Анастасия Черкасова - Палочки на песке (сборник)
Мы думаем, думаем… Мы ходим в театры и музеи. Мы думаем, мы себя духовно развиваем, и с возрастом душа наша становится все более обогащенной, набирая глубинность — мы думаем, думаем, но чем больше нам становится понятнее в этой жизни, тем очевиднее становится сам факт нашего одиночества и внутренней скорби.
Чем больше мы взрослеем, чем более зрелыми мы становимся, тем все настойчивее пытаемся найти ответы на заданные нами когда-то самим себе вопросы. Мы ищем — и не находим. Порой нам кажется, что еще чуть-чуть — и мы приблизимся к той самой цели, к которой идем на протяжении всего нашего жизненного пути, еще совсем немножко, буквально пара маленьких шажков — и жизнь наша переменится к лучшему — но этого не происходит, и пара шажков эта оказывается намного шире, чем нам представлялось до этого, мы идем вперед вновь — и снова утыкаемся в холодную стену, стоящую на пути к нашей заветной цели. Вот тут-то снова все и встает на свои места — снова выходит на передний план ощущение бессмысленности происходящего и собственной никчемности.
Но однажды все преображается. Мы любим. Вот тогда мы и начинаем жить! Тогда все наконец начинает приобретать настоящий смысл, и вот тогда мы и начинаем понимать, для чего мы живем, и все наши устремления становятся понятными, необходимыми. Тогда бегаем, летаем — теперь действительно абсолютно счастливые, окрыленные, вдохнув настоящий смысл в наше прежде жалкое существование. Нам есть для кого жить! Нам есть для чего жить. Тогда наша цель становится наконец ясной, серые стены рушатся, и в нас просыпается жажда деятельности, жажда жизни, вот тогда все, любая мелочь, становится важной, и нам хочется просто жить, жить — ради другого человека, для него, и понимаем вдруг, что будущее — оно светлое, и солнечный свет — это действительно чудо, замечаем, что ему уже искренне хочется улыбнуться, и каждая улыбка наша приобретает свое значение, и счастье перестает быть иллюзорным, превращаясь в истинное. Мы любим — и вот тогда обретаем наконец целостность, даже если наша любовь не разделена. Ведь любовь не допускает эгоизма, и мы живем уже не для того, чтобы сделать что-то хорошее для себя, а мы живем другим человеком, находящимся все время внутри нас, независимо от обстоятельств. Он, этот человек, есть на свете — это ли не истинное счастье?
Но приходит день, и надежды наши рушатся. Сначала они дают трещину, и наши руки начинают печально опускаться вниз, а крылья — отваливаться. Нет, нужно верить! Нужно жить! Мы воскрешаем свои надежды. Но надежды, оставаясь нереализованными, тоже рано или поздно чахнут, и в конце концов рассыпаются на куски. Мы еще, возможно, пытаемся собрать осколки наших сердец, но края их больно режут нас до крови, и, чем больше мы пытаемся собрать их, тем больнее нам становится.
И вот тогда снова наступает одиночество, которое, в отличие от нас самих, про нас не забыло. И тем серее кажутся стены нашей души, тем горше — тоска, и тем гаже — вся окружающая действительность.
Как мы гасим свое одиночество? Тут мы поступаем еще хуже. Мы проводим дни с нелюбимыми, коротая ночи в их объятиях, пытаясь забыться, поверить в то, что это — жизнь, и вот это-то и есть на самом деле любовь. Но счастья не наступает, мы сидим на краю дивана, сжавшись в комок, или стоим у окна, безвольно облокотившись о подоконник, уставившись пустым взглядом в сырую улицу, и все в ту же непроглядную ночь. Нелюбимые сидят рядом, жмутся друг к другу, как котята греются друг об друга в холод, но тепло это ненастоящее, счастья это не приносит, как бы нам ни хотелось внушить себе его существование. Мы не делаем друг друга счастливыми, мы лишь скрашиваем наше одиночество, пусть даже искреннее пытаясь друг друга спасти и стараясь сотворить это счастье, понятия о котором уже стираются, превращаясь в привычные нормы обыденного.
Мы еще так молоды, а уже успели открыть в своей душе незарастающую рану. Мы выглядим такими счастливыми, таким беззаботными, мы улыбаемся так, казалось бы, искренне, нося с собой при этом черную бездну, черную пропасть внутри. Как мы гасим свое одиночество? Мы отвлекаемся, забываемся и надеваем маску, порой обманывая тем самым самих же себя. Мы работаем и учимся, творим и создаем, и у нас это даже неплохо получается, если стараться не думать о том, что все это, по сути дела, бессмысленно. Мы становимся счастливыми только находясь с другим человеком рядом, тогда наша жизнь приобретает истинный смысл, и нам действительно есть, ради чего жить. А для тех, кто не нашел своего человека, не встретил… Пусть мы успешны, пусть умны и способны — но зачем нам все это? Для чего мы живем?
