KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Виталий Щигельский - Время воды

Виталий Щигельский - Время воды

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Виталий Щигельский, "Время воды" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Донести до меня сей факт взялся Снетков, вероятно, как самый из них образованный. Он прошелся по комнате взад-вперед, поскрипывая телячьим плащом, и сказал приглушенно:

— Мы все очень хотели увидеть тебя, Виктор. Мы думали, ты придешь сам, но ты не приходил. Мы думали, ты пригласишь нас в гости, но ты не приглашал. Мы так рады, наконец, видеть тебя, ибо ты всем нам немного должен. Или, может быть, ты забыл?

— Я все помню, я копил деньги, — сказал я.

— И где эти деньги? — Снетков поднял бровь.

— Я купил на них акции.

— И где эти акции?

— Я принесу, мне нужно несколько дней.

— Нет, Виктор, ждать мы не будем и твои акции нам не нужны. У нас этих акций хоть жопой ешь. Мы забираем твою недвижимость за долги. Нотариус уже написал все, что надо. Тебе нужно только поставить подпись и отдать нам ключи.

— Сволочь ты, Снетков, — сказал я. — И ты, Орлан, сволочь. И вы сволочи, охтинские. И вы, одноклассники Машины, сволочи. А Маша и вовсе сука.

Сказал и замолчал, больше ничего не приходило в голову.

Мои оппоненты ненадолго задумались, а затем почти одновременно кивнули друг другу.

Их было шестеро, но били меня только двое — румяные мало-охтинские, с простыми добрыми именами Ваня и Леха. Били, приговаривая: «Мы не охтинские, запомни, мы — мало-охтинские, ты понял?..» Били, правда, недолго — сил у меня оказалось немного, я быстро свалился на пол и на время отошел в мир иной…

Когда я очнулся, мои старые знакомые деловито копались в моих вещах. Они упаковывали в картонные коробки нужное и выбрасывали остальное в открытое настежь окно.

В комнате появился седьмой персонаж — сосед Генофон. Разговаривать ему в этом фильме не полагалось — у него был заклеен рот, а сам он был крепко привязан к стулу посреди комнаты.

— Твой родственник? — спросил меня мало-охтинский Ваня, заметив, что я пришел в норму. Ваня поднял за волосы голову Генофона, чтобы мне было лучше видно, как тот высокопрофессионально избит.

— Это сосед, — ответил я сорвавшимся голосом. — Он здесь ни при чем. Отпустите его.

— А мы думали: родственник, — осклабился Леха. — Ну, сосед, ты тогда извини. Извиняешь?

Генофон кивнул не сразу, с доброй помощью крепкой руки Ванюши.

— Молодец, — обрадовался Леха. — Теперь можешь идти. Собирать вещи. Завтра чтобы и тебя здесь не было, понял?

— Куда вы его отправляете? — полушепотом спросил я.

— Туда же, куда и тебя. Он теперь здесь не живет тоже. Он на нас дарственную отписал, пока ты спал. Собственной рукой, по собственной воле. Вас ведь мало, и жилья у вас мало, а нас, кредиторов, много, и всем надо разойтись краями, — подытожил Снетков, поднимаясь с дивана и запахиваясь в плащ, как в банный халат. — Там, в тумбочке, возьмешь сдачу, чтобы все было по чесночку. Хватит даже вам двоим побухать. Ну а мы пошли, нам пора.

Кредиторы ушли. Я залез рукой в тумбочку. Там действительно оказались деньги. На четыре десятка бутылок спирта. Я разделил их пополам. Половину взял себе, половину засунул в нагрудный карман Генофону.

— Ты прости меня, дядя Гена, если сможешь. Нет у нас теперь с тобой дома. Но ведь это еще не конец. У Серафимы твоей есть хозяйство в Шушарах. Молоко, свежий воздух… Она баба верная, не даст тебе пропасть. А я… Ну, прощай, дядя Гена. Прощай.

Чтобы прощание не вышло сентиментальным, я не стал снимать пластырь с губ Генофона, опять же положившись на Серафиму, на ее материнское чувство и женское чутье.

Кроме денег с собой я не взял ничего. Ибо я уже не нуждался ни в чем.

Местом временного пребывания я определил Ботанический сад и окрестности, а продолжительность жизни — в двадцать бутылок спирта…

На последней, двадцатой, бутылке судьба свела меня с Косбергом.

Несколько ночей я провел там, где планировал — в Ботаническом саду, вдалеке от центрального входа, в заросшей мелким кустарником, запущенной дальней части, куда обычно посетители не доходили.

Было утро, я недавно проснулся и сразу же выпил прилично. Затем перелез через ограду вымыть ноги и лицо в зеленовато-фекальной воде речки Карповки. На обратном пути меня заштормило, я ударился прямо в грудь двигавшегося мне навстречу прохожего. Я посмотрел вперед и узнал Косберга.

Косберг снял с жесткого, похожего на дрочевый напильник, носа очки и прищурился. Он заметно постарел и высох, некогда красные щеки одрябли и опустели, свисали, как у бульдога. Густые цыганские брови стали белесыми, словно гусиный пух. И только маленькие смоляные зрачки, прочно сидящие в середине красных белков, по-прежнему смотрели тяжело и пронзительно.

