Сомали Мам - Шепот ужаса
Я чувствовала, что не только провалила экзамен, а и вообще не поняла, в чем он заключался, до того неправильно я себя вела. Блюда за ужином представляли для меня сплошную загадку. От некоторых прямо- таки тошнило. Например, рыба в кремовом соусе — я буквально заставляла себя проглатывать кусочки. Сыры жутко воняли. Меня поразило, что французы едят так много и, что еще более странно, одновременно поглощают самые разные блюда. Не верилось, что каждый день они так набивают себе животы.
Поразило, что одно блюдо сменялось другим и что в тарелках оставалось недоеденное. Жир срезали, кости не обгладывали дочиста, костный мозг не высасывали — все это, вместе с жирной рыбьей кожей, с легким сердцем выбрасывалось. Да этих объедков хватило бы, чтобы накормить несколько камбоджийских семей! В нашей деревне мясо ели раз-два в году, по особым праздникам. Мама покупала грамм двести свинины — и это на двадцать человек, — мелко рубила ее и добавляла в качестве приправы. Мы были благодарны за каждое зернышко риса, которое получали.
Вечер все длился и длился. Уже пробил час, два, а гости никак не могли наговориться. Пьер не все мне переводил. Я чувствовала себя какой-то потерянной, сказывался многочасовой перелет, хотелось есть… Мне улыбались, но общаться было не с кем. Для них я была иностранкой. маленькой дикаркой Пьера. Я сидела в дальнем конце стола и за весь вечер не проронила ни слова.
* * *
Потом мы отправились в Ниццу навестить мать Пьера. У матери была собачонка по кличке Тату — вечно тявкала и ела из тарелки прямо со стола. Мне противно было видеть все это. Мы планировали пожить некоторое время у матери Пьера, пока он не подыщет работу, однако я сразу почувствовала, что матери не понравилась. Для нее я была искательницей лучшей жизни, которая окрутила ее сынка. Так что я старалась не попадаться лишний раз ей на глаза. Пьера обычно не было дома, и я целыми днями сидела в нашей комнате, не зная, чем заняться и с кем поговорить.
Мне просто необходимо было учить французский, однако денег на курсы не было. Из Камбоджи я захватила французско-кхмерский словарь. Я попросила Пьера подыскать мне какую-нибудь детскую книжку для чтения. Пьер снова сказал мне, что ничего у меня не выйдет, однако все же купил «Льва» Жозефа Кесселя[7]. Он был прав — книжка оказалась слишком сложной. Но я решила, что не сдамся, и каждый вечер выписывала незнакомые слова.
Пьер в поисках работы уехал в Париж, я же осталась с его матерью в Ницце. Однажды на глаза мне попался номер газеты «Нис-Матен». Просматривая ее, я дошла до страницы с объявлениями. Увидела слово «emploi» и решила посмотреть его в словаре — оказалось, оно означает «работа». С помощью словаря я прочла несколько объявлений — требовались уборщицы и горничные. Тогда я поняла, что даже со своим плохим французским смогу найти работу.
Я поинтересовалась у свекрови, как это сделать; она довезла меня до бюро, нанимавшего сезонных работников, да там и оставила, помогать не стала. Я вошла в здание одна. В помещении находились иностранцы, приехавшие кто откуда. Я подошла к директору и громко произнесла: «Я хочу работать». Он меня понял. Широко улыбнулся и сказал, что я могу начать со следующего утра — убираться в отеле «Гибискус» на Променад-дез-Англе.
Вечером, когда Пьер позвонил из Парижа, я сообщила ему, что иду работать. Он мне не поверил: как это я смогла найти работу раньше его, да еще с моими скудными познаниями во французском? Узнав, сколько мне будут платить, я испытала настоящее счастье. Я подумала, что, зарабатывая две с половиной тысячи франков в месяц. смогу высылать часть денег родителям.
Следующим утром свекровь отвезла меня к отелю; я постаралась запомнить дорогу в центр города. Встретила меня мадам Жозиан. Я должна была убраться в десяти номерах. Мадам ничего мне не показывала, я же понятия не имела о том, как правильно заправить кровать. И с пылесосом не умела обращаться. Пылесос казался мне длинной змеей, он оглушительно ревел. Я боялась, что эта машина засосет внутрь сначала мои ноги, а потом и всю меня. Приходилось делать над собой усилие, чтобы справиться с пылесосом. Еще меня приводило в недоумение огромное количество чистящих средств.
В первый день я даже не подошла к пылесосу, а кровать заправила не так, как надо. Когда мадам Жозиан вернулась, она только и сказала, что «о-ля-ля». И засмеялась. После чего показала, как правильно заправлять кровать. Под конец дня стало ясно, что она довольна моей работой. Я мыла за мебелью и даже под ней, причем без подсказки. К тому же, в отличие от других уборщиц, не прерывалась на обед. Не останавливалась даже, чтобы выпить воды. И никогда не возражала против работы в выходные.
В конце месяца я получила чек — свою первую зарплату. Я жила во Франции всего два месяца, но уже заработала две с половиной тысячи франков — огромную сумму. В Камбодже такие деньги означали бы целое состояние, может, даже годовую зарплату. Но что делать с выданным мне клочком бумаги? Пьер объяснил: он откроет в банке общий счет, на нас обоих, и я положу заработанное туда. Я сразу занервничала. А вдруг мы разведемся? Пьер возьмет и заберет мои деньги. Так что настояла на том, чтобы открыть счет на свое имя. В ответ Пьер сказал: «Да ты прямо как китаянка».
У меня нет такой привычки — верить мужчинам: я никогда не доверяла Пьеру до конца. Вскоре после того, как мы стали жить в Ницце, Пьер отправился проведать свою бывшую жену и вернулся от нее только в пять утра. Так что все может быть.
* * *
Иногда постояльцы в отеле давали мне чаевые. Помню одну пожилую даму: я помогла ей разобраться с бельем, после чего она обхватила мое лицо ладонями и воскликнула: «Mignonne»! Слово было незнакомое, поэтому я попросила даму записать его на бумажке, собираясь потом посмотреть в словаре. Оказалось, она назвала меня милой! Я посмотрелась в зеркало и решила, что дама просто пошутила.
Проработав в «Гибискусе» два месяца, я поняла, что в другом отеле могу зарабатывать больше. В «Гибискусе» платили неважно, а работать приходилось семь дней в неделю. К тому же ко мне приставали некоторые мужчины из числа постояльцев. Похоже, они видели во мне маленькую азиатку, которая не будет долго ломаться. Но я уже успела понять, что вправе не мириться с подобным.
Я перешла в отель под названием «Отпуск на море». Там останавливались в основном пенсионеры, причем надолго. Это давало мне возможность познакомиться с ними поближе. Именно они, эти пожилые люди, и научили меня сносному французскому. Некоторые были очень добры, все называли меня принцессой-китаяночкой: видно, для французов все азиаты были на одно лицо — впрочем, я не обижалась — камбоджийцы воспринимают иностранцев точно так же, для нас любой иностранец — баранг.
