Елена Сазанович - «Я слушаю, Лина…»
Я размахнулась. И со всей силы ударила его по лицу. И на этот раз он не сопротивлялся. Он как-то сгорбился. Посерел. Погрустел. И, шаркая ногами, пошел к выходу. Возле дверей он приостановился. И оглянулся.
– У тебя сильный удар, Лина, – эти слова были единственными, сказанными мне на прощанье. И он плотно прикрыл за собой дверь.
Бежать за ним было бессмысленно. Я это знала. Я знала. Что он уже не вернется. К тому же – устраивать скандал на улице не входило в мои привычки.
Я металась по комнате растрепанной кошкой. Отчаянно грызла косточки пальцев. Меня охватил дикий неудержимый озноб. Я не знала, что делать. Я не знала, что предпринять. Я знала одно. Я его безвозвратно теряю. И я уже видела, что он садится в поезд и уезжает туда, где будет свободен и счастлив. И конечно же, не со мной. А с какой-нибудь девочкой с золистыми волосами, которым завидует само слонце. И я уже видела, как он прикасается губами к ее лицу. Как нежно гладит ее руки. Бросает к ее ногам букетик полевых синих цветов. Нет! Только не это! Нет! Только не это! Уж лучше решетка. В конце-концов, у меня будет возможность видеть его каждый день. В конце-концов я найду способы вытащить его оттуда. В конце-концов у меня появится шанс вернуть. Нет, возродить. Нет, начать нашу любовь.
И моя дрожащая рука стала быстро, нервно крутить диск телефона.
– Даник! Алло! Ты меня слышишь, Даник! Даник, я была не права. Но я исправляю ошибку! Ты еще можешь успеть! Пятый вагон. Он там, Даник! Потом. Потом все объясню. Нет времени, Даник. Поторопись. Пожалуйста, Даник, поторопись.
И я бросила трубку. И, уткнув голову в колени, бесконечно долго сидела, не шелохнувшись. И не думая уже ни о чем. Неожиданно для себя я успокоилась. Мой тихий уютный дом вновь стал моим. И что происходило вне его стен – меня уже не волновало. Я вновь заслужила покой. И наконец приблизилась к шкафу. И вытащила из него свой дорогой костюм. И аккуратно, через марлю, стала его гладить…
Я шла по длинному полутемному коридору в свом дорогом английском костюме, плотно облегающем мою стройную фигуру. Мои волосы были аккуратно уложены в высокую пышную прическу. И моя голова была гордо приподнята вверх. И в моих глазах прочитывались присущие мне уверенность и непоколебимость.
Со мной почтительно здоровались. Пожимали руку.
– Вы прекрасно сегодня выглядите, Лина.
– Давно мы вас не видели в таком приподнятом настроении.
– Мы слышали вы удачно завершили дело, Лина.
– Впрочем, в вашем высоком профессионализме и принципиальности никто и не сомневался.
Внезапно на моем пути очутился Даник. Он со всей силы хлопнул меня по плечу.
– Здорово, старик! В костюмчике тебе – класс! Молодец, что сняла джинсы. К тому же они давным-давно вышли из моды.
Он молол всякую чушь, едва поспевая за мной. И суетливо прыгая возле меня. И глаза его возбужденно блестели.
– А ты умница, Лина. Я, честно говоря, тебе до конца не верил. Извини, старуха. Ну, как ты его ловко вычислила. И от меня скрыла! Слава целиком достается тебе. Я пожимаю твою мужественную руку, – и он схватил меня за руку и крепко ее затряс.
– Славу разделим вместе, Данилов, – я вяло пожала ему руку в ответ. Но сегодня он меня уже не раздражал. Я вновь увидел в Данике хорошего парня и верного товарища.
Филипп возник так же неожиданно, как и Даник. И встал на моем пути. Заметив Даника, он недовольно поморщился. И тут же. Демонстративно повернувшись к нему спиной, обратился ко мне.
– Это твое лучшее дело, Лина. Я так тебе благодарен. Честно говоря, я до конца не верил тебе. Ты извини. Мне казалось, что ты назло мне хочешь оставить это расследование незавершенным. Но я рад. Ты как всегда выше мелочных обид. Я признаю свою ошибку. И уже готовлю приказ о твоем повышении. Ты это честно заслужила. Но как ты могла напасть на его след, умница! И где он мог только скрываться!
Мне вдруг захотелось схватиться за голову. Затопать ногами. И заорать на весь мир, что это я скрывала его. Это я уберегала его от предстоящего зла. От предстоящей несправедливости. И предстоящей неизбежности. Я скрывала его, потому что люблю. Я предала его. Потому что люблю.
Но я по-прежнему стояла на том же месте и по-прежнему молчала. Ты ошибся, Малыш. Ты ошибся, когда говорил, что я самая бесстрашная женщина в мире. Это неправда. Напротив. В моей голове уже зрели новые выдумки, версии, планы. Как выйти из этой истории чистой. За решетку я не хотела. И я почему-то была уверена. Что Малыш будет молчать.
Филипп не выдержал. И крепко обнял меня. Даник тактично отвернулся, насвистывая под нос какую-то чушь.
