Карин Альвтеген - Стыд
Вдыхая чудесный запах свежих булочек, Май-Бритт смотрит за окно. Уже стемнело. Как много раз она стояла по ту сторону, за забором, и разглядывала этот прекрасный дом. Всматривалась в освещенные окна и представляла, как живется в этом доме. В доме, преисполненном такой любви, что сам Бог избрал его хозяина и вложил в его уста собственную волю. И вот теперь она тоже здесь. Они приняли ее под свой кров и посвятили свое время, чтобы помочь родителям исправить ее. Они знают о том, что она совершила, и поначалу она не решалась смотреть им в глаза. Она и сама страстно желала забыть о том, как стояла перед Ваньей и Буссе в одних трусах со спущенными брюками и как в этот момент их застиг ее отец. Буссе был доктором, Ванья медсестрой, и все, что они собирались сделать, — это снять по очереди брюки, чтобы стало одновременно стыдно и щекотно в груди от напряжения и любопытства. Дьявольское искушение было вполне приятным, но признаться в этом она, конечно, не могла. Это ее тайна, но скрыть тайну от Господа невозможно. И от пастора, наверное, тоже, потому что каждый вечер он читал ей: «Если сладко в его рту зло, и он таит его под языком своим, бережет и не бросает его, а держит его в устах своих, то эта пища в его желудке превратится в желчь аспидов внутри его. Имение, которое он глотал, изблюет Бог исторгнет его из его чрева. Змеиный яд он сосет; умертвит его язык ехидны».
И она все усерднее молила Бога простить ее. Две недели она просила о том, чтобы стать избранной — такой же, как другие члены Общины. Чтобы на нее тоже снизошла Его любовь и милость. О том, чтобы понять, она не молилась, потому что уже знала, что пути Его неисповедимы. Но ей так хотелось стать послушной! Хотелось, чтобы Он подчинил ее себе и очистил.
Она сидит на кухне, не понимая, зачем она здесь. Ей нечем заняться, и она начинает молиться, благо этому за последние две недели она научилась. Нельзя пренебрегать милостью Божьей.
Она слышит, как стучат фарфоровые чашки, которые пасторша ставит на блюдца, как звенят раскладываемые ложки. Пасторша скрывается в гостиной, и звуки теперь доносятся оттуда, где стоит посудный шкаф. Она чувствует себя в безопасности, ей спокойно. Запах булочек, звон посуды. Ей позволили выйти из комнаты, а это значит, что она оправдала их ожидания. Им удалось исцелить ее, и теперь она может находиться рядом с остальными людьми.
— Иди сюда, Май-Бритт.
Она немедленно встает и направляется в гостиную, откуда доносится голос пасторши. Та стоит возле стола, держась за спинку стула. Какая красивая комната. В центре большой коричневый стол и двенадцать стульев, еще по четыре стула расставлены вдоль двух стен, третью стену занимает огромный, в том же стиле, шкаф, а в проеме четвертой, у двери на кухню, стоит она.
— Поди сюда и сядь.
Ей указывают на один из стульев у стены. Май-Бритт делает что велят. Наверное, будут какие-то особенные гости, раз на столе стоят такие нарядные чашки, думает Май-Бритт. Она почти в предвкушении, ведь она так долго не видела никого, кроме пастора и его жены. Вот бы мама с папой пришли. Она бы показала им, что стала лучше, что исцелилась и что Господь услышал их молитвы. Она даже немного гордится собой — нет-нет, ничего такого, просто ей теперь намного легче. Ей удалось избавиться от того, что сидело внутри и сбивало с праведного пути. Конечно, ей помогли, но и от нее самой в этой победе многое зависело. Упорными молитвами ей удалось совладать с мыслями, появлявшимися против ее воли. Господь услышал ее и пришел ей на помощь. Он милостив, Он простил ее, Он больше не позволит ей страдать. И ее родители больше страдать не будут, Он и их защитит.
Пасторша подходит к шкафу и выдвигает один из ящиков. Стоя спиной к Май-Бритт, вынимает оттуда какие-то мелкие, судя по звуку, предметы. Поворачивается к ней лицом. В руках у нее катушка ниток. Деревянная катушка с белыми нитками.