16.12.2009СТИХИ
ЖИВАЯ ПРЕИСПОДНЯЯ
Сырой проспект, и дом граненый
Стоит, и в тишине квартир
Там кто-то, страстью распаленный,
Насилием утоляет пыл.
А кто-то там лежит и плачет,
И одиночество горчит.
А чья-то жизнь так мало значит,
И у порога чья-то смерть стоит.
А кто-то бредит, кто-то стонет,
Страдает, мучает других.
А кто-то уж себя не помнит,
Судьбу с бутылкой делит на двоих.
А кто-то сизый дым глотает,
А кто-то колет героин.
Кому-то кто-то изменяет,
А кто-то уж совсем один.
И, от удара уклоняясь,
Кто-то испуганно дрожит.
А кто-то, безнадежно задыхаясь,
Уж из последних сил хрипит.
А кто-то кровью истекает,
А в чьих-то пальцах нож блестит.
Кто-то страдает, умирая,
А кто-то сам не хочет жить.
Сырой проспект и дом граненый,
Где столько страха, боль и грязь,
Где каждый сквознячок холодный,
И жизнь куда-то сорвалась…
Сырой проспект и дом граненый,
В своей порочности един.
Но в том весь ужас самый черный,
Что дом такой ведь не один.
Где каждый утопает в мрази,
Не каждый зная, почему.
Мир — под откос, все ближе к аду,
Пока весь не провалится во тьму.
ЧЕРНЫЙ СНЕГ
Как же больно бывает, как страшно и странно,
Ты идешь — а вокруг только снег и метель.
И на улице зимней смеркается рано,
И, глядишь, уж растаял заснеженный день.
Только вечер и снег… Только холод… Так больно.
На душе пустота… Никого, никого!
Где есть боль, там и снег может быть черным.
Где никто не поможет, там все время темно.
Черный снег — гнетущее одиночество.
Черный снег — холоднейший из снегов.
Идет снег. А душе так тепла хочется.
Неужели никто не согреет ее?
«Все рождены, чтоб умереть…»
Все рождены, чтоб умереть,
Всех впереди ждет подземелье.
Всех впереди ждет только смерть,
Никто не будет исключеньем.
Всем отведен короткий срок,
Кому-то век, кому-то меньше.
Всех нас настигнет черный рок,
Такие судьбы человечьи.
Но не затем дыханье нам,
Чтоб ждать, когда оно затихнет.
Живем лишь раз! Живи же так,
Чтоб знать, что есть у жизни смысл.
Ступив когда-нибудь на грань
Пустого, призрачного края,
Ты должен знать, что все не зря.
И, в смертный час глаза смыкая,
Ты должен знать: да, жил не зря,
Дарил добро, и сам был счастлив.
Оставил свет после себя,
Что путь прошел ты не напрасно.
ВОЗДУХ ГРОЗЫ
Воздух грозы.
Свежий воздух грозы.
Словно запах упавшей слезы.
Словно слезы забытой мечты.
Воздух грозы.
Запах дождя.
Терпкий запах дождя.
В нем тихо плачет надежда моя.
Запах дождя.
Умерли сказки, грезы мои.
И почему разлетелись мечты?
Остался лишь воздух грозы
И запах дождя.
«Он так хотел уметь дышать…»
Он так хотел уметь дышать,
Он так хотел кому-то верить.
И, вероятно, не измерить,
Как много мог бы он отдать
За то, чтоб чьи-то руки грели,
За то, чтоб губы обожгли,
Чтоб наконец его нашли
Его мечты на самом деле.
Все говорили: он больной,
Помешан на телах девчачьих,
Не понимая, как же плачет
Его душа в тоске хмельной.
Он так хотел увидеть ту,
Что снами жизнь его питала.
А тело… Тело — это мало,
Чтобы догнать его мечту.
Что тело? Это только тело.
Пирует век в плену утех.
И не понять тем людям тех,
Что думают — не в этом дело.
Да, он хотел ласкать ее,
В ее объятьях очутиться,
Но не затем, чтоб насладиться,
А чтобы чувствовать тепло,
Чтоб знать: он не один теперь уж!
Но людям — им же не понять,
Что просто хочется дышать
И хочется кому-то верить.
«Она говорила ему: „Люблю!“…»
