Сергей Довлатов - Речь без повода... или Колонки редактора
Имелся даже такой печатный орган — «Голос бумажника». (Газета писчебумажного комбината.)
В общем, много было газет. На любой вкус. Все, что угодно, можно было там прочесть. Все, кроме правды…
Здесь — положение иное. Круг читателей довольно узок. Аудитория сравнительно небольшая.
Вот и получается, одна газета должна удовлетворять многим требованиям.
Когда-то, я уверен, здесь будут выходить десятки изданий. Но сейчас об этом рано говорить…
А следовательно, наша газета должна быть разнообразной, многосторонней, универсальной.
Таким же мы представляем и нашего гипотетического читателя.
Это человек любого вероисповедания, ненавидящий тиранию, демагогию и глупость.
Обладающий широким кругозором в сфере политики, науки, искусства.
Отдающий должное как высокой литературе, так и развлекательному чтению.
Чуждый снобизма, интересующийся шахматами и футболом, голливудской хроникой и астрологическими прогнозами.
Это человек, озабоченный судьбами заложников, но готовый увлечься и кроссвордом.
Это человек, уяснивший главное, — мир спасут отвага, доброта и благородство.
Короче, это — обыкновенный человек, простой и сложный, грустный и веселый, рассудительный и беспечный…
Надеюсь, ты узнаешь себя, читатель?
«Новый американец», № 17, 5—10 июня 1980 г. КР В НЬЮ-ЙОРКЕ ЭТИМ ЛЕТОМ…В Нью-Йорке этим летом стало модно нам предрекать финансовый конец. Один дурак (а может быть — подлец) дней шесть назад трепался всенародно:
— Вы прогорите! Где уж вам до нас! Удел ваш — нищета или галеры! Мы вас раздавим… Срочно примем меры…
Короче говоря — сплошной атас!
Как лай собак звучит дурная весть…
Нам эта ситуация знакома. Здесь нет политбюро, и нет обкома.
Но дураки — они повсюду есть!
Один кричит про нас: «Рука Москвы!» Другой пророчит каторжную гибель. Не спит дурак. Шипит как рваный ниппель. И балалайка — вместо головы.
Весы удачи — точные весы. Прошли зима, весна. Пройдет и лето…
Вас ожидает свежая газета. Всегда по средам. Точно, как часы.
Не долларами выстлан этот путь. Работаем с восхода до заката. Высокий стимул. Низкая зарплата. Но людям мы нужны — и в этом суть!
Собачий лай разносится вдали.
Идет работа. Шелестят страницы.
Нас — сорок тысяч. Против — единицы. А если разобраться — то нули.
Безмерно сострадая и любя, вам жить и жить в прекрасном новом доме…
Перед тобой, читатель, свежий номер. Он сделан был тобой. И для тебя!
«Новый американец», № 18, 11–16 июня 1980 г.СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ МАРШ
— У меня было в жизни четырнадцать главных редакторов. И все они меня раздражали. Один слишком много пил. Другой — беспрерывно свистел. Третий курил мои сигареты…
Теперь я сам превратился в главного редактора. У меня — 14 подчиненных. Это талантливые, добросовестные, остроумные люди. И все они меня раздражают.
Видимо, надо менять характер, а не должность.
«Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды…»
Каждый из нас переживает второе рождение. Можно называть это процессом адаптации. Или — ассимиляции. Но суть одна — мы рождаемся заново.
Мы заново учимся читать, писать и говорить. По-новому воспринимаем окружающую действительность. Осваиваем новые жизненные принципы. Новые духовные (и материальные) ценности.
Мы постигаем загадочную, невероятную Америку.
С нами до сих пор творятся удивительные вещи. Ты идешь, например, по Бродвею. Думаешь о чем-то своем. И вдруг останавливаешься потрясенный.
Что такое?! Ничего особенного. Впереди аршинными буквами — «Рабинович и сыновья».
И ты едва сдерживаешься, чтобы не крикнуть:
— Господи! Неужели это я гуляю по Бродвею?! Неужели это все правда?! И этот бар, и этот негр, и этот многодетный Рабинович?! Неужели мы действительно в Америке?!..
Мы постигаем Новый Свет. И каждый делает это по-своему. У каждого свой неосознанный индивидуальный метод.
Один самозабвенно штудирует язык. Читает американские газеты. Изучает американскую культуру.
