Дуглас Кеннеди - Особые отношения
Но утром он не позвонил. Когда я позвонила домой в половине девятого, Тони не ответил. Я набрала номер его мобильника, но абонент был недоступен и меня переключили на его голосовую почту. Я оставила короткое сообщение: «Сижу тут, все уже надоело до чертиков, и только думаю — где же ты? И почему не отвечаешь на звонки? Пожалуйста, позвони скорее, мне ведь и впрямь небезразлично, где же мой муж».
Только через два часа зазвонил телефон в палате. Голос Тони звучал нейтрально, как Швейцария:
— Привет. Извини, что до меня нельзя было дозвониться.
— Понимаешь, я позвонила домой в полдевятого, а там никого не было.
— Какой сегодня день?
— Среда.
— А что я делаю каждую среду?
Отвечать было необязательно, потому что он знал, что мне известен ответ: по средам он завтракал с главным редактором. Завтрак в «Савое» всегда начинался в девять. А это означало, что Тони выходил из дому ровно в восемь. Идиотка, идиотка… что ж ты нарываешься на неприятности?
— Прости, — сказала я.
— Ничего страшного. — Его голос звучал холодно, отстраненно. — Как ты себя чувствуешь?
— По-прежнему довольно хреново. Но хотя бы зуд удалось снять, спасибо каламиновой мази.
— Это уже облегчение, полагаю. Когда у вас часы посещения?
— Как раз сейчас.
— Сейчас я должен встретиться с парнем, который отвечает у нас за Африку. Но я могу это отменить.
Тут я подумала: почему же он не сказал мне об этом вчера? И о завтраке с редактором, и об этой встрече? Может, просто не хотел говорить заранее, что не сумеет приехать сегодня утром? Может, эта встреча была только что назначена, учитывая ситуацию в Сьерра-Леоне. А может… о, господи, я не знаю. В этом и состояла все усугубляющаяся проблема с Тони: я не знала. Казалось, он живет за занавесом. Или это меня выводят из равновесия усталость и давление, не говоря уже о холестазе и прочих прелестях, неотделимых отныне от моей дивной беременности? Как бы то ни было, я решила не нагнетать атмосферу из-за того, что он не приедет ко мне прямо сейчас. В конце концов, спешить мне было некуда.
— Не нужно, — ответила я. — Увидимся завтра.
— Ты уверена? — переспросил Тони.
— Я позвоню Маргарет, может, она сумеет ко мне забежать во второй половине дня.
— Тебе что-нибудь принести?
— Возьми чего-нибудь вкусного в «Марксе и Спенсере».
— Я постараюсь прийти пораньше.
— Вот и хорошо.
Разумеется, Маргарет была в больнице уже через полчаса после моего звонка. Увидев меня, она постаралась скрыть свои чувства, но это ей не удалось.
— Я задам только один вопрос, — начала Маргарет.
— Нет, Тони этого не делал.
— Только не вздумай его покрывать.
— Да нет же, честно.
И я рассказала ей всю свою историю, описала нашу чудную перепалку с Хьюзом и то, что я отказалась примкнуть к дружной армии пользователей валиума.
— Вот и молодец, что отказалась от этой дряни, — заявила она. — Если от нее у тебя крыша едет.
— Можешь мне поверить, от этого валиума я стала злобной, как фурия.
— А Тони — как он со всем этим управляется?
— Сугубо по-английски, с полной невозмутимостью. А я тем временем начинаю тихонько паниковать… и не только при мысли о том, что придется три недели валяться на больничной койке: моей газете вряд ли понравится, что я выбыла из строя.
— Но ведь тебя, конечно, не уволят?
— Хочешь, побьемся об заклад? У газеты сейчас туго с деньгами, как и у всех кругом. Ходят упорные слухи о сокращении штатов в зарубежных офисах. И я не сомневаюсь: как только я выйду из строя на несколько месяцев, меня вычеркнут из списков и глазом не моргнут.
— Но, по крайней мере, тебе обязаны выплатить выходное пособие…
— Только не в случае, если я останусь жить в Лондоне.
— Ты торопишься с выводами.
— Да нет, просто, будучи типичной американкой, я реалистично смотрю на вещи. И еще я думаю о том, что после окончания ремонта и выплаты ипотечного кредита денег останется совсем немного.
— Ну хорошо, тогда позволь мне немного облегчить тебе больничную жизнь. Давай-ка я оплачу одноместную палату на ближайшие пару недель.
— А здесь это возможно?
— Я так делала, когда рожала своих детей. Это даже не очень дорого. Не больше сорока фунтов за ночь.
— Ой, за три недели получается очень дорого.
— Брось, пусть тебя это не беспокоит. Важно только одно: тебе нужен максимальный покой — и не когда-то, а прямо сейчас. И одноместная палата тебе, несомненно, пойдет на пользу.
— Да, но моя гордыня не позволяет принимать твою благотворительность, да еще в таких размерах.
— Это не благотворительность. Это подарок. Подарок на память перед тем, как я попрощаюсь с этим городом.
Я оторопела.
— О чем ты говоришь? — только и удалось мне выдавить.
— Мы возвращаемся в Нью-Иорк. Александр только вчера узнал о переводе.
— А когда вы едете?
— Через две-три недели. В фирме прошла серьезная реорганизация, в результате Александра сделали старшим партнером, и он должен возглавить отдел судопроизводства. Нам организуют переезд по-быстрому, пока в школе каникулы.
Меня снова охватила тревога. Маргарет — моя единственная подруга в Лондоне.
— Черт, — пробормотала я.
— Самое правильное слово, — отреагировала она. — Потому что, как я ни жаловалась на Лондон, как ни ворчала, а теперь понимаю, что буду страшно по нему скучать, когда мы вернемся в свою дыру, я стану домоседкой, буду возить деток на футбол, раздражаться на соседей по Чаппакуа[16] и удивляться, почему все вокруг такие зануды.
— А не может Александр попросить, чтобы ему разрешили задержаться подольше?
— Никаких шансов. Если фирма чего-то хочет, она это получает. Верь мне, через три недели я буду тебе отчаянно завидовать. Хоть этот город порой и способен свести с ума, зато здесь всегда так интересно.
— К тому времени, как Тони добрался до больницы в тот вечер, меня уже перевели в уютную и удобную одноместную палату. Но когда мой муж спросил о причинах этого внезапного улучшения условий — и я рассказала ему о великодушии Маргарет, — его реакцией было полное неприятие, резкое и решительное.
— И какого черта она это устроила?
— Это ее подарок. Мне.
— Ты что, выпрашивала у нее подачки?
Я уставилась на него круглыми от удивления глазами:
— Тони, что ты…
— Признайся, пела Лазаря, била на жалость?
— Ты действительно думаешь, что я на такое способна? По-твоему, это на меня похоже?
— Ну, ей же явно стало так жалко тебя, бедняжку…
