Людмила Петрушевская - Такая девочка (рассказы, пьесы)
Б.
Вот так, не ходит — не ходит, потом всего накупит. Куда столько, куда? А она улетала в Прибалтику, там она купила. Чувствует мое сердце, что она скоро мне внучонка заимеет из Прибалтики. Там ее не знали, там ее не боялись. А нам не все равно кого, нам не все равно откуда. Бабушка, не мучай мое сердце, не ходи ко мне часто. Где часто, деточка, я же прикована к больнице. Скоро к тебе мамочка навернется, чувствует мое сердце, скоро она успокоится и придет к тебе, всю травку выполет, цветочки польет. Бабушка, мне и так неплохо под травкой.
А.
С ума сошла, что ли. С ума сошла. Бабка наша рехнулась совсем.
Б.
Вот сколько всего нанесла, радость хочет мне доставить и доставила. Мама, говорит, тут мне премию выдали. Тут тебе чулочки теплые венгерские. Тут тебе чистый лифчик. Это яблочки. Это варенье.
А.
Ваня мальчик, я его в такие вещи не ввожу: лифчик. Он стесняется. Он учится на отлично.
закрывает, лицо руками
Б.
А к тебе придут, придут еще, не беспокойся, мамка. Ты у сына одна, он к тебе прибежит, в магазинах суета, ведь суббота.
А.
А он еще только из школы пришел. Я и не беспокоюсь. Ты ведь не знаешь, а он ко мне все время бегает. Ты ведь не знаешь, я ведь тебя первый раз в глаза вижу. Меня привезли в твою палату, и я села, и все. Ваня еще не знает, где я. Это выздоравливающая палата. Я и Ване ничего не говорю про болезнь, пусть не знает этого.
Б.
Прям! Выздоравливающая. Кто до тебя здесь был, за тем все утро сегодня мыли.
А.
Ты откуда знаешь?
Б.
Я тут живу.
А.
Давно?
Б.
Да уж месяц.
А.
Ну и выздоравливающая.
Б.
Прям! Это заканчивающая палата.
А.
Заканчивающая лечение палата. Мне вчера перестали давать таблетки, назначили уколы.
Б.
Ну.
А.
Нина Ивановна сказала выздоравливающая.
Б.
Та до тебя тоже все выздоравливала. До сего утра. Теперь увезли с полотенцем на глазах.
А.
Мне дали срок десять лет.
Б.
Десять лет? Десять литров.
А.
Пьяница, что ли? Литры мерещатся.
Б.
Десять литров из тебя спустили жидкости.
А.
Вчера, что ли?
Б.
Значит, вчера.
А.
А как же Ваня?
Б.
Он придет сегодня?
А.
Он-то да. Он да.
Б.
Придет, все ему скажи. Все распорядись. Все. Напиши, вызови тетку. Бабку. Мужа, какой есть. Всех зови.
А.
А сколько дней?
Б.
Да пиши сразу сейчас. Я ведь тоже ждала на днях, а все еще тут.
А.
Нет, выздоравливающая. Нина Ивановна сказала.
Б.
Это бокс!
А.
Что?
Б.
Ну, это бокс. Изолированный бокс для нас. Чтобы их не пугать. Мы в хорошей больнице. Не пугать же людей.
А.
А как же Ваня?
Б.
А как Маруся? Ты что, мать не хоронила?
А.
Нет.
Б.
Тогда ее и зови. Твое счастье.
А.
А я вообще без отца и без матери. Отец бросил их, а мать уехала вообще. Погибла, что ли.
Б.
Ну вот, а они переживут нас. Вместе с нами не умрут. Пиши, пиши кому попало. Они остаются жить. Ну ты дура. Ну ты подумай, ты бы пережила Ваню. Похоронила бы Ваню. Ну? Что лучше? Маруся похоронила Ирочку, теперь меня. Ну-у, я ей не завидую. Нет. Как у нас в доме в одной комнатке умирали мать и сын, оба Сатановские, в однокомнатной квартире. Так спасибо, она умерла днем раньше, как и полагалось матери раньше ребенка. Ему двадцать семь, ей пятьдесят, вот так.
А.
Зачем это мне, у меня своя жизнь, у них своя.
Б.
