Юхан Борген - Избранные новеллы
Она намного обогнала его, и он знал: когда они стояли на вершине горы и смотрели сверху на дом, она вспомнила, как описывала ему там, в городе, здешний край и что он ответил ей. И когда он вышел на луг в хороводе белых стволов, она сама уже шла ему навстречу, словно просто гуляла в лесу и случайно столкнулась с ним. И оттого, что он принял ее игру, она преисполнилась радости и сказала:
- Теперь ты вызвал меня из детства, теперь я твоя.
Он хотел поблагодарить ее, но у него не нашлось слов. Может, он заметил, что то был с ее стороны лишь порыв... Девочка из прошлого, которую он так ждал, еще не вернулась к ним. Но сладостная тревога ширилась и росла в душе предощущением высшего накала чувств.
- И потому мы сейчас уедем отсюда, - сказала она.
- Уедем?!
- Потому что теперь это наш дом, - перебила его она. - Теперь это всего лишь наш дом, по которому мы отныне можем скучать...
Сейчас он уже не мог отгадать ее мысли, не был уверен, что в истоке их - радость.
- Ты чем-то огорчена? - спросил он. - Мы ведь приехали сюда побыть вдвоем и воскресить твое детство.
- Спасибо тебе за все, - сказала она. - Но теперь ты и детство мое взял себе.
В ее голосе сквозила печаль. Он по-прежнему не мог ее понять. Постоял, огляделся. Тропинка, что вилась впереди, вдруг показалась ему чужой. Между стволами деревьев просвечивал дом, глядел на них серой, тусклой стеной. Теперь он снова увидел его таким, как в тот первый вечер, когда они сюда пришли, - бревенчатый дом, ничем не примечательный, просто иной, чем думалось раньше. Все эти недели он был их домом. Теперь же вновь превратился в обыкновенную дачу, каких много в лесу. Сейчас они вдвоем шагали к нему. Игра кончилась.
Вернувшись, они начали убирать комнату. Она отнесла постельное белье на балку под крышей: спокойно, не боясь оступиться, сбегала на чердак. Он опорожнил ведра и расставил их кверху дном, развесил на стенах по местам кастрюли.
Когда пришло время закрывать ставни, он сказал:
- Выйди и придержи болты, я завинчу изнутри.
- Лучше выйди ты и придержи, - сказала она. - Мне до них не достать.
Он отыскал болты и вышел, не взглянув на нее. Стоя у окна, она стала завинчивать гайки. Темнота в доме возникала пластами, по мере того как одна за другой закрывались ставни. Она оглядела комнату - все ли в порядке. Он еще раньше вынес рюкзаки на веранду. На столе стояла пустая бутылка бутылку она убрала в угол. Тут закрыла окно последняя ставня, и он вставил болт. Она уже приготовила гайку и, стоя в потемках, затянула ее до отказа. Чем темней делалось в комнате, тем привычнее становилась она, "совсем как в былые дни". Будто по-прежнему обитала в ней зачарованная принцесса, спящая красавица, которую ни одному принцу до сих пор не удалось избавить от чар. Боль в висках от невыплаканных слез стала невыносимой.
Она подумала: если он отгадает мое желание, он сейчас не окликнет меня, не спросит, готова ли я идти. Тогда, в детстве, меня окликали - отец...
Но из-за окна не доносилось ни звука. Вот только он почему-то не отпускал болт.
Она подумала: а если и теперь он отгадает, чего я хочу, он не войдет сюда помочь мне собраться, а даст мне побыть в потемках одной.
Она услыхала его шаги - он как раз выходил из-за дома. Потом она поняла, что он остановился, и вся напряглась, как струна. Подумала: если он и сейчас отгадает мои желания, он даст мне побыть здесь немного одной. А если и после поймет, что у меня на душе, то ни о чем не станет спрашивать. Просто мы уйдем отсюда вдвоем и пойдем молча вверх по тропинке к вершине горы, откуда все видно окрест как на ладони, и мы оба обернемся разом и взглянем на дом оттуда, с вершины, прежде чем спустимся к хутору. А если и тут он поймет меня, я навеки буду принадлежать ему и полюблю его так сильно, как никто еще никогда никого не любил.
Она тихо стояла в потемках, лишь тронула кончиками пальцев темные стекла окна - и вспомнила вдруг, что нашла крылатые гайки на карнизе вверху. Значит, он угадал в тот день, когда они впервые сюда пришли, - угадал, где они лежат. И сейчас он стоял не шевелясь за порогом - просто ждал ее.
Она вышла на веранду. Он поднялся по ступенькам в дом, лишь мельком взглянув на нее, помог ей надеть рюкзак - тот, что поменьше. Она достала ключи и заперла дом. Молча шли они лугом; она видела, что он строго держится тропки, не позволяя себе наступить на траву, где прежде росли цветы, и все в ней пело от благодарного чувства к нему.