— Тебе нужно снять юбку и нижнее белье.
Сначала Май-Бритт не понимает, что от нее хотят. И не чувствует ничего, кроме запаха булочек и уверенности, что все будет хорошо. Но потом закрадывается страх, в ее одежде нет дыр, зачем пасторше понадобились нитки? Май-Бритт осматривает юбку в поисках распоровшегося шва, но ничего не обнаруживает.
— Просто сделай то, что тебе велено, и снова садись на место.
Она говорит это мягким, дружелюбным голосом. Неподходящим к таким словам, и Май-Бритт снова ничего не понимает. А потом жена пастора поднимает руку над головой и отрывает нитку. Попутно бросая взгляд на часы.
— Поторопись, мне еще нужно накрыть на стол.
Май-Бритт не может пошевелиться. Раздеться здесь, в гостиной пасторского дома. Она ничего не понимает, но видит, что жена пастора начинает испытывать нетерпение и вот-вот рассердится, а Май-Бритт этого не хочет. Дрожащими руками она делает то, о чем ее просят, и снова садится на стул. Она горит от стыда. Скрестив руки, пытается прикрыться. Одежда лежит рядом со стулом, ей хочется схватить ее и убежать.
Подходит жена пастора и присаживается перед ней на корточки. Берет нитку и завязывает один конец простым узлом вокруг правой ноги Май-Бритт под коленом, а второй конец закрепляет вокруг ножки стула.
— Мы делаем это ради тебя, Май-Бритт, чтобы ты поняла, какую серьезную ошибку совершила.
Берет ее одежду и встает.
— Только из любви к тебе и твои родители, и мы, и все остальные члены Общины пытаемся помочь тебе вернуться на путь истинный.
Май-Бритт бьет дрожь. Все ее тело сотрясается от унижения и страха. Он обманул ее, Он не простил, а только отодвинул срок, дав ей тщетную надежду.
— Только из любви к тебе, Май-Бритт. Даже если сейчас ты с этим не согласна, когда вырастешь, ты обязательно поймешь. Мы просто хотим показать тебе, что бы ты почувствовала, если бы разделась перед этим мальчиком. И если ты не изменишь свое поведение, ты будешь чувствовать это всегда.
Она аккуратно складывает одежду и скрывается за кухонной дверью. Май-Бритт сидит неподвижно. Боится, что, если пошевелится, нить порвется.
Время идет. Абсолютно бесцветное время, лишенное секунд и минут. Бессмысленные мгновения сменяют друг друга. Над столом висит огромная хрустальная люстра. Блестят и переливаются подвески. Красиво накрытый стол. Изящные белые чашки в мелкий цветочек и два подноса восхитительных булочек, которые пасторша принесла в гостиную. Хорошо, что ее привязали, иначе она съела бы все эти булочки еще до прихода гостей. Нет, конечно, не съела бы. Она слышит звонок в дверь и смутные голоса, но слов не различает, ее это в любом случае не касается. Из открывшейся входной двери в дом проникает холодный воздух, закачавшиеся хрустальные подвески похожи на драгоценные камни. Вот так сидеть и смотреть на эту прекрасную люстру. Гости появляются поодиночке и парами. Рассаживаются за столом. Семья Густавсон, семья Ведин. Ингвар, руководитель хора, в котором она так любит петь. Густавсоны привели с собой Гуннара, он очень вырос. Все одеты нарядно, как на воскресную мессу. Даже Гуннар в костюме, хотя ему всего четырнадцать. Темно-синий костюм и галстук делают его таким взрослым. И родители. Май-Бритт так рада им, они так давно не виделись, но у родителей так мало свободного времени для нее, теперь она это понимает. Пастор говорит о делах Общины, всех приглашают за стол, разливают кофе. Мама такая грустная. Она несколько раз утирает платком глаза, и Май-Бритт так хочется подойти к ней и утешить, сказать, что все будет хорошо, но она привязана к стулу и знает, что не может встать. Они же делают это ради нее, хоть и притворяются, что в комнате ее нет. Только Гуннар изредка косится.