Нет. Я тебя слушала, теперь терпение лопнуло. Он у тебя самостоятельный, хвала Господу. Напиши на предприятие свое, пусть его берут учеником. Какие люди из учеников выходят! Ты что! А мы как росли? Чего ты опасаешься?
А.
Пусть образование получит, я так мечтаю.
Б.
Опять еще! Родные есть?
А.
Есть сестра в деревне.
Б.
Выпиши сестру.
А.
Выпишешь. У нее дом, хата, корова. У нее дети. Выпишешь ее.
Б.
Пусть тогда его заберут.
А.
А комната наша пропадет?
Б.
Ну ты переборчивая. Все не по тебе. Комната в крайнем случае не пропадет. Здесь есть юрист, вызови к постели юриста.
стук
А.
Кого, меня? Иду! Иду. Слава богу, слава богу. Он, он пришел. Он-то жив, а ты говорила, бабка. Жив.
уходит | Б. закрывает лицо руками
Б.
Не надо, бабушка, не надо, миленькая. Не буду, детка. Мамочка у нас есть. Мамочка нам родит… братика… а хоть бы и сестренку…
Стакан воды
действующие лица: А., М.
М.
Волк, волк, волк, настоящий волк! Вот вы еще увидите, еще посмотрите и увидите сразу, какой он волк. Я его так зову всегда, и вы теперь так зовите. Многие считают, что я за него держусь, после того как меня бросил мой первый муж, после того как у меня умерли близнецы. Многие считают, что я за него держусь любой ценой. Что он меня пожалел тогда и подобрал, когда я вышла из родильного дома Грауэрмана с пустыми руками и двумя гробами. Это я говорю так, вообще мне ничего не отдали, сожгли их в котельной, истопница сожгла. Видали, что творится? Шуры-муры. Я прихожу потом в канцелярию, а истопница пришла пьяная ругаться, что ей не доплачивают за недоносков. Устроила в канцелярии настоящую драку, что ей за такую переработку недоплата. А я как раз пришла за справкой о смерти. Ну надо же! Представляете мое состояние? Я бы дала ей деньгами, отрезами, дала бы даже тридцатку, большие такие деньги были, громадные простыни. Она бы за эти гроши отдала бы мне все, я бы их схоронила. Какая хитрая женщина! Сейчас им было бы по сорок лет, смешно сказать. Сколько воды утекло. Может быть оно и к лучшему. Сейчас бы им было по сорок лет, но я даже не знаю, кто они, мальчик и мальчик вроде. Мне так кажется. Один раз снилось во сне, еще до родов, почему-то он один, я его держу на руках, прижимаю и не могу понять, мальчик или девочка. Он в штанишках, понять нельзя. Если понять нельзя, думаю во сне, наверное, девочка. Но снится всегда наоборот. Мне снится все наоборот, что мой Волк меня любит. Какая хитрая женщина! Но ничего, я давно уже с этим порядком примирилась, поставила на своей жизни большой деревянный крест. Волк есть волк. Знаете, чем отличаются волки, что они тут же, просто на месте, разъедают своего же волка, если он раненый. Или больной, или старый, как в моем случае. Но это волк, он санитар леса и полей, его даже берегут. Вот сейчас он придет и вы его наконец увидите, немного только подождите и ни в коем случае не уходите, я вас только прошу, потому что если он узнает, что к нему приходила такая молодая девушка и ушла, он будет в полном сознании, что это я спровадила и наговорила черт-те чего. Вы ведь хитренькая женщина?
А.
Ничего, время есть.
М.
Спасибо. Прошлый раз у него было увлечение санитаркой из его же больницы. Вы знаете, ведь теперь в больницах санитарками направляют чаще всего воров, которые проворовались, они там отбывают срок. На носилках носят, утки носят, покойников разносят. Таскают отбросы. Вот он такую санитарочку привадил. У нас хозяйство идет врозь, он себе сам свое хозяйство стирает и покупает, я же работаю, в моих условиях не работать равняется голодной смерти. Вы меня поняли? Так вот. Он сам себе подстирывает в раковине, питаться в диетическую столовую ездит на Маяковку и вот решил улучшить жизнь и сказал, что теперь тут будет приходящая его жена, то же самое и прачка и кухарка, а то он не в силах больше выносить меня. Понимаете? Понимаете?