Потом они зашагали в гору, никто из них по-прежнему не произнес ни слова, и она чувствовала, как нарастает в ней волнение и быстрее струится по жилам кровь. Но при этом на душе было так покойно, легко, что казалось, нет конца счастью, лишь бы оно не разбилось...
Они поднялись по гребню горы к вершине, туда, откуда все видно окрест как на ладони, и волнение бурлило в ней уже пузырьками, которые словно взрывались где-то под кожей. Только бы он ничего не сказал! Вот сейчас...
Он повернулся к ней в тот самый миг, когда и ее толкнуло к нему. Они стояли рядом и смотрели вниз, на дом, вскинув голову, она увидела легкую улыбку на его лице: он вспомнил, как она в городе описывала ему этот дом.
- Да! - прошептала она. Прямо на него смотрели сияющие глаза. - Теперь дом наш!
- Наш? - растерянно переспросил он. - Именно сейчас - наш?
- Да, сейчас! Отныне и вовеки. И никого - никого другого там больше нет!
Он стоял, смущенно уронив руки.
- Ничего я теперь не понимаю, - сказал он, погрузив взгляд в сияющую бездну любимых глаз.
- А тебе и незачем понимать, - сказала она. - Просто я что-то загадала. Не все же тебе надо знать...
Оба вдруг посмотрели вниз на серебристо-серый дом, на пар, тонкой пеленой поднимавшийся от воды.
- Теперь ты видишь, какого он цвета? - крикнула она ему, хоть он и был рядом.
- Дом красный! - не задумываясь, отвечал он.
Она вся рванулась к нему, и казалось, у нее совсем нет тела - только глаза с их открытым, радостным взглядом.
- Нет у меня теперь больше детства!
Из сборника "День и ночь", 1954
Виктория-регия. Перевод О. Вронской
В тот раз, когда он увидел ее впервые, в нос ему залетела мошка. Обстоятельство необычное и в высшей степени унизительное. Запустив в нос указательный палец, он тем не менее не сводил глаз с женщины, которая шла ему навстречу, она поравнялась с ним и начала удаляться.
Он кинулся за ней.
- Простите, пожалуйста, но дело в том, что мне в нос залетела муха, пролепетал он.
Палец из носа он уже вытащил, однако в глубине ноздри еще отвратительно щекотало.
- Что вам нужно? - испуганно спросила она и пошла прочь. Они находились в круглой оранжерее Ботанического сада.
Он пришел посмотреть, как цветет Виктория-регия. Цвела она раз в четыре года. Он шел за женщиной - ему не хотелось быть навязчивым, но он должен был оправдаться.
- Простите великодушно... - повторял он.
- Опять вы? - рассердилась женщина. - Где же служитель? - проговорила она, оглядываясь по сторонам.
В оранжерее, кроме них, никого не было. Они стояли между голой бетонной стеной и железными перилами, которыми был обнесен круглый бассейн, где плавало неестественно большое растение.
- Я пришел посмотреть, как цветет Виктория-регия, - удрученно объяснил он. - Тут летала одна-единственная муха, крохотная мошка, которая почему-то все время вилась вокруг меня. Я хотел прихлопнуть ее, но она умудрилась залететь мне в нос.
- Да вы просто сумасшедший! - Женщина в тревоге озиралась вокруг.
Неожиданно он чихнул, однако успел зажать нос платком.
- Вот, можете убедиться! - обрадовался он и протянул платок.
Она невольно взглянула на платок. На нем и в самом деле лежала раздавленная мошка.
- Видите? Я понимаю, смотреть на вас во все глаза и ковырять при этом в носу было смешно и неприлично, только поэтому я и посмел заговорить с вами.
- Да отстаньте же вы наконец от меня со своим носом! - воскликнула она. Но голос ее звучал уже не так сурово.
- Согласитесь все-таки: я оказался в глупом положении и должен был оправдаться.
Она повернулась спиной к бассейну и оперлась локтями о железные перила.
- Может, хватит уже об этом? - сказала она.
- Мужчина не виноват, что его глаза невольно останавливаются на красивой женщине, это обычное явление, но если при этом он имел несчастье ковырять... Простите, я ухожу.
Она быстро подняла глаза на его расстроенное лицо.
- Если из-за меня, не трудитесь, - сказала она, - это общественная оранжерея, и я не могу требовать, чтобы здесь никого не было. Только прошу, оставьте меня в покое.
- Я постараюсь, - пообещал он.
И отошел на другую сторону бассейна, в котором плавал огромный цветок. Листья Виктории-регии образовывали гигантскую чашу с чуть загнутыми краями. В середине чаши покоился большой красный цветок, хотя по сравнению с листьями он не казался таким уж большим. Стоя друг против друга, они смотрели на цветок.
