Екатерина Щербакова - Мама! Не читай...
Больше всего на свете мне хотелось спрятаться где-нибудь в тёплой норе от этой бесцельной и беспросветной коричнево-чёрно-серой жизни. Где бессмысленно что-либо делать, чего-либо хотеть, где у мамы всегда страдальческое лицо. Где надо бояться экзаменов, КГБ и всё время делать что-то, от чего тебя тошнит. Ну, например, таскаться каждый день в музыкалку или непременно вступать в комсомол. Впрочем, от последнего я отбилась... Но больше меня ни на что не хватало. Сил не было на борьбу за право ЖИТЬ, а не страдать вместе... с мамой. Точнее, как мама, но по-другому. Страдайте с нами, страдайте, как мы, страдайте лучше нас!
Меня начали мучить помимо тошноты ещё и головные боли; донимали потные ладони, руки тряслись почти как у папы. Я часто плохо себя чувствовала, быстро от всего уставала, при этом отвратительно спала. А поликлиника у меня была что надо — от 4-го Управления как-никак! И вот при очередной диспансеризации, когда мне было четырнадцать лет, доктора заметили у меня слишком высокое давление. Между прочим, забили тревогу: боялись «проворонить» детей каких-никаких, но начальников.
Обследовали меня, как положено: и щитовидку, и почки. Все было ОК. Пришли к любимому диагнозу совковой медицины — вегето-сосудистая дистония по гипертоническому типу. И неважно, что такой болезни нигде больше в мире не существует, подумаешь! У советских собственная гордость и собственные болезни.
Но, но, но... Всё-таки 4-е Управление. Беспокоило докторов высокое давление девочки из восьмого класса. И однажды у нас дома раздался звонок. Трубку взяла мама.
— Алло! Да, слушаю... Да, знаю... И что — вы считаете, что нужно обследование в больнице? Ну, хорошо... Ладно, договорились... — мама повесила трубку и пожала плечами. — Говорят, что твою дистонию надо дообследовать в больнице... Странно. А что им неясно? Только сейчас там нет мест, когда освободится, они позвонят и тебя госпитализируют, — я просто помертвела. Больница! Ужас какой! — И всё-таки я не понимаю, что им неясно? — добавила мама.
Действительно, что им, болванам, неясно? Вот моей же маме всё ясно, как солнечный день: дистония, высокое давление, у неё тоже есть такая проблема, а у кого нынче нет? Таблеточки надо принимать, следить за этими всё. Все её знакомые умные люди с «верхним» образованием говорили, что подростки эти болячки перерастают. Или «израстают» — откуда они только брали это дурацкое словечко? Мама была согласна с такими мудрыми и, безусловно, знающими людьми. Какая больница, зачем?
Поэтому, когда через месяц нам сообщили, что есть койко-место, мама уже созрела для отказа:
— Нет, мы решили, что это ни к чему. Не надо нас госпитализировать.
Как я была благодарна маме! Как счастлива, что меня не положат в эту гадкую, ужасную больницу (а какой же ещё она может быть?). Спасибо, мамочка!
...С тех пор я болела и болела. Болезнь цвела, взрослела, наполнялась соками, становилась все более изощрённой и сильной, проявляла себя разными своими гранями, как бы подсовывая мне всё время под нос кукиши: а это видела? А так пробовала? А что скажешь, ежели я тебе вот так да эдак? А получи-ка ещё вот сюда! Но в моей медицинской карточке была припечатана на все случаи всё та же «вегето-сосудистая». От которой не лечат, потому что нет такой болезни...
Тогда же моя «внутренняя эмиграция» распространилась на отношения с друзьями, сверстниками. Я уже не так стремилась быть в гуще событий, как в детстве, старалась уходить от шумных компаний, становилась всё менее открытой и откровенной. Даже с любимой своей Олечкой... Уголок, где мой тихий, тёплый, желательно тёмный уголок?
Сегодня диагноз мне поставлен, причины ясны, даже ясно, как лечить, но потеряно страшно много времени. Фатально много... Поэтому вряд ли я излечусь когда-нибудь окончательно. А таблетками могу завтракать, обедать и ужинать и можно без хлеба, ибо их очень, очень много.
Записки нездоровой женщины
Тот же день
Счастье рождения доченьки (мы назвали ее Алисой), счастье, боже, какое это счастье! Но на это счастье накладывается ужас её болезни, моя послеродовая депрессия, страх, страх, страх.
Мамочки, что я наделала! Сунула в посудомойку грязную посуду к чистой... Пришлось включить быструю программу и всё вместе помыть — только бы до мужа успеть!
Вот как человек не понимает, что когда он так надолго немотивированно задерживается, я реально начинаю сходить с ума! Сколько раз он высмеивал меня за это. Не верит? Или придуривается? Или ему нравится, когда я психую из-за него? Я могу позвонить. Я, конечно, в конце концов, позвоню. И он будет злиться или будет холодно-равнодушен. И это больно. Как он не понимает? Действительно, не верит, что я люблю его? Или у него душевное «фа» западает? Господи, где его носит?
Позвонила. Так и есть: холодная насмешливость. Я, конечно, успокоилась, но обидно... Он никогда не поймёт. Я же всегда до одури психовала за близких. Как можно с этим не считаться? Наверное, он никогда так ни за кого не боялся. Счастливый человек.
Вот думаю: а зачем, собственно, я стала вести этот дневник? Чтобы объяснить что-то себе, в смысле, понять что-то для себя или... Может, бог даст, для собственных воспоминаний когда-нибудь. Или для других, когда меня не будет. А кому это может быть интересно, кроме психиатра? Ну, мужу, наверное. Возможно, Алисе. Ну, и достаточно.
Клонит в сон... Это от тепла и сытости. Мне сейчас, в принципе, спокойно, только очень раздражает, что опять вырубился Интернет. Конечно, всё ясно — деньги кончились, но очень не вовремя: Алиса на связи.
Мужа всё ещё нет. А придёт — опять будет насмешничать. Это не радует. Почему всё так меняется? Я до сих пор храню его одну утреннюю записку нашего самого «начала» со словами о том, что он коротает, как может, время до встречи со мной, то есть, когда я проснусь, что он скучает ужасно и т.д. и т.п. Надо её сейчас опять взять почитать...
Увы, Интернета до завтра не будет, но я залезла в него с помощью телефона. Алисы на связи нет. Моё письмо она так, видимо, и не прочитала. По-моему, она редко проверяет свою почту, что странно. Звонить — не звонит, поскольку в такую холодрыгу она к нам ехать не собирается, значит, «Львы» ей не светят, ну и фиг с ними — решила она. Всё нормально, всё так... Я не обижаюсь на неё и тем более не сержусь. Было бы глупо... Вот только мне очень и очень жаль. Я ж ещё до её рождения мечтала, что рожу и выращу себе друга, то есть подругу. Настоящую. С которой мне будет всегда интересно, с которой мы будем делиться всем-всем, с которой у нас будут общие интересы. Всё получилось не так. Насмешка судьбы... Или мои упущения? Или всё вместе.