А. кивает
Я эту санитарочку, конечно, выставила как только она на порог появилась, еще слова пикнуть не успела, а уже стояла опять за дверью. Не понимаю, что он в ней нашел, моложе меня только лет на пять, не как вы, правда, она хорошо сохранилась на тюремных хлебах. Причесалась, надушилась, рожу наквасила, думала, идет и придет. А Волк сам не пришел, прислал ее на разведку, думал, она справится. Вот как вас он прислал. Но я ведь очень быстро справляюсь. Я еще не одряхлела и абсолютно не изношена физически. Только закалена. Посмотрите, нет морщин. Это не от хорошей жизни. Я имею в виду, что я все вынесу, после того что со мной было в двадцать лет в этой канцелярии. Когда истопница орала, что не будет сжигать, не нанималась их подарки принимать, пусть их забирают, они у нее в сарае в кирпичах лежат три штуки, под стропилами, еще подкинут, еще будут лежать, пусть дают еще ставку. Я тут же на нее кинулась, меня стали держать, она драться, меня держат, ну хоть посмотреть, кто у нее в сарае, можно ведь, хоть посмотреть, а они меня в больницу отправили в буйную. Вы представляете? Полотенчиками связали, пеленками. Конечно, кто я после этого на всю жизнь, псих со справкой, как говорится, мне все сходит с рук, хотя что я такого в жизни сделала? Почти что ничего. На работе я ничего не боюсь никому ничего сказать. Я говорю, все молчат, в том числе мой начальник, а я его заместитель, он пользуется, что я такая страшная, а он пусть будет добрый. На пенсию, во всяком случае, меня не отпускают, а я рвусь. А он говорит нет, кого угодно уволим, лучше не вас. Я не встречал такой работы, как у вас. Но очень на меня всех собак спускает, чуть что: на пенсию, на пенсию, на отдых. А так мне все время на субботу-воскресенье предоставляют путевку в пансионат. Так что в субботу-воскресенье Волк свободен, учтите. Или он едет вместо меня туда же, отдыхает там на полную катушку, мои сослуживцы его любят уже, он пьет с ними. Так что звоните сюда, я вам буду говорить, где Волк. Или же буду просто трубку бросать, когда он меня доводит, я трубку бросаю или говорю: девушка, ошиблись номером. Такие не живут здесь. А у него своя жизнь, он ходит где хочет, с кем хочет, это ему позволено, мало какая женщина такое бы терпела у себя под носом, когда приезжаешь, а в ванне чужая грязь, шпильки, волосы. Таскаю-таскаю эту вонищу, пока можно лечь отдохнуть как следует. Редко кто может это вынести, никогда. А я вымою, вычищу, лягу в постель, все блестит на мне и подо мной, уборка вся на мне всегда, тут я не терплю когда вмешиваются, я люблю чистоту и сама чистая, в юности меня звали «Синеглазка». Два мужа на мне женились. Во время войны в эвакуации кто как перебивался, а я одна с двумя детьми, а у меня марлевые занавески накрахмалены, сама крахмал делала, картошки натрешь и сделаешь, одна с двумя детьми, представляете? Но у меня паек, Волк прислал свой аттестат, он до подполковника дошел, а дети у меня сорокового года близнецы, крошки, понос, рвота, ехали туда в теплушках, я налаживала медобслуживание и детские учреждения, а дети оставались одни с нянькой, представляете? Вот так всегда они меня преследуют, их нет уже давно в живых, умерли оба в больнице, пришлось отдать, у них диспепсия, я в разъездах, мне придали телегу с возницей, тетя Маша, что ли. Как-то Машка меня привозит домой, а дом, вдруг смотрю, пустой, никого нет, тетки-няньки нет, я кричу: в детскую больницу, а оттуда мне навстречу несут трупы, синих несут, как цыплят. Ну, я им устроила, все пошли под суд и выше, в детской больнице было воровство повально, у детей у всех диспепсия, они не сосут, не едят, те обрадовались и все домой поволокли, все продукты. Дальше. Я искать своих, меня спрашивают — мальчик, девочка, фамилия, а я все забыла, ничего не могу сказать в ответ, только реву как бык. Очнулась уже в палате, нас десять человек, пролежала все, весь суд, весь процесс над вредителями врачами