Дуглас Кеннеди - Покидая мир
— С вами все в порядке, мэм? — спросил он.
— В полном порядке, — процедила я сквозь стиснутые зубы.
Когда мы добрались до моего жилья, агент Мадьюро вышел и открыл дверцу машины с моей стороны со словами:
— Если вы не против, я поднимусь с вами.
— Пожалуйста.
Наверху я достала свой паспорт и протянула ему. Мадьюро, кивнув, взял его, после чего довольно долго копался с бланком, перенося в него паспортные данные. Затем передал бланк мне, попросив вписать мой домашний адрес, номера домашнего и служебного телефонов и подписаться под печатным текстом, гласившим, что я передаю свой документ добровольно. Там говорилось также, что я предоставляю Федеральному бюро расследований право держать мой паспорт у себя «в течение неопределенного времени» и не буду требовать документ назад, пока Бюро само не сочтет возможным вернуть его мне. Читая декларацию, я сердито поджала губы.
Заметив это, агент Мадьюро успокаивающе произнес:
— На самом деле паспорт вам вернут сразу, как только завершится проверка. Скорее всего, через несколько недель, хотя, конечно, все зависит от того, как…
Неоконченная фраза повисла в воздухе — агент понимал, что нет никакой нужды договаривать. Я взяла ручку и нацарапала свою подпись. Мадьюре вынул нижний листок с отпечатавшейся на нем копией и протянул мне.
— Это ваш экземпляр, — пояснил он.
Мы спустились, сели в машину и за всю дорогу назад в Бостон не сказали друг другу ни слова.
Я вошла в вестибюль «Фридом Мьючуал», и прямо у входа путь мне преградила дежурная, не давая пройти дальше:
— Мистер Пулман хочет видеть вас немедленно.
Кто бы сомневался!
— Обождите здесь, пожалуйста, я ему позвоню.
Она прошептала что-то в телефонную трубку, потом взглянула на меня и сказала:
— Он ожидает вас в своем офисе.
До этого я ни разу не была в офисе Брэда. Идя по коридору к массивным, обшитым деревом дверям, я размышляла о том, что это посещение святая святых окажется, скорее всего, первым и последним. Звонко стуча каблуками по паркету, я удивлялась собственному хладнокровию — спокойствие такого рода появляется у людей перед лицом неотвратимого рока.
Я постучалась и услышала крик Брэда:
— Входите.
Открыв дверь, я вошла в кабинет, своим оформлением напоминавший клуб лондонских джентльменов, как я его себе представляла: массивная мебель красного дерева, огромные, обитые бордовой кожей кресла под старину, и картины времен федералистов на стенах, и огромный камин с настоящими бревнами, и большущий глобус девятнадцатого века. Брэд сидел за просторным письменным столом, похожим на тот, за которым адмирал Нельсон в свое время наносил на карту планы морских сражений. Зная умение Брэда получать все, что он захочет, я бы не удивилась, узнав, что это и в самом деле стол Нельсона.
Когда я вошла, Брэд пристально смотрел на монитор компьютера, в очках (он никогда не показывался в них на публике) на кончике носа.
— Садись, пожалуйста, — сказал он, но не повернулся в мою сторону.
Я подчинилась и утонула в мягком кресле, так что пришлось как следует постараться, чтобы сесть прямее. Брэд отвернулся от компьютера, снял очки, побарабанил пальцами по столу и заговорил:
— Все это полная глупость и тупость… и безобразие, и ты виновата в этом в самую последнюю очередь. Мне нет ни малейшего дела до того, что представляет собой твой отец, как и до того, что ты всю жизнь положила на то, чтобы произвести впечатление на этого сукина сына. Запомни на будущее — никогда, никогда не давай больше пяти тысяч долларов никому, если у тебя есть хотя бы тень сомнения в честности этого человека. Благодаря деятельности КЦБ и Министерства национальной безопасности[38] любые международные денежные переводы на сумму свыше пяти тысяч подлежат немедленной проверке. Вокруг тут же начинают крутиться всевозможные агенты и финансовые инспектора. Сам факт того, что ты перевела деньги темному дельцу…
— Я же не знала.
— В нашей игре — и на том уровне, на котором играем мы, — такой ответ нельзя считать удовлетворительным. Проблема в том…
— Мне ясно, в чем проблема, — перебила я Брэда. — Я привлекла внимание к компании, что для вас нежелательно и, может быть, небезопасно. Я понимаю свою вину и готова к немедленной отставке.
