Рэй Брэдбери - Отныне и вовек
Все ринулись на свои места — все, только не Квелл. Почувствовав, что мой друг медлит, я обернулся и увидел, что Квелл глазеет на капитана, будто узрел в нем кошмар своей жизни. Рэдли, тоже заметивший эту сцену, остался молча стоять рядом с капитаном.
Капитан, словно почувствовав это молчаливое напряжение, сказал:
— Свободен, Рэдли.
— Есть, сэр.
Рэдли повернулся и вышел.
— Измаил? — внезапно обратился ко мне капитан. — Свободен.
— Есть, сэр!
Я отдал честь под его невидящим взглядом и зашагал прочь, но остановился, чтобы еще раз посмотреть на капитана и Квелла.
От капитана не укрылось, что Квелл подходит все ближе и ближе. А Квелл между тем не поднимал глаз. Капитан потянулся пальцами к его странной зеленоватой физиономии. И вдруг отдернул руку, словно обжегся. Вслед за тем он развернулся и поспешил к выходу из главного отсека; пропустив его, дверь с шепотом закрылась.
Последовала долгая пауза — по лицу Квелла мелькали тени его собственного будущего. Видеть такое было невыносимо.
А потом я услышал голоса членов экипажа, доносившиеся отовсюду, раз за разом.
— Комета «Франциск-двенадцать».
— Комета Галлея.
— Комета «Папа Иннокентий Третий».
— Комета «Великая Индия-восемьдесят восемь».
— Комета Алкивиада.
На огромном звездном экране я наблюдал бесконечное шествие комет, метеоров и звездных кластеров, зависающих в темноте.
— А что такое комета? — услышал я собственный голос. — Нет, правда, кто может знать? — ответил я сам себе. — Испарения Вселенной. Сгусток желчи Творца нашего. Квелл?
Мысли Квелла коснулись моего сознания.
— У меня на родине такие кометы называют паломницами, летучими странницами, голодайками. Соображаешь? В нашей истории столько же романтической чепухи, сколько и в вашей.
— В таком случае, — начал я, — у капитана свои причины искать комету, а у нас свои. Хорошее дело — загадка.
— Загадка, — повторил Квелл. — Пойдем-ка на боковую. Может, увидим сон, а в этом сне найдем и разгадку. Загадка. Загадка.
Посреди ночи я сквозь сон услышал какое-то шевеление. Квелл. Я почувствовал движения его разума у себя в мозгу, а потом уловил призыв: «Восстаньте и слушайте».
А вслед за тем прозвучало имя — и не только у меня в голове. Квелл произнес по слогам: «И-ли-я».
— Квелл, — позвал я шепотом.
Что совсем удивительно — голос, который я услышал посреди ночи, не принадлежал Квеллу: это был голос в его голове. Вызванный из прошлого голос Илии.
— Внемлющий да услышит! — В последний раз этот голос взывал ко мне на Земле — в церкви при космодроме. — Наступит такой миг, когда на борту этого корабля, в дальнем космосе, вы увидите землю, но земли не будет; застанете время, когда времени не будет — когда древние цари обрастут новой плотью и вернутся на свои престолы.
— Что это? — неслось из другого отсека, дальше по коридору.
— Да заткните же его, пусть умолкнет! — орал кто-то другой.
— Нет-нет, подождите, — зашептал я.
И Квелл продолжил голосом Илии:
— Тогда, вот тогда и корабль, и капитан, и команда — все, все погибнут. Все, кроме одного.
— Все? — переспросил кто-то.
— Кроме одного, — ответили ему.
— Все погибнут, — закончил Квелл не своим голосом.
После этого он молча вытянулся на койке и заснул.
Я перевернулся на другой бок, но сон как рукой сняло; меня не покидало ощущение, что вся команда лежала без сна до самого рассвета.
Часы в каждом кубрике тикали, напоминая о времени; наконец, вместо восхода солнца перед нашим мысленным взором появился ореол кометы в призрачной дымке, зависшей над койкой капитана, который оплакивал во сне собственную смерть.
* * *Из бортового журнала первого штурмана Джона Рэдли: «Записи, датированные 400-м годом до нашей эры. По слухам, предвестием смерти Александра Македонского стало появление кометы Персефоны. Комета Палестрина прилетела в первом году нашей эры; это могла быть и Вифлеемская звезда. Вот и все, что подкреплено документами, а остальное не в счет. Главные составляющие тела кометы — это газ метан и снег, холодный снег».
* * *Мне не спалось; я поднялся с койки, и ноги сами понесли меня к капитанской каюте. Из-за плотно закрытой двери доносился бессвязный бред.
— Ни за что! — слышал я сдавленные стенания. — Нет, ни за что, говорю тебе. Убирайся! Вон отсюда!
В коридоре появилась чья-то фигура: Рэдли. Я отпрянул в темноту, когда первый помощник забарабанил в дверь капитанской каюты.
— Капитан?
Тот отозвался из-за двери:
— Что? Что?
— Вам снился дурной сон, сэр, — сказал Рэдли.
Дверь открылась, и на пороге показался капитан с всклокоченной белой шевелюрой.
— Боже, мне снилось, что я падаю, падаю в космосе и этому нет конца. Дай прийти в себя.
— Прошу расписаться в вахтенном журнале, сэр, — отчеканил Рэдли.
— В четыре часа воображаемого утра? Ладно, Рэдли, хотя бы стряхну дурные сны. Пойду с тобой, распишусь. Как там наши компьютеры? Вычисляют?
— Плавятся, сэр, от такой загрузки.
— Торопишься меня опровергнуть?
— Вы утверждали, что правда на вашей стороне, сэр, — ответил Рэдли. — Я бы предпочел это доказать.
Капитан вышел в коридор, и я попятился еще дальше в темноту, хотя он и без того не мог меня увидеть. Они с Рэдли направлялись в сторону центрального отсека, а я крался следом.
— Я тебя насквозь вижу, Рэдли. Не лежит у тебя душа к этой погоне, ведь так?
— Если под «погоней» вы подразумеваете наши первоочередные задачи — нанесение на карту звезд и исследование миров…
— Нет, нет! Заверни-ка сюда! — произнес капитан, заходя в огромный центральный отсек, почти безлюдный в этот ранний час, и указал на звездный экран.
Светящееся трехмерное изображение парило в воздухе.
— Что тебе известно о путях темных планет и ярких комет?
— Очевидно, вам придется меня просветить, сэр, — ответил Рэдли.
— Что ж, просвещайся, — начал капитан. — Здесь тысячи тысяч звездных карт, утвержденных, заархивированных и рассортированных. Проведи рукой по этому пространству. Дотронься до длинного следа кометы Галлея; почувствуй жар кометы Малый Аллиостро. Вот они, плоды ночных сомнений и терзаний Господа, всех Его долгих дум. Бог видит радостные сны — появляются зеленые земли. Бог испытывает муки: из бескрайних врат Его воспаленных глаз и губ выплывает Левиафан. Он несется сюда! Я знаю способ встретить его лобовой атакой, дать отпор за шесть недель до того, как он уничтожит Землю. Мы должны поторапливаться, чтобы застать его врасплох.
