Сергей Жадан - Ворошиловград
Ближе к вечеру водитель остановился посреди плоской долины и отказался ехать дальше. Травмированный не настаивал, нужно было осмотреться. Команда лениво и обреченно начала вываливаться из раскаленной микроволновки икаруса. Братья Балалаешниковы достали спирт в двухлитровой бутылке из-под пепси. Я поглядел на Травмированного, подумал, неужели действительно начнут пить, а как же игра, но Травмированный бросил на меня суровый взгляд и первый отпил из бутылки. Дружбаны валялись в траве, даже разговаривать не хотели. Водитель из машины не выходил, чувствуя, очевидно, свою вину. Было тихо и горячо, хотя жара постепенно спадала. Солнце откатывалось всё дальше, делая наши тени длинными и печальными. Над травой летали ласточки. Балалаешниковы достали вторую бутылку спирта. Я подошел к Травмированному.
— Шур, — сказал, — подсади.
Травмированный сначала не понял, но вскоре до него дошло. Он подошел к икарусу, оперся о него руками. Я запрыгнул ему на спину и, держась за зеркало, твердо стал ногами ему на плечи.
— Осторожно там, блядь, — попросил Травмированный, однако, вполне миролюбиво.
Поскольку он был низкого роста, я должен был подпрыгнуть. Закинул ногу на зеркало, подтянулся на руках и заполз на крышу. Так, наверное, чувствует себя рыба, которую бросают на раскаленную сковороду — чувство эйфории быстро сменяется дискомфортом. Крыша была выгоревшей и покрытой густым слоем пыли. Я поднялся.
— Эй, Герыч, — крикнул снизу Равзан. — Погоди — я к тебе.
— О, и я тоже, — подхватил Шамиль.
— И я, и я, — загорелся Барух.
Они быстро вскочили с теплой травы и ловко, как ящерицы, полезли на крышу. Вскоре мы уже стояли наверху вчетвером и высматривали хоть какую-нибудь дорогу.
С запада наискось падали длинные горячие полосы света, воспламеняя траву и кукурузные стебли. Наши тени расползались под вечерним солнцем, как жирные пятна на оберточной бумаге. Небо подсвечивалось, словно вода в аквариуме. На горизонте висело марево, как будто влага испарялась и поднималась наверх из невидимых водоемов. Трудно было что-то там рассмотреть, солнечные лучи пробивали дрожащий воздух, совершенно размывая изображение. Но глаза постепенно привыкали, и сквозь солнечные отблески проступил тускло-голубой фон, схватываясь вечерней тьмой. Издалека это было похоже на большой объем света, материализованный и собранный воедино, свет этот нагромождался и рос, подпертый снизу странными креплениями, которые вертикально протыкали воздух.
— Что это? — спросил Шамиль.
— Вышки, — сказал я.
— Точно, вышки, — согласился Барух и радостно засмеялся.
Когда мы наконец приехали, был тихий спокойный вечер, солнце закатилось за кукурузные плантации, и теплый воздух медленно поднимался вверх. Газовщики, не дождавшись нас и засчитав нам техническое поражение, развели посреди футбольного поля костер и, сев к огню, варили в больших казанах какую-то бурду. За их спинами маячили вышки, по периметру поля стояли грязные тягачи и спальные вагончики. Вокруг бродили овчарки и овцы, время от времени приближаясь к огню и принимая пищу из рук. Было еще светло, огонь горел совсем невидимо в предзакатных солнечных лучах. Газовщики похожи были на монголо-татар, которые отдыхали после удачного набега на газовые вышки Киевской Руси. Увидев автобус, который вкатился и замер между тягачей, они напряглись, оторвали свои зады от земли и молча ждали, что же будет дальше. Почти все они были низкорослы, коротко стрижены, ходили в основном в спортивных штанах и с голыми торсами. Многие посверкивали золотыми зубами, кое у кого мотался на шее крестик, татуировок ни у кого не наблюдалось. Смотрели враждебно и недоверчиво.
— Ну всё, приехали, — сказал Травмированный и первым вышел из автобуса, держа в руках дипломат.
Мы высыпали за ним. Побрели по полю, держась вместе. Газовщики двинулись нам навстречу. Медленно сошлись. Газовщики хмурились и сплевывали на траву. Наши разминали кулаки, потрескивая косточками пальцев. Собаки стояли поодаль, заливаясь бешеным лаем. Наконец бригадир газовщиков — кривоногий золотозубый мужик в белой майке и синих трениках, не выдержал, пошли отсюда! — крикнул псам, и те неохотно отбежали за тягачи. Стало тихо.
— Привет, шаровщики, — сказал Травмированный.
— Мы газовщики, — обиженно поправил его бригадир.
— Один хуй, — ответил ему Андрюха Майкл Джексон, и все наши дружно закивали головами — мол, и правда один хуй.
— Вы опоздали, — .резко заявил бригадир.
— И что? — не понял его Травмированный.
— Вам засчитано техническое поражение! — объяснил мужик в очках, со шрамами на животе, очевидно, бухгалтер.
— Кем засчитано? — переспросил его Травмированный.
— Федерацией, — вызывающе пояснил ему бухгалтер.
— Какой федерацией? — посмотрел на него Травмированный. — Федерацией шаровщиков?
— Газовщиков, — поправил его бригадир.
Наша команда неискренне, но дружно засмеялась. Когда смех затих, снова заговорил бригадир.
— Шура, — сказал он Травмированному, — не залупайся, вы правда опоздали.
— И что теперь — вы не станете с нами играть? — Травмированный был непоколебим.
— Вам должно быть засчитано техническое поражение, — менее уверенно повторил бригадир.
— Короче, — давил на него Травмированный, — вы играть будете? Или боитесь?
— Мы не боимся! — резко выпалил бригадир. Очевидно, Травмированный знал, на что давить.
— Да, мы не боимся! — поддержал его бухгалтер.
— Тогда давайте играть, — сказал на это Травмированный.
Бригадир повернулся к своим. Они стали в круг и начали о чем-то тихо перешептываться, склонив друг к другу стриженые лбы. Наконец бригадир вернулся к нам.
— Хорошо, — сказал. — Мы будем с вами играть. Мы не боимся. Но вы всё равно опоздали!
— Ну так напиши жалобу, — ответил ему на это Травмированный. — В федерацию.
На том и порешили.
Газовщики погасили костры, убрали казаны с бараниной и приготовились к бою. Судить взялся наш водитель. Газовщиков было всего двенадцать, включая бухгалтера. Как апостолов. На скамье запасных сидел только бухгалтер, которого на поле не выпускали из-за близорукости. Газовщики рассыпались по полю. Бригадир надел дамские кожаные перчатки и встал на ворота. Травмированный собрал нас вместе, поставил дипломат себе под ноги.
— Значит, так, — сказал, — всем отрабатывать. Ясно?
— Ясно, Шур, — ответил за всех Вася Отрицало.
— Ясно, — подтвердили братья Балалаешниковы.
