Елена Яворская - Жестяной самолетик (сборник)
Хотя межкомнатные стены у нас — одно название… по сути — так, перегородки. А папенька новости принимает три раза в день… лекарства бы пил с подобной аккуратностью, постоянно ж напоминать приходится!
А в промежутках он костюмные псевдоисторические мелодрамы глядит. Ну, эти сами за лекарство прокатывают, потому что старый препод над ними ржет в голос.
Мне на подобное нервов не хватает. Я по вечерам фильмы-сказки на ноутбуке зырю. От наушников башка трещать начинает минуте на пятнадцатой, так что звукоряд — с учетом того, что доносится из-за стенки, — получается своеобразный.
Стоит ли удивляться, что у меня по черновикам вдруг набрался целый цикл чернушных бредовинок… Вот!
А вы думали, в сказку попали?
(черная ручка, чистые поля)
О Синей Птице
Добрые детки Тильтиль и Митиль
добрую сказочку сдали в ломбард,
песенку добрую сдали в утиль.
Талеров звонких пригоршню сгрести —
и появляется взрослый азарт
взрослую сказку создать на земле,
взрослую сказку в быту воплотить
(нет, им не надо ни странствий, ни птиц!) —
банковский счет, особняк, «шевроле»,
летом снежку и жары в ноябре…
все, что захочется, только потре…
Тихо тоскует в компании кур
Синяя Птица на заднем дворе.
Скоро ли в собственном будет соку
праздничный ужин собой украшать?
…В детскую сказку стремится душа.
О сказочных героинях
Снегурки в жертву отданы кострам
и растеклись русалки белой пеной.
Трагедии давно несовременны!
Нам задарма не надо всяких драм!
Для милых Белоснежек и Мальвин
предрешены счастливые финалы,
им все страданья жизнь оплатит налом,
им счастье — по любви, не на крови.
Ты видишь на опушке светлый блик?
Ну да, костер. Друзья, пикник, шашлык,
в бокалах пиво пенится-искрится,
а рядом — принц. Ты грезила о принце?
А ведь хороший, право слово, принцип:
искать к успеху легкие пути!
(Не потому ли драмы не в чести?)
В бокальчике твоем — не яд, а пиво,
в руках у принца — розы, не крапива,
а в небе вместо диких лебедей
кружит-кричит веселая сорока.
Нет в мире места горю и беде,
ни лиха нет, ни рока, ни порока,
и дни так разноцветны и пестры,
а ночью соловьи поют проникновенно…
Грозят, как встарь, Снегурочкам костры,
Русалочки, как встарь, стекают мутной пеной.
О Великом Гудвине
Мы не созданы для побед?
А хотелось бы… а хотелось!..
Нам бы только не оробеть,
Нам бы выклянчить ум да смелость.
Доброта — ни к чему. В пути
Избавляйся, дружок, от хлама.
Накопил? Так сдавай в утиль,
К черту лишние килограммы!
И вперед, мой дружок, вперед
Под волшебной звездой халявы!
Ты ведь знаешь: по жизни прет
Циркачам-ловкачам вертлявым.
Ты теперь чрезвычайно крут,
Мой дружок… мой герой могутный!
Нас напутствует — «Вэри гуд!» —
Комбинатор великий. Гудвин.
О соломинке, пузыре и лапте
Плачьте, кто еще умеет плакать,
Прочие — мотайте на усы:
Утонул вчера дырявый лапоть,
Нынче лопнул, истончась, пузырь.
«Сущее, — вздохнул философ, — тленно».
Вздрогнуло дитя: «Какая жуть!»
Я иду в лаптях. Мне — по колено.
Крепко за соломинку держусь.
О трех поросятах
У меня в портфеле
ложь и дырявые кеды,
А в мозгу засела
сказка про трех поросят.
У меня приятели —
гении и легенды.
Ну а я — как в той поговорке —
не удался.
Да и предки мои —
не волки и не лисицы,
но зато не просто гуси,
а лучших пород.
Путешествия — журавлям
и даже синицам.
А гусям — в заборе дыра,
чтоб влезть в огород.
Ну, конечно, хозяин взвоет:
«Разбой! Потрава!» —
и добавит еще словцо…
Он плебей, он груб.
У гусей породистых
есть какое-то право.
И обязанность есть —
попасть (по ощипе) в суп.
Ну а я возмечтал
стать гением и легендой.
Ну а что? Я неглуп
и, кажется, не ленив.
У меня в портфеле —
ложь и дырявые кеды.
Ну а там, в лесу,
заждались Нуф-Нуф и Ниф-Ниф.
Не поможет ложь —
так выручат верные кеды.
