Павел Санаев - Хроники Раздолбая
— О, как я люблю лошадей. Как они теплыми влажными губами берут с ладони сахар.
— У лошадей сухие губы, — возразила Авива.
— У тех, которым давал сахар я, были влажные.
— То есть давать им в губы сахар было намного легче! — рубанул с плеча Валера, сделав намек таким прозрачным, что все вокруг поморщились.
Мартин молча сидел в уголке с бокалом, благодушно поглядывая на всех, словно на детей в песочнице, а Раздолбай боролся с целой стаей воробышков у себя в горле — удачный момент позвать Диану к лавочке под сиренью мог возникнуть в любую секунду.
— Интересно, в сухие губы лошадям сахар дольше давать, чем в мокрые? — дожал тему Андрей.
— Кстати, по поводу «дольше давать»! — встрепенулся Раздолбай, решив, что пора бы и ему вставить лыко в строку. — Читал я в Москве на вокзале «СПИД-Инфо». Изучаю, значит, статью про технику пролонгации, сверяюсь типа с научными светилами, тут слышу голос: «Зря вы, молодой человек, такой срам читаете». Смотрю, передо мной поп. С бородой, в шапочке, все дела. Зачем, говорит, греховную газету читаешь? О чем вместо вечной жизни думаешь? Я говорю, да вот думаю, что мне представлять, чтобы отдалять оргазм, но теперь знаю — буду представлять вас в этой черной шапочке.
Все рассмеялись. Андрей даже подавился шашлыком.
Только Миша бросил на Раздолбая странный взгляд и сказал не столько ему, сколько сам себе:
— Ну, вообще-то это зря.
— Что — зря?
— Зря ты оскорбил священника.
— Да ладно, Миш, пусть знает, что если приставать не к бабкам, а к нормальным людям, то можно быть посланным.
— Вообще-то нормальным людям стоило бы как раз к ним прислушиваться.
— В смысле? — удивился Раздолбай, не веря, что умный серьезный Миша может поддерживать старушечьи суеверия.
— Смысл в том, что наш друг, по-моему, дикий клерикал, — подал вдруг голос Мартин, в глазах которого заблистал проснувшийся интерес. — Я правильно понимаю, что номенклатурная книжка под названием Библия является для тебя авторитетом?
— Слушай, мы пьем-отдыхаем, давай не будем об этом, — отмахнулся Миша.
— Но это же самые интересные темы для общения — бытие, метафизика. Не весь же вечер изображать из себя диких казанов и клеопатр. Я без подколок, мне правда любопытно, чем эта книга отличается для тебя от других мифов?
Миша помолчал, словно подбирая слова, и очень просто ответил:
— Тем, что это не миф.
— А что?
— Я считаю, что все так и было.
Шутки и смех смолкли, и все посмотрели на Мишу, словно он ляпнул неожиданную глупость.
— Какое место ты считаешь исторически достоверным? Про создание человека на шестой день творения или про змея с яблоком? — иронично поинтересовался Мартин.
— Я не хочу это обсуждать.
— Я не собираюсь глумиться над твоей верой, я хочу просто подискутировать и почерпнуть что-то для себя. В Библии, например, сказано, что на третий день была сотворена земля, а на четвертый созданы были на тверди небесной светила и звезды. Тебе не приходило в голову, что эти строчки — прямое доказательство того, что Библия писалась людьми? Будь она Божественным откровением, там как минимум говорилось бы не про небесную твердь, а про какой-нибудь «безбрежный океан небесный». Люди, не имевшие понятия об устройстве вселенной, дико удивлялись бы, как это так, но потом слетали бы в космос и сказали — да, действительно безбрежный океан, Божья книжка не врет. Я уж не говорю о том, что возраст звезд превышает возраст Земли, — это научный факт, и будь номенклатурная Библия в самом деле от издательства «Всевышний и компани», создание звезд полагалось бы ставить хоть на день раньше сотворения земной тверди.
— Ни один человек не объяснит тебе достоверно происхождение космоса — откуда это взялось и как это может быть бесконечным, — нехотя согласился Миша на разговор. — Никто даже не в состоянии эту бесконечность вообразить. И ты хочешь, чтобы людям древности писали про космос? В Ветхом Завете много аллегорий, и я не думаю, что все надо понимать буквально. Когда я говорил, что все так и было, то имел в виду Новый Завет.
— А-а! — понимающе закивал Мартин. — Ты веришь в историю про сына Бога, родившегося от земной девы, который совершил много хороших дел, воскресил мертвого, был предан, принял мученическую смерть и вознесся? Я правильно понимаю?
— Да, я в это верю.
— Отлично! Правда, я говорил про Геракла. Сына бога Зевса и смертной женщины, который освободил из Аида Алкестиду, был предан своей женой, взошел на костер и вознесся на номенклатурный Олимп. Зевс и Геракл тоже были реальными персонажами? Тебе не кажется, что эти мифы собраны из одного конструктора? Только один миф остался в литературном наследии, а другой насадили мечом Римской империи и заставили в него слепо верить, чтобы держать баранов в повиновении, — вот и вся разница.
— Я ни у кого не в повиновении и не верю слепо. Я не был две тысячи лет назад в Иерусалиме и не видел тех событий своими глазами. Я верю, что было так, не потому, что прочитал об этом, а потому, что сегодня, когда с этим соприкасаюсь, то чувствую, что все это живое и влияет на жизнь.
— Что влияет?
— Евангелие.
— Кабзда вечеринке, — вздохнул Барсук. — Мороза пробило на умняк, можно расходиться.
— Барсук прав, — согласился Миша. — Все отдыхать хотят, Мартин, закроем тему.
— То есть ты отказываешься от шанса просветить заблудшую душу? — не унимался Мартин. — Вдруг, я — сомневающийся грешник, приведенный к тебе, чтобы услышать слова, которые исправят мою жизнь? А ты замыкаешься и стыдишься эти слова сказать. А как же: «Отец мой небесный постыдится тех, кто меня постыдился»?
— Я не стыжусь, просто, по-моему, это не всем интересно.
— Мне очень интересно, — вмешался Раздолбай. Его изумляло, что Миша верит Библии, и он хотел найти какое-нибудь простое объяснение этой странности. Услышать, например, что Библия — хороший талисман и помогает играть концерты.
— Давайте встретимся втроем в Москве, я расскажу все, что знаю, — уклонялся Миша.
— А может быть, никакого «потом» не будет? Может быть, мне суждено дико погибнуть по дороге в Москву, и ты лишаешь мою душу последней возможности склониться в правильную сторону? Я не ерничаю. Я искренне хочу понять некоторые вещи, — настаивал Мартин.
— Хорошо, какие?
— Ты говоришь — Евангелие живое. Что это значит? Ты живешь, как там предписано?
— Стараюсь.
— То есть ты постишься, не ешь скоромного по средам и пятницам?
— Ты путаешь Евангелие и церковный устав. Смысл не в том, чтобы поститься, а в том, чтобы жить по совести и развивать в себе любовь к людям. А пост — это упражнение, помогающее отстраниться от себя и сделать голос совести чуть громче. И да, конечно, я это упражнение использую.
