Дженди Нельсон - Небо повсюду
Он грустным дождем скользит мимо нас. До чего же мне плохо! Сердце мое проходит за ним несколько шагов, но потом возвращается к Джо. С его лица уже сошла тревога.
– Ленни, скажи…
Я догадываюсь, о чем спросит Джо, и делаю единственное, что не даст ему закончить фразу: целую его. То есть целую по-настоящему. Так, как мечтала поцеловать с того дня, как он появился в оркестре. Не спокойный, мягкий чмок. Теми же губами, что минуту назад целовали другого, я сцеловываю его вопрос, его подозрения, а потом и того другого, и то, что почти случилось, пока нас не остается только двое, я и Джо. В комнате, в мире, в моем безумном переполненном сердце.
Святые лошади.
Давайте на секунду отвлечемся от того, что я превратилась в настоящую потаскушку-шлюшку-девку-женщину-легкого-поведения-распутницу-проститутку-нимфетку. Только что я поняла одну невероятную вещь. Вот оно! То, из-за чего раздувают всю эту шумиху. То, о чем «Грозовой перевал». Все это – то самое чувство, которое охватывает меня, когда мы с Джо не можем оторвать друг от друга губ. Разве я знала, что нахожусь всего в одном поцелуе от Кэти, Джульетты, Элизабет Беннет и леди Чаттерлей?!
Много лет назад я навернулась в саду у бабули, и дядя Биг спросил у меня, что случилось. Я сказала, что решила полежать, глядя в небо. И тогда он произнес:
– Ленни, это ошибочное мнение. Небо находится везде, оно начинается у твоих ног.
И теперь, целуя Джо, я впервые в жизни в это поверила.
Я словно в горячке, в джорячке, думаю я, отстраняясь на секунду. Открыв глаза, я вижу, что переключатель Джо Фонтейна включен на полную катушку. Джо тоже в джорячке.
– Это было… – Я едва могу говорить.
– Невероятно, – перебивает он. – Охренеть как incroyable.
Мы потрясенно смотрим друг на друга.
– Да, конечно, – говорю я, внезапно вспомнив, что он пригласил меня вечером в гости.
– Что «конечно»? – Джо смотрит на меня так, словно я заговорила на суахили, потом улыбается и обнимает меня. – Ты согласна?
Он отрывает меня от земли и кружит. Я словно оказалась в самом придурочном фильме на свете. Я смеюсь, я так счастлива, что мне становится не по себе. Как я могу чувствовать себя настолько счастливой в мире, где больше нет сестры?
– Конечно, я приду вечером, – говорю я, когда мои ноги оказываются на земле и Вселенная перестает кружиться.
Глава 17
(Найдено в пекарне Сесилии, на скомканной салфетке, запиханной в чашку)
– Я пойду к Джо, – сообщаю я бабуле и дяде Бигу, которые оба вернулись домой и, расположившись на кухне, слушают бейсбольный матч по радио. Привет из 1930-х!
– Звучит неплохо, – говорит бабуля. Она вытащила все еще жухлый цветок-Ленни из-под пирамиды и сидит рядом с ним за столом, что-то тихо напевая о зеленых лугах. – Дай мне только привести себя в порядок и сходить за сумкой, Горошинка.
Она что, шутит?
– Я тоже пойду, – отзывается дядя, склонившийся над кроссвордом. Он решает кроссворды быстрее всех в мире. Заглянув ему через плечо, я вижу, однако, что на сей раз он вместо букв вписывает цифры. – Сейчас закончу, и пойдем к Фонтейнам.
– Ну уж нет!
Они оба недоверчиво уставились на меня.
– Что это ты такое говоришь, Ленни, – начинает дядя. – Он тут каждое утро торчит, и будет только справедливо, если…
Не в силах больше дурачиться, он разражается хохотом, и бабуля присоединяется к нему. Какое облегчение! Я-то уже всерьез начала представлять себе, как поплетусь на холм с бабулей и дядей Бигом на хвосте: семейка сопровождает любимую девочку на свидание.
– Взгляни-ка, Биг, как она разрядилась! И волосы распустила. Ты только посмотри.
В этом и загвоздка. Я надела платье в горошек и каблуки, накрасила губы и распустила волосы, и кто бы мог подумать, что кто-нибудь заметит. Разве это чем-то отличается от моего обычного образа «джинсы, футболка и никакой косметики»? Я чувствую, что краснею, а еще чувствую, что лучше мне убраться из дома побыстрее, а то я побегу наверх и побью рекорд Бейли в дисциплине «переодевание перед свиданием». Ей удалось сменить тридцать семь нарядов. Я пока на восемнадцатом, но чем больше переодеваешься, тем больше хочется – таков закон природы. Даже святой Антоний, взирающий на меня с ночного столика и напоминающий о том, что я обнаружила вчера, не может меня отвлечь. Впрочем, о нем я тоже думаю. Я вспомнила, что он был похож на Бейли, такой же харизматичный. Ему приходилось читать проповеди на площадях, потому что ни один храм не мог вместить слушателей. Когда он умер, в Падуе зазвонили все колокола разом, сами по себе. Все думали, что это ангелы спустились с небес.
– Пока, ребят, – говорю я бабуле и Бигу, направляясь к двери.
– Повеселись там. И возвращайся не слишком поздно, ладно?
Я киваю и ухожу на первое в жизни свидание. Мои прочие вечера наедине с мальчиками не считаются, даже Тоби не считается (и я изо всех сил стараюсь о нем не думать), и уж точно не вечеринки, после которых я целыми днями, неделями, месяцами и годами думала о том, как бы вернуть назад свои поцелуи. Ничто не сравнится с тем, как я чувствую себя сейчас, поднимаясь на холм к Джо. Будто в моей груди распахнулось окно, и внутрь вливается солнечный свет.
Глава 18
(Написано на стене в туалете у музыкальной комнаты, Кловерская школа)
Я вижу, как Джо играет на гитаре на крыльце большого белого дома на холме, и меня охватывает то же чувство, как сегодня, когда мы были с ним в Убежище. Он тихонько напевает, склонившись над инструментом, и ветер несет его слова по воздуху, точно листья.
– Привет, Джон Леннон. – Он откладывает гитару, поднимается и спрыгивает со ступенек. – Ого, ого! Ты выглядишь vachement потрясающе. Слишком хороша, чтобы провести со мной ночь.
Он чуть не прыгает на месте, и его восхищение меня завораживает. Видимо, на фабрике, где производят людей, что-то напутали и отсыпали ему слишком много восторженности. Он продолжает:
– Я тут думал о том, какой дуэт нам сыграть. Мне надо будет немного поменять аранжировку…
Я перестаю слушать. Надеюсь, что он просто продолжит говорить, потому что сама я не в силах произнести ни слова. Я знаю, что выражение «любовь расцвела» не надо понимать буквально, но прямо сейчас в моем сердце расцвел один цветок-шельмец, снятый замедленной съемкой. Можно увидеть, как за десять секунд он превращается из бутона в роскошное яркое великолепие.