Это благородный и весьма достойный метод. (Я бы назвал его — академическим.) Хотя и у него есть противопоказания. Ведь самая глубокая эрудиция не дает ощущения причастности к американской жизни. Блестящих знатоков англо-саксонской культуры хватает и в Москве.
Не дай Бог, окажешься в гуще жизни. Будешь выглядеть как студент-зоотехник на практике. С теорией все замечательно, а к быку подойти страшно…
Кто постарше — ограничивается телевизором. И это неплохо. Язык совершенствуется. Какие-то полезные сведения черпаешь…
А вот ощущения причастности — нет. И быть не может. Жизнь на экране, увы, далека от реальных проблем…
Можно, говорят, подыскать американскую невесту. И даже понравиться этой несчастной женщине. И все будет замечательно. Врать по-английски научишься. И с голоду не помрешь…
С практической точки зрения — очень разумный метод. С моральной — гнусный и неприемлемый.
Можно пойти на любую американскую работу. Скажем, мыть посуду в ресторане. Разговорный язык выучишь. И на жизнь заработаешь…
А как быть с любимой профессией? Как быть с призванием? Как быть с литературой, музыкой, живописью?..
Методы познания Америки неисчислимы. Один мой знакомый год просидел в американской тюрьме. Вышел оттуда полноценным человеком. С безупречным английским языком. Устроился менеджером в процветающую фирму. Разрешил все жизненные проблемы.
Что ни говорите, а ведь — метод. Хотя рекомендовать его как-то неловко…
В общем, методов хватает. У каждого — свой. Наш, редакционный, заключается в следующем:
Чудо в рабочем порядкеЯ прилетел в Америку с тремя чемоданами информации. Я знал все, хоть и не совсем точно.
Я знал, что литература меня не прокормит. Что русские издания до гонораров не опускаются. Что американские журналы печатать меня не станут. (Слава Богу, ошибся!) Что работы для гуманитариев с амбициями — нет.
Я поступил на ювелирные курсы. Вспоминаются какие-то металлические штучки. Какие-то стеклянные шарики… Подробности забыл. Помню, как мне в ботинок упала раскаленная железка…
Увы, я еще в молодости понял, что способен заниматься только любимым делом.
Затем я познакомился с двумя такими же беспросветными неудачниками — Меттером и Орловым.
Меттер вяло топтался у подножия социальной лестницы. В буквальном и переносном смысле. Он был лифтером.
Орлов шагнул на три ступени выше. Ухаживал где-то за подопытными кроликами.
Оба в прошлом были журналистами. Оба любили свою профессию.
Меттер к тому времени уже носился с идеей газеты. Он говорил:
— Нет работы?! Значит, надо ее создать! Америка — страна неограниченных возможностей!
Мы кивали, давая понять, что считаем его замечание оригинальным и ценным.
Меттер широко делился своими планами. Назойливо заговаривал с пассажирами в лифте.
Кому-то идея нравилась. Кто-то считал ее нерентабельной…
Важно другое. Собеседники Меттера — не удивлялись. Всем казалось нормальным, что лифтер задумал издавать газету.
Вот что такое Америка!
Действительно, возможностей хватает. Можно все! Хочешь — пой! Прямо на Бродвее. Хочешь — селедкой торгуй. Хочешь — будь паразитом…
Хочешь — открывай еженедельник. Раздобудь долгосрочную ссуду. Договорись с типографией. И действуй!
Возможностей сколько угодно.
Но кто сказал, что возможности бывают только радужные?! Что перспективы бывают только заманчивые?!
Есть реальная возможность открыть собственный бизнес? Несомненно!
Но есть и реальная возможность прогореть.
(Арифметически ясно, что большинство мелких предприятий гибнет, не расправив крыльев. Меньшинство же дает какую-то умеренную цифру логичного прироста. Иначе где бы они все разместились?..)
Есть реальные перспективы успеха? Безусловно.
Но есть и вполне реальные перспективы финансовой гибели.
И жаловаться, учтите, будет некому.
Америка — страна неограниченных возможностей. Одна из них — возможность погибнуть.
Дома, если что, можно было к западной общественности воззвать. А здесь?! Восточной общественности пожаловаться? Восточная общественность — и звучит-то диковато…
8 февраля вышел первый номер газеты. Куцый, наивный, трогательный. Сейчас его в руки берешь, как довоенную фотографию…
В общем, дело пошло. С перебоями и рывками. С промахами и удачами.
Вскоре мы постигли существенную истину. Мы убедились в том, что —
Бизнес не порокДля меня, например, это было откровением. Так уж мы воспитаны.