– Я только не мог понять одного, – задумчиво сказал Филипп. – Почему он решил сам явиться с повинной? Ведь билет и ложный паспорт были у него в кармане. А он даже не отправился на вокзал. Что ему помешало? Ты случайно не знаешь, Лина? Впрочем… Впрочем, вопросы потом…
Мои ноги отяжелели. Мое лицо вмиг осунулось. И я уже чувствовала тяжесть кругов под глазами на моем бледном. Осунувшемся лице. Казалось. Я вот-вот рухну на пол. Он сам… Малыш сам явился с повинной. Он не хотел. Чтобы я поняла. Он знал, что я могу помешать, отговорить, переубедить. Малыш не бросил меня. Малыш сделал последнюю попытку спасти меня. Он сам явился с повинной…
– Что ты сказала, Лина? – Филипп взял меня под руку.
– Я? Нет, ничего, – пробормотала я.
Мы подошли к кабинету.
– Он там, – кивнул Даник. – Тебе помочь?
Я бессмысленно покачала головой.
– Как знаешь. Твое дело. Но этот парень правильно сделал. Может он и не станет композитором. Но спасти самого себя у него есть шанс.
Даник широко распахнул передо мной дверь.
Я вошла в кабинет. Малыш сидел, понурив голову. Совсем по-детски съежившись. Он напоминал напроказившего ребенка. А на его крепкой шее. Поверх свитера. Не кстати. Смешно болталась «бабочка». Что бы принять условия моей. Совершенно чуждой и незнакомой ему жизни. Которую он когда-то сделал ради меня. Чтобы меня покорить.
Наконец он медленно поднял голову. И столкнулся с моим взглядом. И вздрогнул.
– Следователь Леонкова будет вести ваше дело, – сухо сказал Филипп. И его кулаки непроизвольно сжались. – Вы добровольно явились с повинной, хотя спустя много времени. Следователь Леонкова сумела вас вычислить. Она успела предупредить…
– Не надо, Филипп? – не выдержав, выкрикнула я.
Глаза Малыша беспомощно забегали по моему дорогому костюму.
– Успела предупредить, Лиманов. Что вы сегодня должны уехать. Вы запланировали ваш побег. Сумели даже достать паспорт. И это усугубляет вашу вину. В этом деле много неясностей, но я могу спокойно и с чистой совестью отдать ваше дело в руки следователя Леонковой. Она опытный работник, и я вам не советую ей лгать. Опыт и порядочность ее еще никогда никого не подвели.
Малыш усмехнулся и прошептал потрескавшимися до крови губами:
– А я и не сомневаюсь.
Комок подкатил к моему горлу. Я крепко стиснула зубы. Чтобы не расплакаться.
– Я хочу остаться с ним наедине, – хриплым голосом выдавила я, плохо соображая.
… Мы сидели напротив друг друга. И смотрели друг другу в глаза. Наконец я не выдержала. Встала. Вплотную приблизилась к нему и опустилась возле него на корточки.
– Я только хотела быть рядом с тобой, Малыш. Поверь. Я тебя не предавала. Я всего лишь хотела быть рядом с тобой… Я не хотела этого, Малыш… Я не хотела…
Он молчал. Он смотрел мимо меня. Его лицо дышало холодом.
– Я вас слушаю, следователь Леонкова, – глухо выдавил он.
Я вздрогнула. Услышав свою фамилию из его уст. И уткнула голову в его колени. И беззвучно заплакала. Он со всей силы сжал кулки, глубоко вдохнул. И не выдержал. И крепко-крепко обнял меня. И поцеловал мое зареванное лицо.
– Я слушаю тебя, Лина, – прошептал он. И на его губах уже не выступали капельки крови.
Я подняла лицо. Мокрое от слез. И увидела, вновь увидела. Отчетливо. Почти физически ощутила печать неизбежного конца на постаревшем лице моего Малыша.
– Нет! – выкрикнула я. – Нет! Нет! Нет!
Сквозь слезы шептала я.
– Мы еще поборемся, мой Малыш. Мы еще поборемся…
Вечером, в пустой комнате. Еще сохранившей теплоту моего возлюбленного. Я читала записку. Написанную детским неровным подчерком.
«Лина, моя милая, моя дорогая Лина. Я не оставляю тебя. И не предаю. Я всегда буду помнить тебя. И всегда любить. Но я должен туда явиться, Лина. Обязательно должен. Я узнал другую жизнь. И в этом мне помогла ты. И чтобы я имел полное право жить в этой жизни, заслужить ее и тебя, я должен явиться туда. Наказание – это не самое страшное. Куда страшнее жить безнаказанным, жить с вечным чувством вины. Мы бы не выдержали такую свободу, Лина. И наша любовь неизбежно бы разрушилась. Теперь она всегда будет с нами. И уже есть надежда на будущее для нашей любви. Я люблю тебя, я целую тебя. У тебя самые красивые волосы, Лина. И солнце может завидовать только им. И джинсы твои – класс. Только не вешай нос, моя девочка. Ты же самая бесстрашная в мире. У нас так было мало времени. И я не смог тебе подарить синие цветы. Но за это время я все-таки сумел сочинить для тебя музыку. Это не совершенство. Но разве нам нужно это совершенство. Нам ведь достаточно малого… Спасибо тебе за любовь, спасибо тебе за веру в меня. Ведь ты в меня веришь. Правда, Лина?»