— Отставка принимается. Здесь для тебя нет перспектив. На самом деле для тебя теперь нет перспектив в финансовой сфере вообще, потому что после этого дельца ни одна компания близко тебя не подпустит. А еще потому, что теперь для федералов и КЦБ ты меченная, и будешь неизбежно притягивать их особое внимание даже во время рутинных проверок. Так что для мира денег ты, считай, умерла.
Я рассматривала свои ладони и думала: Отец должен ликовать. Я все-таки пошла по его стопам, я, как и он, провалила дело и потерпела крах.
Брэд продолжал говорить:
— Ты получишь выходное пособие. Наши юристы свяжутся с тобой через несколько дней, чтобы это утрясти.
— Мне не нужно ваших денег.
— Не играй в благородство, — ворчливо отозвался он, возвращаясь к своему компьютеру. — В нашем мире людей то и дело увольняют. А неоперившимся новичкам вроде тебя редко удается получить пристойную компенсацию.
— Почему вы мне ее предлагаете?
— За удачную сделку, которую мы провернули благодаря твоей смекалке. Ты хорошо сработала, мы получили изрядный куш. Ты помогла нам сделать деньги. Сейчас мы вынуждены расстаться. Но за отличную работу ты, тем не менее, заслужила награду. Тут и делу конец. Хочешь — бери деньги, не хочешь — не бери. Выбор за тобой.
Мне много хотелось сказать ему. Но я понимала, что излишней эмоциональностью нарушу негласный кодекс корпоративного поведения. Ждать сочувствия было бы глупо. Здесь никого не волновало то, что я стала жертвой чудовищного обмана. Согласно «Правилам ведения боевых действий Брэда Пулмана» я облажалась по полной программе и за это должна была понести заслуженную кару — изгнание, хотя и с подстеленной соломкой в виде денежного вознаграждения.
Поэтому я сделала то, чего от меня ожидали. Я встала и вышла из кабинета. Только у самых дверей я произнесла два слова:
— Спасибо вам.
Брэд Пулман поднял на меня глаза и ответил тремя словами:
— Не за что.
Не успела я выйти из кабинета Брэда, ко мне подошел Рубен Хулиа, невысокий, щеголеватый человек за пятьдесят. Во «Фридом Мьючуал» он занимал пост управляющего делами, хотя все в компании знали, что фактически он возглавляет службу безопасности и помогает Брэду, умело разгребая дерьмо в любых сложных ситуациях. Поскольку теперь я сама попала в «дерьмовую» категорию, Рубен был тут как тут, готовый вышвырнуть меня вон.
— Мисс Говард, — он обратился ко мне любезно, без малейшего намека на угрозу в голосе, — я здесь, чтобы сопроводить вас к выходу из здания.
— Отлично, — ответила я.
Мы оба молчали, пока он набирал цифровой код на клавишной панели рядом с соседней дверью. Она со щелчком отворилась, и я по длинным коридорам проследовала за мистером Хулиа к лифту со стороны двора. Пока мы ехали вниз, он обронил:
— Я распоряжусь, чтобы завтра на вашем рабочем месте прибрали и собрали ваши личные вещи.
— Да там почти и нет ничего.
Лифт остановились на первом этаже. У подъезда ожидал «линкольн-таун-кар».[39]
— Это Макс, он доставит вас домой, — пояснил мистер Хулиа. — Как вы уже знаете от мистера Пулмана, наши юристы свяжутся с вами в самое ближайшее время.
Он попрощался со мной, энергично кивнув головой. Автомобиль довез меня до дома. Не успела я войти, как зазвонил телефон. Звонивший — мужчина, назвавшийся Дуайтом Хэйлом, — сообщил, что представляет фирму «Бивэн, Франклин и Хантингтон» и является юрист-консультом «Фридом Мьючуал». Он попросил меня заглянуть к нему завтра в офис невдалеке от Правительственного центра, чтобы обсудить мой «расчет».
Я согласилась и оказалась у него наутро в десять. Дуайту Хэйлу оказалось за тридцать — полнощекий, подчеркнуто деловитый.
— «Фридом Мьючуал» планирует предложить вам триста тысяч долларов в качестве выходного пособия, — сообщил он.
Чтобы осмыслить эту информацию, мне потребовалась минута-другая.
— Понятно, — отреагировала я наконец.
— Это приемлемо?
— Более чем.
— При этом у нас есть одно маленькое условие — вы должны дать подписку о неразглашении с обещанием никогда ни с кем не обсуждать свое пребывание во «Фридом Мьючуал».
Это что, на случай, если ФБР и Комиссия по ценным бумагам что-то разнюхают и решат допросить всех, кто здесь когда-либо работал?
— Мне ничего не известно о внутренних механизмах деятельности компании.
