Марианна Грубер - Промежуточная станция
Джон рассказывал о лебедях, о том, что они способны натворить, и при этом поглядывал на собаку, которая, судя по тому, как точно и мгновенно реагировала на команды, была хорошо выдрессирована.
— А документы у вас при себе? — неожиданно спросил мужчина.
— О да, конечно.
Джон достал свое служебное удостоверение. Мария, которая стояла в сторонке и рассматривала мощные цоколи подвальных помещений, тоже подошла к охраннику и протянула ему свое удостоверение. У нее забыли отобрать его.
Охранник посмотрел документы и, козырнув, вернул их.
— Извините, — сказал он. — Мне не следовало задерживать вас, но я не знал, что вы работаете в Учреждении. Разумеется, вы можете осмотреть все строительные площадки. Вас проводить?
Мария спрятала удостоверение. Она уж хотела отказаться от предложения, но ей вспомнился длинный подземный ход, ведущий через подвалы здания Госбезопасности. Скорее всего, здесь работают над его продолжением, об этом говорили размеры подвальных помещений. Если знать, как они распланировали здесь входы и выходы, тогда их можно будет найти и где-нибудь в другом месте.
— Достаточно просто взглянуть на рабочие документы, а то начинает темнеть, — сказала она.
Охранник повел ее в четвертую бытовку, которая была несколько больше трех других, включил свет и положил перед Марией целый ворох бумаг и чертежей.
— Меня интересует только один план, — пояснила она. — Вы понимаете, о чем идет речь?
Охранник кивнул и положил перед ней чертеж.
Разобраться в нем оказалось совсем не трудно. Пути, ведущие к служебным кабинетам, были заштрихованы красным карандашом, выходы отмечены синим.
Согласно схеме, можно было пройти и через вестибюли домов, а кое-какие пути пролегали через определенные квартиры. Квартиры эти вряд ли можно найти, а вот с некоторыми ходами дело обстояло попроще. Мария все внимательнее изучала схему. В планах домов она кое-что понимала. Роланд не раз показывал и объяснял ей свои чертежи, когда среди ночи она заходила к нему, чтобы попробовать уговорить его отправиться спать или, наоборот, приносила ему кофе. Проходные клозеты, размышляла она, проходные клозеты на уровне земли — это было решением проблемы. Надо было создать предельно ясную систему, иначе чиновники не сумели бы достаточно быстро сориентироваться. Ни одному человеку не удержать в голове сотни различных вариантов. Здесь настроили новых домов, но все они имели проходной клозет в подвальном этаже, как это было обычно лишь в старых домах.
— Списки сотрудников, — потребовала Мария.
— Только не переборщи, — шепнул ей Джон.
Охранник посмотрел на него.
— Вы правы, — сказала Мария. — Господин Мальбот может подождать на свежем воздухе.
Еще какое-то время она изучала списки, но не нашла в них ни одного знакомого имени.
— И список лиц, работавших здесь в самом начале.
— Не понимаю.
— Папку номер один, — ответила Мария, — она должна быть в первом архиве.
Охранник протянул ей нужную папку. Но и в ней не оказалось знакомых имен. Список был заверен Тимо Бруком. Мария долго вглядывалась в подпись. Она знала этот почерк, но не могла сразу припомнить откуда. Не так уж много почерков держала она в памяти. И вдруг вспомнила: Тимо Брук, так подписывался обербригадефюрер.
— Спасибо, — сказала Мария. — Вы храните документы в отличном порядке.
Охранник вскинул руку в приветствии и убрал бумаги.
— Я доложу о вашей аккуратности.
— Благодарю.
Мария вышла, и, не оглядываясь, двинулась вперед. Джон тотчас же присоединился к ней.
— Ух, — сказал он, когда они отошли на достаточное расстояние. — И как меня угораздило притащить тебя именно сюда.
— Нет, это стоило сделать.
— Объясни.
— Хорошо. Пойдем к реке.
Джон остановился.
— Я готов идти, куда ты захочешь. Но почему именно к реке?
— Чтобы поговорить, не опасаясь чужих ушей. На мосту, например. Глядеть на воду и беспечно болтать.
Джон склонил голову набок и пристально посмотрел на Марию.
— А ты, видать, и в самом деле разбираешься, что здесь к чему, — задумчиво произнес он. — О Боже, куда мы попали, Мария?
