Юрий Рытхэу - В долине Маленьких Зайчиков
Из вещей, находящихся в комнате, Коравье больше всего интересовали книги. Он мог часами их рассматривать. Как-то Праву заметил, что Коравье смотрит не только картинки, но и внимательно разглядывает буквы и при этом едва заметно шевелит губами, будто читает.
– Ты никак умеешь читать? – спросил его Праву.
Коравье смущенно отложил книгу.
– Откуда мне знать эту мудрость, – ответил он. – Но мне хочется научиться читать. Очень хочется…
Праву обнадежил его:
– Скоро приедут учителя, и мы откроем школу не только для детей, но и для взрослых в стойбище Локэ.
Как-то Коравье попросил, чтобы Праву прочитал что-нибудь на чукотском языке.
Праву достал старую газету и стал читать вслух. Это оказалась статья о перспективах оленеводства на Чукотке. Ее, должно быть, перевели с русского, и при этом так неумело и коряво, что Праву сам плохо понимал некоторые места.
Но Коравье слушал вежливо и внимательно, ни разу не перебив вопросом Праву.
А однажды Коравье попросил почитать какую-нибудь чукотскую книгу. Но книг на родном языке в поселке, где раньше жили русские геологи, не было. Вся личная библиотека Праву и Сергея Володькина состояла из нескольких разрозненных томиков стихов да солидных научных трудов, привезенных с собой Праву.
– Тут все по-русски написано, – скользнув взглядом по полке, сказал Праву.
– Ничего, читай тогда на русском, – настаивал Коравье. – Ты можешь переводить?
– Хорошо, – согласился Праву.
Он порылся в книгах и достал томик стихов Лермонтова. Перелистав несколько страниц, прочитал:
Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает.
Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится…
Праву, спотыкаясь, подыскивая нужные слова, очень вольно перевел стихотворение на чукотский язык и спросил Коравье:
– Понравилось?
Коравье помялся и честно признался:
– Не очень понял.
На некоторое время радиоприемник, купленный Володькиным на гонорар за свои стихи, отвлек внимание Коравье от книг. Но это продолжалось недолго. Его снова потянуло к печатному слову. Теперь он старался сам получать газеты на почте, приносил их Праву и просил читать. А раз снял с полки Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
– Прочти отсюда.
– Эту книгу, Корав, тебе еще не понять.
– О чем она? Кто ее написал?
Праву задумался: как ему ответишь?
– Эту книгу написал один из учителей коммунизма, – сказал он.
У Коравье загорелись глаза.
– Вот она-то мне и нужна! Много я слышу: коммунизм, коммунизм, а до сих пор понять не могу. Вот бы мне прочитать эту книгу! Тогда бы все стало ясно… А ты умеешь учить грамоте?
– Когда-то готовился к этому, – ответил Праву.
– А можешь научить меня читать и писать?
Праву потер лоб:
– Понимаешь, Корав, какое дело: я могу попробовать научить тебя грамоте, но не знаю, что получится. Я учился делать грамотными маленьких детей.
– У меня такое желание научиться грамоте, что я готов обратно превратиться в маленького ребенка, – с жаром заявил Коравье.
Праву раздобыл букварь.
Коравье приходил по вечерам. Чтобы не мешать занятиям, Володькин отправлялся на это время к кому-нибудь в гости.
Буквы Коравье выучил быстро, но дальше дело застопорилось. Он хорошо запомнил слова под картинками и безошибочно «читал» подписи, даже когда картинки были закрыты ладонью Праву. Иногда Коравье мрачнел от бессилия постичь тайну черных маленьких букв, которые упорно прятали от него свою хитрость. Праву убеждал его, что все идет как надо: никто еще не выучился читать в один день. В такие минуты Коравье отвлекался от букваря и задавал бесконечные вопросы.
Однажды, увидя повешенную на стену Володькиным географическую карту, он пришел в восторг:
– Как красиво! Вот бы Росмунте сшить платье из такой материи! – он подошел к стене и пощупал карту. – Прочная.
Но, разглядев бумажную поверхность, рассудил:
– Однако в дождь вся бумага слезет.
– Ты что, не узнал эту бумагу? – спросил Праву и достал карту района реки Маленьких Зайчиков.
– О-о! Рисунок Земли! – обрадовался Коравье. – Не узнал.
Несколько минут он в молчании разглядывал карту, переводя глаза с одного полушария на другое.
– Ничего не понимаю! – наконец признался он. – Где тут наша река Маленьких Зайчиков?
– Ее здесь нет, – ответил Праву. – Она слишком мала. Но приблизительно могу показать. Вот здесь. А эта карта изображает всю Землю.