Да и ложь в реале
сказочной правды верней.
Мне бы только успеть…
Так важно попасть к обеду!
А обед — он дома…
Так, может, ну их, свиней?..
О Белоснежке
По большаку, почти что в ногу,
Шагают семеро к острогу.
Ать-два, ать-два! Не время мешкать,
Когда в неволе Белоснежка!
Вперед! Ломи! А ну-ка кто там
Удумал подпереть ворота?!
Вперед короткой перебежкой
И напролом — за Белоснежкой!..
…Трещал по швам закат над шпилем,
Трещали лбы… а руки — били,
И заходились в жутком крике
Подземный гром и камень дикий.
Семерка гномов стоит рати,
Да вот бесценен надзиратель,
Пригож лицом, почти что рыцарь,
Печет пирожные с корицей,
Поет не хуже менестреля,
В речах учтив, хорош в постели.
Принц ни к чему, не надо трона,
Ты за стеной живешь матроной,
Ты здесь одна, как говорится,
Всему хозяйка и царица.
Нагрянь хоть тысяча колдуний —
Он всех сожжет и пепел сдунет.
Ему ль не сладить с дикой горсткой?
Покой. Пленяйся и покорствуй.
Под звон мечей вплетаешь ленты.
Молчишь. Становишься легендой.
Наследники Гороха
Умел учить? Теперь учись учиться.
Устами пить бы мед — несут горчицу.
Напиток для шута, ей-ей, неплох.
Намедни умер старый царь Горох.
Горошинами слезы пали в гроб.
На трон восходит иноземный Боб.
Взошел — и к солнцу тянется руками.
А царский двор заполнен сорняками.
И с плодожоркой — мирный договор.
А дальше — по старинке. Глад и мор.
Для летописца год, ей-ей, неплох,
Вещает: «Пал на землю тяжкий рок!»
Никто не виноват. Само так вышло.
А что же дальше? Помоги, Всевышний,
Нам, превзошедшим тысячи наук.
На место Боба метит царь Бамбук.
Теперь я вместе с Геной…
(зеленая ручка, поля расписаны «в елочку»)
Бурая орда чебурашек, дико вращая глазами, похожими на взбесившиеся символы инь-ян, по-птичьи вереща и неуклюже подпрыгивая, водит хоровод вокруг основательно втоптанного в землю вечнозеленого крокодила. Он замер, добродушно прикидываясь представителем флоры; и лишь едва заметно колышется золотистый пластиковый шарик на ниточке, надежно зажатой пастью-зубастью.
Я протер глаза. Чебурашки незамедлительно размножились делением, а крокодил распушился и окончательно одеревенел…
…Ну и какой дурак уверял, что «Ласковая Бетси» в сравнении с категорически не принимаемой моим организмом «Кровавой Мэри» — ну просто детский молочный коктейлик? Я ж историю проходил, я ж в курсе, что обе они — т-т-т… Тюдор! И о том, что желающий обмануться неизбежно обманывается, я подзабыл, да. Цвет, видите ли, показался моему измученному предновогодним драйвом организму приятственным и запах отвращения не вызвал. А что, у вас ни разу такого не бывало, чтоб органы зрения и обоняния сговаривались против органов вкуса? А заодно — и против здравого смысла?..
— Ущипнуть?
Я сел на снег. Красиво так сел, непринужденно. Чтоб в обморок ненароком не грохнуться.
— Ущипнуть? — добродушно предложил зверек неизвестной породы.
Я подумал-подумал — и помотал головой. Сам-то он мелкий, но вот когти… видел бы мой кошак — килькой подавился бы от зависти.
— Ну, как знаешь, — пожало плечами бурое чудо и нырнуло в хоровод, мастерски вплетаясь в ленточку, чем-то похожую на пулеметную. Только не спрашивайте меня, чем именно. Говорю же, мои органы восприятия определенно вступили в сговор против меня. Вот и слух в него вовлекли…
…И если вам скажут, что чебурашки умеют петь — не верьте! Орут они, как офисные мыши на корпоративе, — тоненькими такими, скрипучими голосами. Не то что мелодии — слов толком не разберешь!
— А мы ведь эту песню почти два месяца разучивали, — в унисон моим мыслям признался детский голосок. А вот интонация была взрослая, и было в ней всего-всего-всего… и еще чуть-чуть до кучи. От стоического фатализма до «поубивать бы гадов». Подобные интонации появляются только у женщин, которые стопроцентно уверены, что им можно все, потому что сама природа их терпит. Сердце екнуло пескариком куда-то в район аппендикса: кажется, эту добрую новогоднюю сказку сочинял лично Стивен Кинг.