Часть пути они проехали в метро, вагоны были переполнены, на Восточном стадионе шло первенство на кубок. Попутчики — почти одни мужчины. Воздух сгущен и влажен, а ощущение тревоги казалось всеобщим, как это обычно бывает лишь перед грозой. Джон был недоволен плохой вентиляцией, шумом и громкими голосами пассажиров. Мария несколько раз меняла вагоны, опасаясь возможной слежки. Теперь ей было совершенно ясно, как осуществляется наблюдение. Это представляло собой своего рода эстафету. Вероятно, агенты связывались между собой с помощью специальных переговорных устройств, которых не было лишь в зоне санации и районе гавани. Там давно уже ничего не строили. Она вытолкнула Джона из вагона на одну остановку раньше, чем было задумано, и начала кружить по городу. Когда они свернули на широкий проспект, прямым продолжением которого был мост, ведущий в лагерь, Джон заметил человека, которого он как будто уже видел в метро. Он взглянул на него еще раз и остановился, чтобы вынудить мужчину опередить их.
— Ты его знаешь? — спросил Марию, кивком головы указывая на прохожего, но она только покачала головой.
— Нас всегда кто-нибудь преследует. Одним нужна я, другим — Роланд.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем им так нужен Роланд? Из-за того, что он с Севера?
Мария подняла глаза.
— А это, пожалуй, одно из объяснений. На Севере существует та же система, но для здешних людей это нечто новое. Мы-то уже знаем. Не так много возможностей свести человека с ума, собственно, лишь одна: сделать так, чтобы он не понимал, что происходит вокруг.
Мимо них подросток катил тележку с овощами и фруктами. Джон окликнул его и спросил, не продаст ли тот ему яблок, но мальчик отрицательно мотнул головой.
— Это не на продажу, господин. Это в лагерь.
И он указал на мост, выгибающийся перед ними широкой спиной с вереницей дуговых ламп и дополнительных прожекторов, освещавших реку не хуже солнечных лучей. Чтобы попасть на ту сторону, к удостоверению надо было приложить особый пропуск, который предъявлялся на обратном пути, иначе в город уже не вернуться. Мост контролировали солдаты. Джон насчитал шесть человек, трое вооружены автоматами, трое — снайперскими винтовками. До середины моста можно было дойти беспрепятственно, здесь находилось заграждение, такое же — и у противоположного берега. Там стояли солдаты.
Человек, которого Джон заподозрил в слежке, подошел к часовым, о чем-то поговорил с ними и вернулся. Он бросил взгляд на Марию и направился дальше, к докам.
Теперь вокруг никого не было видно, кроме солдат и подростка с тележкой.
— Помнишь того младшего официанта в кафе? Я знала его по службе. Наверно, они решили, что я его не узнаю, ведь я видела его только раз.
— Поэтому ты так стремительно сбежала оттуда?
Они вышли на мост и уставились на воду. Под ними проплывали баржи, дальше к югу стоял на причале пассажирский пароход, а еще дальше разгружалось большое судно. Вид вдаль открывался порядочный, хотя свет становился все слабее.
— Я думаю, — сказала Мария, — они не знают, как выглядит Роланд, хотя Геллерт говорил, что Север передает все данные о беглецах.
— Тогда у них должен быть портрет Роланда.
— И все же, видимо, нет. При возможности они фотографировали всех людей из моего ближайшего окружения. Однажды я видела мельком такое фото в моем личном деле. Снимок был сделан в супермаркете.
— И несмотря на это, ты пошла в кафе?
— Я только там это и поняла.
По трапу одного из судов с песнями спустилась группа матросов. Подул ветер. Это был южный ветер, он доносил песню матросов и запах воды.
— Ну и несет же от этой воды, — сказал Джон. — Стемнело — значит, нечистоты можно сливать прямо в реку. Какое свинство!
— В Учреждении лежат проекты очистных сооружений. Они годами хранятся в сейфах, но до строительства дело не доходит. А рыбный промысел гибнет. После этого взрыва на площади мне пришлось как-то переписывать бумаги, в которые заносилось время сверхурочной работы государственных служащих. Получалось, что сверхурочной работы больше, чем основной. Чиновники живут временами на службе, чтобы в любой момент оказаться на месте, хотя вон там целый лагерь безработных. Людей не трудоустраивают. Безработный для чего-то нужен.
Джон сплюнул в воду.
— Если это так, то поступок Роланда единственно верный. Я имею в виду, что для здешних людей он делает единственно верное дело.
— С бомбами?
— А что еще остается? Подать петицию в Учреждение? Как ты думаешь, долго они еще будут терпеть там, в лагере?