— В институт? — спросил он.

Я кивнул — я соврал.

— Не ходи, там засада, — эти слова капитан сказал шепотом.

Я не понял, о чем он, и пьяно засмеялся.

Косберг осмотрел меня еще раз и брезгливо поморщился:

— И давно ты, Виктор, пьешь? — спросил он.

У него был хорошо поставленный боцманский голос, слишком громкий и резкий, так что я чуть не сблеванул.

— Всегда.

— Напрасно, Виктор. Ты не знаешь, что делаешь.

— Почему же! Когда я не пью, я хочу драться. Со всеми. Такая вокруг реальность. Когда пью — я не то чтоб добрею, мне становится все равно. Я ухожу от реальности. Это протест, товарищ капитан. Это протест.

— Протест? — переспросил Косберг. — А теперь послушай меня. Меня эта водка тоже чуть не убила. Причем не однажды. Ты понял?

Я ухмыльнулся.

— Не веришь? Ты разучился думать?.. Ты знаешь, Виктор, что пьешь из-за мировых империалистов? Ты знаешь, что эту водку в тебя вливают они? Знаешь, зачем они это делают? Чтобы рано или поздно водка растворила твою волю. Чтобы ты умер или стал их рабом.

— Мне все равно, — ответил я и попытался сложить руки на груди, совсем как перед расстрелом Котовский.

Не вышло.

— Ты погибнешь от водки, а они будут жить. Жить на нашей земле. Эксплуатировать наших детей. Еб…ть наших женщин.

Я подавил в себе очередной позыв и сказал на выдохе:

— Ответь, капитан, а сам-то ты кто? Говорят, у тебя швейный цех на военной кафедре? Лифчики, подвязки, трусы, специальная одежда для гомиков с ширинкой на жопе. Или как?

Косберг отступил на шаг.

— Я знаю, обо мне говорят плохое. Я знаю, что не внушаю доверия, — начал он скороговоркой. — Да я и не отрицаю: порножурналы, белая горячка, сифилис, маленький бизнес. Все это было. Я за все отвечу. Но я не гомик, поверь, я не гомик. И самое главное — я не предатель. Я не изменял присяге и не предавал своей Родины.

Я замотал головой, но не сумел перебить его.

— Я знаю, — повторил он, — что про меня так говорят. Даже пишут. Они считают, что их никто не заставит отвечать за свои слова. Они перестали бояться силы. Тебе, наверное, сказали, что я выписал из Иваново безработных ткачих, запер их в институте и заставляю шить, а по ночам продаю их на трассе? Сказали?.. Можешь не отвечать, — Косберг разгорячился, лицо его покрылось пигментными пятнами и стало похоже на марсианский камуфляж. — Сам тебе отвечу: да, это так. Но не просто так. Ты ведь знаешь, что наши войска разбиты и перешли на сторону врага. Чтобы вернуть прежнюю жизнь, мне нужна своя армия. И я выполняю эту непростую задачу. Я готовлю из этих замученных женщин прекрасных непобедимых солдат. Однажды мы выступим. Мы нанесем удар!.. Помяни мое слово: скоро все вернется. Скоро я смогу без стыда носить свою форму. Стыдно станет им. Стыдно и плохо.

Косберг замолчал, ухватился за грудь правой рукой, а левой достал из кармана алюминиевый цилиндр с валидолом.

— До сих пор не могу говорить об этом спокойно, — выговорил он и засунул таблетку под покрытый табачным налетом язык. — Тогда, в девяносто первом, у нас не нашлось хладнокровия и беспощадности. Прости Господи, не тот балет мы смотрели. Надо было оперу. «Иван Грозный» хотя бы… Затем, в девяносто третьем, у Белого Дома не хватило одной бригады морской пехоты. Одной бригады, чтобы покончить с анархией и натянуть глаз на жопу и Бурбулисам, и Сысковцам и прочей сволочи! Нам таких, как ты, не хватило. Нам конкретно тебя не хватило, Виктор. Это ты понимаешь?

— Я в ракетных войсках служил, не в пехоте.

— Да это не важно. Ответь, Попов, тебе безразлична судьба нашей Родины?

— Никак нет, товарищ капитан первого ранга, — ответил я ему, сумев, таки, выпрямиться, и это была чистая правда. — Для меня больше нет различий. Нет судьбы. И Родины больше нет…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 16. НОВАЯ ТОПОГРАФИЯ

Я хорошо помню тот день, когда окончательно ощутил себя взрослым, ощутил, но, как теперь понимаю, не стал. Ощущение оказалось ошибочным, вызванным преобладанием физического роста над умственным развитием, глуповатым дембельским оптимизмом, амбивалентностью социальной среды.

Как не обладание женщиной делает мужчиной мужчину, так не физический возраст определяет степень взросления. В социально разрозненном обществе со смешанным набором восточных и западных ценностей возраст человека определяется по сложной шкале.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*