватрушин переглянулся с Савушкиным.
— А я не помню, когда и чихал, — вник в разговор Хрисанф Мефодьевич.
— Закалка охотничья, — сказал Ватрушин.
— Когда нам лосятину дадите на буровую? — спросил Савушкина Калинченко. — Строганины поесть охота!
— И вы сырое мороженное мясо едите? — спросил охотник.
— Привыкли давно. И едим с удовольствием, — ответил Калинченко.
— У меня в зимовье лосятина есть. Присылайте вездеход — отгрузим по сдаточному акту.
— Идемте в балок, — пригласил буровой мастер.
В балке у Калинченко было тепло, а с мороза — даже и жарко. Из транзистора услаждающе лилась музыка. На раскаленной докрасна плите побурливал чайник, приставленный с краю. Калинченко налил по кружке крепчайшего, выставил в мисках сахар и сушки, водрузил на стол большую сковороду с мясными котлетами и этим очень потрафил Хрисанфу Мефодьевичу.
Калинченко Савушкина расспрашивал о промысловых делах, позавидовал ему, а потом буровой мастер и главный инженер опять перешли к нефти, к тем сложностям, с какими приходится сталкиваться нефтяникам постоянно. Добыча должна возрастать, а сроки сжаты, вот и приходится каждому на своем посту туго. Ватрушин посетовал, что управление разведочного бурения пока без начальника (тогда Саблин лежал в больнице с воспалением легких), без дирижера то есть, и лично ему, главному инженеру, со всех сторон достается сполна. Начинать ему тут пришлось с колышка, но постепенно, конечно, все отлаживается, и уже скоро можно будет ожидать продуктивные скважины, приращивать запасы нефти к тому, что имеется.
— Как с дисциплиной в бригаде? — поинтересовался Виктор Владимирович.