и техничками. Одна санитарочка мне потом сказала, как можно спасти от диспепсии: по капле чистых сливок вливать ребенку сквозь зубы, если есть зубы. Некоторые так и умирают, нет зубов. Что вы на меня так смотрите, я сумасшедшая? У меня ведь были дети, детка, были, я рожала даже. Но у меня была неразвивающаяся беременность, остановился вес и все, живот начал спадать. Я туда, я сюда, кладут меня в больницу, все у вас, плоды не шевелятся, действительно близнецы, подтвердилось, рентген сделали. А мне-то что? Теперь вам ждать родов, выйдут мумии, они у вас там мумифицируются, прямо у вас в животе. А мне что? Теперь только ждать и ждать. Слушают меня, слушают, нет сердцебиения, а я вся ссыхаюсь день ото дня. Я мужу жалуюсь, а этого нельзя, «мужу псу не показывай себя всю», это мне пословицу бабы потом привели, я не знала, жаловалась, жаловалась. Все ему рассказала, и на том конец, больше я его не видела, потом он меня больше не навещал, а в войну пропал без вести. А тогда разводы были легко, раз и развелся со своей стороны. Ну вот. Неделю он не ходит, две не ходит, я лежу, другим цветы, подношения, мне ничего, продукты мать покойная носила, а я не ем, лежу и слушаю, может, забьется хоть одно сердце? Казалось все время, надеялась до самого конца. Не хотела верить, что у меня две мумии. Мне рожать, начались схватки, вокруг меня никого, ни одного, я лежу, жду, не кричу, жду, что они закричат. А одна акушерка мне сказала: чего тут, давай рожай скорее, у тебя щепки, и все. Все бросили меня, собрались вокруг живых. Акушерка говорит: ну что, лежи одна пока, ушла, а я как закричу, как заору! Ничего сама не поняла, что такое, акушерка прибежала, говорит, с тобой все пока, глаза откроешь? Я не открыла. Ну, они прибрали, все забрали, а я пролежала двое суток и пошла домой. К матери пошла, как незамужняя. Я даже не посмотрела на них, за что себя виню, была возможность, а я не посмотрела. На что там было смотреть. Ну сами посудите. Детки еще совсем маленькие. Ничего, все бывает, зато теперь некому будет на старости лет стакан воды мне в морду швырнуть, как говорит мой Волк. А я первая уйду, отмучаюсь. Он еще поживет. Я его не переживу. А он как дурачок женится сразу. Он говорит: сыновья бы твои пьяницы были, дочери бы уже старухи, друг с другом бы ругались, не все равно, теперь мы с тобой ругаемся. Конечно, мы друг другу заменили целый мир теперь, ругаемся за всех. А вы знаете, у Волка был или есть сын. К нам приходила одна молодая, еще моложе вас лет на пятнадцать. Такая уже девушка в годах. Стакан чаю выпила, на пол его бросила и говорит мне: ну вы женщина, ну скажите ему хоть вы, может или нет ребенок без отца, вам уже ведь все равно, уже нет детей и это прочно, а малышу ровно годик, я должна бороться за свое счастье. Скажите ему, что в жизни главное — это дети. А я говорю: решайте без меня сами, ваше дело, а Волк, вижу, ему не нравится, когда на него идут вслепую, как на комод, ну и все. Она поскандалила и пропала, теперь этому сыну восемнадцать лет уже. Волк его не видел ни разу и обошелся. А денег он вообще не дает никому, жадный, учтите. А почему он будет меня бросать, спрашивается, если мы в начале блокады, самую страшную зиму голодали вместе, а он потом, после этой старой девушки, говорил по телефону не помню кому: жена меня спасла от смерти, своими кусками меня подкармливала, семь кошек мне сварила, а я ради какого-то неизвестного ребенка сделаю ей подлость, да я этого ребенка не хотел, просто задели мою мужскую гордость, она, видите ли, его чаем поила, а потом так гордо и говорит: ну вы остаетесь или нет? Он и остался, раз — и у него ребенок. А в блокаду это было действительно, я обменивала все вещи на свежих кошек, варила по кусочкам, поддерживала его, он громадный ведь мужик и обжора. А у меня двое детей незадолго от этого погибли. Как раз в блокаду. Детей не сохранила, а его сохранила. Ну чего вы тут расселись?