– Всю?! – недоверие мелькнуло в глазах Коравье. – Разве можно всю Землю уместить на бумаге?
Праву принялся объяснять карту. Обвел карандашом Советский Союз, Чукотку, показал, как изображается суша, море… Коравье не отрывал глаз от непонятного рисунка всей Земли, и Праву скоро заметил, что он не слушает его, а думает о чем-то своем.
– Сколько воды вокруг земли! – подивился Коравье. – И спереди и сзади! А это что такое? Похожее на собачью голову?
– Здесь начинается Америка, – ответил Праву. – Капиталистическая страна.
Коравье уже слышал от Праву о странном для него делении мира на капиталистические и социалистические страны. Сначала он предположил, что все капиталистические страны представляют собой подобие стойбища Локэ. Там не знают, что такое трактор, самолет, автомобиль, радио и множество других вещей, которые делают человека сильным. Но когда Праву сказал, что в капиталистических странах все это есть, Коравье совсем запутался.
Удивительно, что капиталистическая страна может находиться так близко от его родной земли. Всматриваясь в береговые очертания полуострова, напоминающего собачью голову, Коравье думал о том, сколько ему еще нужно узнать, чтобы понять мир, в который он вошел.
– А капиталисты знают, что есть такой народ на Земле – чукчи? – спросил Коравье.
– Надо думать, что знают, – ответил Праву, удивляясь вопросу. – Их ученые иногда упоминают чукчей как диких людей…
– Что такое ученый? – спросил Коравье.
– Ученый… Человек, который лучше других видит будущее человечества, много знает.
– Который думает за других, – кивнул Коравье и добавил: – Как Локэ в нашем стойбище.
Карта долго мешала занятиям. Но постепенно Коравье привык к ней. Как-то он озадачил Праву вопросом:
– А будут несчастные люди при коммунизме?
Праву ответил не сразу. Коравье терпеливо ждал.
– При коммунизме будут жить обыкновенные люди, – как бы размышляя про себя, заговорил Праву. – Значит, у человека останутся его сильные и слабые черты, хотя он будет отличаться от теперешних людей. Я думаю, что при коммунизме тоже будут несчастные люди, но их будет намного меньше, чем счастливых. Потому что исчезнут главные причины, которые порождают несчастья…
– Может быть, и так, – согласился с ним Коравье и сказал: – Вот мы с тобой много разговариваем, а мне неспокойно, когда подумаю, что очень скоро стойбище Локэ придет к колхозной жизни.
– Ты боишься, что твои земляки по своему нутру не будут подходить для жизни в колхозе? – спросил Праву.
– Немножко такая боязнь есть, – ответил Коравье.
– Надо верить, что в человеке хорошего больше, чем дурного, – сказал Праву. – На то он человек.
– Беспокоюсь я все же о земляках. Когда-то им все равно придется начинать новую жизнь. Оттого, что придут к ней с опозданием, они долго не будут полностью счастливыми, потому что их нутро, мысли, память не скоро забудут старое.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Праву.
– Надо скорее переселить стойбище в колхоз, – неожиданно ответил Коравье и, встретив недоуменный взгляд Праву, пояснил: – Даже новая одежда не сразу удобна человеку. Но не станешь же из-за этого вечно ходить в старье!
Коравье и Росмунту приняли в колхоз. По совету Ринтытегина Коравье поставили на работу в колхозную мастерскую. Он туда уходил с утра, в обед являлся домой, – словом, жил как все торвагыргынцы. Конечно, сам не чинил тракторов, но чем мог помогал другим. Долго думали, как быть с Росмунтой. Когда узнали, что она хорошо шьет, ее завалили заказами.
Несколько раз Коравье намекал, что ему лучше было бы в тундре, там, где олени. Но Праву не терял надежды, что удастся уговорить его переселиться обратно в стойбище Локэ, и оставлял эти намеки без внимания.
Однажды днем с шумом распахнулась дверь комнаты, и перед Праву предстал Коравье. Волосы его были всклокочены, бисеринки пота блестели на лбу, глаза сверкали.
– Что случилось?
– Компот! Компот!
Крик был такой, будто Коравье тонул в компотной реке.
Только сейчас Праву увидел у него в руках консервную банку.
«Кто-то у них отравился?» – с ужасом подумал Праву.
Но Коравье мало походил на несчастного. Неожиданно он сорвался с места и пустился в пляс по комнате. Он явно подражал Мирону Стрелкову, который как-то на его глазах плясал камаринского. Маленький домик весь содрогался.
