Самия Шариф - Река слез
— А вот лично вы имеете возможность содержать двух жен, заботиться о них и о нескольких детях?
— Я мужчина и могу содержать не только двух жен, но и трех и даже четырех.
Как это у него легко получается! Однако его внешность противоречила его словам и красноречиво свидетельствовала об испытываемых им материальных трудностях и о том, как нелегко зарабатывать на хлеб насущный.
— Знаете, наши мужчины — это настоящие мужчины, и одной женщины им недостаточно.
Сказав это, он рассмеялся.
— А если ваша супруга воспротивилась бы вашему решению, что бы вы на это сказали?
— Можно было бы сказать так: «Вот Бог, а вот порог». Но я не сделаю этого из-за детей. Я бы обязательно стал добиваться ее согласия, так как боюсь прогневать Господа. Коран нас учит, что мужчины сильнее женщин. Вот почему за нами признается право иметь несколько жен. Иначе нашей силой Он наделил бы женщин.
— Что-то я вас не пойму.
— Господь приказал женщине следовать за мужчиной, куда бы он ни направлялся. Только так они могут заслужить Его благоволение.
— Значит, именно так вы понимаете слова Господа?
— Конечно. Женщина предполагает, а мужчина располагает, такова Его воля.
Мне стало неинтересно, и я перестала его слушать. Увидев в зеркале заднего вида выражение моего лица, таксист замолчал, поняв, что я не разделяю его точку зрения.
Несмотря на унылую бесцветность улиц, окружающее завораживало. Странно было смотреть на скрытые под длинными черными одеждами фигуры женщин. Глаза их были печальны, то ли от жары, то ли от груза корзин, которые они несли на головах. Мужчины в костюмах и галстуках тем временем отдыхали на террасах старых кафе перед наргиле, которое арабы называют шиша. Они делали глубокие затяжки и выпускали дым через нос. Какой разительный контраст между женщинами и мужчинами!
Все это напоминало мне мое первое знакомство с Алжиром, куда меня совсем маленькой из Франции привезли родители. То же, словно остановившееся, сюрреалистичное время. По улицам бегали полураздетые ребятишки. Транспорт двигался хаотично. Еще бы! Ни дорожных знаков, ни светофоров на перекрестках, ни уличных регулировщиков. Проезжая часть была запружена ослами, тащащими повозки с грузом или сидящими детьми, мотоциклами, на которых помещались целые семьи, причем о защитных шлемах здесь, судя по всему, даже не слышали.
— Такой способ передвижения в порядке вещей? — спросила я таксиста.
— Конечно. Это нормально, когда мужчина, у которого нет средств на покупку автомобиля, перевозит свои пожитки и родных на мотоцикле или на осле.
Несмотря на арабское происхождение, я была по сути западной женщиной, и то, что здесь считалось нормой, для меня было совершенно неприемлемо. Мы жили в разных мирах, несмотря на одну эпоху, и моя возможность осмыслить все это была не беспредельна. Но я вполне допускала существование отличий.
Мой вид производил впечатление на женщин с черными накидками на головах. Глядя в мою сторону, они что-то выкрикивали и показывали пальцами.
— Ты сладка, как мед! — слышала я.
Картина была и печальной, и трогательной одновременно. Хотелось выйти из машины, забрать всех этих женщин с собой и защитить их. Лица большинства из них были морщинистыми и уставшими. Но эти женщины вполне могли быть моложе меня. Нищета заставила их состариться раньше времени.
Сомнения относительно возраста женщин позже были подтверждены женой портье пансиона, где я снимала комнаты. На мой нескромный вопрос о ее возрасте, она ответила:
— Я уже стара. Мне сорок шесть. Жизнь подходит к концу.
Я попыталась ее утешить, хотя и опасалась, что мои слова не возымеют должного действия.
— Вы слишком молоды, чтобы думать о смерти. У вас еще все впереди. Женщины только-только расцветают в таком возрасте.
Она рассмеялась, а потом сказала, что жизнь, которую она ведет, трудна и унизительна, поэтому она не боится смерти, считая ее избавлением.
Очень скоро я узнала, что в этой стране женщина, достигнув тридцати лет, уже считается пожилой, и мужчины не обращают на нее внимания, а проверяют свои способности соблазнителей на молодых и свежих. Старые жены не выдерживают конкуренции и вынуждены мириться с таким положением вещей. Считается, что женщине повезло, если муж не разводится с ней, Но если жена будет протестовать, муж запросто может указать ей на дверь.
Я смотрела на женщин с покрывалами на головах, а они смотрели на меня; черная ткань скрывала не только их лица, красивые или обычные, но и их души, делая женщин загадочными. Очень хотелось спросить, о чем мечтают они и в чем нуждаются? Как я могу им помочь? Отсутствие средств в моем распоряжении вызывало во мне невыносимое чувство беспомощности. Да и имела ли я право вмешиваться в их жизнь?
Я вспомнила, что, когда я также была лишена всего, мне хотелось, чтобы какая-нибудь женщина подошла ко мне и предложила свою помощь. Чтобы благодаря ее помощи я и мои дети оказались очень далеко от мира безумных людей. Я бы тогда охотно отдала половину своей жизни за такую встречу на дороге скитаний и безысходности.
Но жизнь скупа на такие чудеса; это не телевизионный сериал, как мне часто любила повторять мать.
«Очнись, Самия. Так устроен мир. Ты спаслась, и ладно. Но всех все равно не спасешь».
Таксист продолжал разговаривать сам с собой. Я уже давно перестала следить за тем, что он говорит.
— Вы кажетесь рассеянной, госпожа.
— Я слушаю вас, но одновременно рассматриваю ваши столь оживленные улицы.
— Красивая страна, правда? — спросил он, ища в моем взгляде одобрение.
— Очень. Я смотрю на людей, в особенности на женщин…
— А что на них смотреть? Они не такие, как вы.
— Вот как?
— Не такие красивые, как вы, не склонны к размышлениям.
— Все женщины красивые, господин таксист. Но на их плечи ложится слишком много забот. Они все время что-то делают. В таких условиях трудно стать философом.
— Здесь, дорогая госпожа, все по-другому, не так, как у вас. Наши женщины занимаются только домом, чтобы мужья были ими довольны. Вы думаете, я позволил бы своей жене ходить такой накрашенной, как вы, и с такой прической? Никогда в жизни!
— Вы хотите сказать, что я веду себя неправильно?
— Что вы! Вовсе нет! Просто каждая страна имеет свои традиции. Своих женщин мы прячем, а сами посматриваем на чужих.
Он снова раскатисто рассмеялся. Это уж слишком! Моему терпению пришел конец. Поскорей бы выйти из этого проклятого такси и не видеть больше его водителя!
Когда мы прибыли на место, таксист помог мне занести багаж, пытаясь скрыть свое недовольство этим. Я была уставшей и хотела в тот момент только одного — выспаться. Из дверей пансиона мне навстречу вышли мужчина и женщина почтенного возраста.
