Хани Накшабанди - Одна ночь в Дубае
— Как ты узнал? — удивилась она.
— Чтобы любить человека, ты должен знать его. Разве не так говорит твой друг Эфтаб? Вот я и пытаюсь узнать вас, моя красивая госпожа. В любом случае, поговорим о приготовлениях, когда придешь.
Не дав ей опомниться, он сказал:
— Свой адрес я отправлю тебе в сообщении. Жду тебя в восемь.
— За кого он меня принимает? — сказала она и отключилась. — Настоящий сумасшедший. Сомневаться не приходиться.
Ровно в восемь она стучала в дверь его квартиры.
* * *
Она не знала, он ей не говорил, что он любит рисовать и у него здорово получается. Она обнаружила семь или восемь собственных портретов, два из которых висели в центре его большой гостиной. Остальные же стояли плотно друг к другу у стены. Но в тот вечер он удивил ее еще раз.
Она стала рассматривать, изумленная, те его рисунки, в которых угадывала себя: свою одежду, некоторые жесты, которые проскальзывали во время их встреч. Перед этими картинами она почувствовала, как сделала огромный прыжок навстречу Я, либо это он стремительно приблизился к ней, сойдя с одной из картин.
«Последние дни я занимался тем, что рисовал тебя» — сказал он, когда она смотрела на заинтересовавшее ее большое полотно, написанное маслом. «Я вызывал твой образ каждый день». Она перевела на него спокойный взгляд. Он улыбнулся и сказал: «Нет. Я не одержим тобой. Просто я люблю рисовать… И не смог найти ничего более красивого, чем ты, чтобы изобразить».
Такой ответ заставил ее поволноваться, и она невольно улыбнулась. Что-то в ней менялось, что-то заставило почувствовать угрызения совести перед человеком, с которым она за одну секунду решила больше не видеться. Однако сейчас, после того как она увидела себя через него, она спросила себя: «Разве есть страсть больше?» — и почувствовала, как глаза наполняются слезами.
Она вернулась к тому большому полотну, где он изобразил ее царицей в длинном одеянии из моря, украшенном жемчугом и сияющими камнями. Она сидела на троне в форме сердца винного цвета. Одной рукой она держала золотой скипетр, другая спокойно лежала на одежде, на ней был перстень, от которого исходил солнечный свет. Она подошла поближе, чтобы рассмотреть черты лица: гордый прямой нос, большие глаза с поразительным контрастом черного и белого, каштановые волосы, заплетенные в косу, спадающую через плечо до груди. Она молча смотрела, внимательно изучая детали: глаза, прическа, нос. Вдруг она отпрянула, блеск в глазах потух, улыбка исчезла. Заметив это, Я сказал: «Не очень веселая. Надо немного снять темной краски».
Из гостиной по всей квартире, которая была обставлена ослепительно-белой мебелью, лилась спокойная музыка. Я зажег пять огромных свечей, поставленных в ряд на столике, и погасил свет. В белизне этого места волнами качались широкие шторы от пола до потолка, навевая романтические мысли о бурной ночи в шикарной обстановке. Когда они сели друг напротив друга на широкий как кровать диван, она посмотрела на него и почувствовала, что тонет в глубине его глаз. Первый раз они сидели так близко, что можно было дотронуться друг до друга. Карие глаза, зрачки то расширяются, то сужаются. Легкая музыка бежит по складкам штор. Они становятся все ближе и ближе, и их губы соприкасаются.
Она уступила ему в атмосфере, которая была создана человеком, знающим женщин. Поцелуй был долгим, их тела соединились, и они легли на широкий диван. Через несколько минут они расцепились, он почувствовал холод на ее губах и посчитал, что немного поспешил. Поэтому он мягко взял ее руку, обнял за талию и пригласил на кухню.
Она услышала аромат приготовленный им еды. В фартуке он выглядел забавно. Подал ей бокал, другой налил себе и дал попробовать свою стряпню. Она закрыла глаза и произнесла: «Чудесно!», сама думая о том, замечает ли он, как дрожит ее тело.
Он поставил тарелки на столик в углу гостиной, она же опять застыла напротив большой картины маслом и стала ее разглядывать. Он отлучился на кухню, а вернувшись через несколько минут, застал ее смотрящей вдаль через зазор в шторах. Он подошел и обнял ее сзади. «Еда подождет». Она еще не поняла, что он имеет в виду, а он уже целовал ее в шею и губы. Он поднял ее сильными руками и отнес на кровать.
В одном из углов спальни горела свеча. «Он хорошо подготовился к этому вечеру». Она задумалась, но тут же мозг отключился. Он вцепился в ее губы и начал снимать с нее одежду. Как только она обнажилась, сразу нырнула под одеяло и стала рассматривать его крепкое тело. Он быстро разделся, одернул одеяло и склонился над ней. Я был искушен в поцелуях. Она стонала, извивалась, затем замолчала. Прежде чем он успел подняться от ее шеи до губ, неожиданно и вместе с тем резко она оттолкнула его далеко от себя. Он удивленно посмотрел на нее и присел полуголым на колени. Из глаз у нее текли слезы. Она часто задышала и натянула одеяло обратно.
«Что-то не так?» — спросил он.
Она молчала и дрожала.
Он повторил вопрос. Она молчала, уставившись на него, только сильнее вцепилась в одеяло.
«Прости, если я был слишком настойчив», — сказал он и поднялся с кровати. В его голосе было раздражение. Он накинул халат из хлопка и удалился на кухню. После недолгого отсутствия он вернулся и увидел, что она собирает свою одежду. Ничего не сказав, он покинул комнату.
Она вышла к нему через несколько минут. В одной руке она сжимала платок, другой держала свою кожаную сумочку.
— Мне нужно идти, — сказала она и направилась к двери.
— Что случилось? Ты хочешь уйти? Хорошо. Но сначала объясни мне, что такого произошло, что ты оттолкнула меня так жестоко и оставила? Ведь наш вечер не успел еще начаться.
— Ничего… Я хочу уйти, — коротко ответила она и повернулась к нему спиной, направляясь к двери.
Он схватил ее за руку прежде, чем она успела открыть дверь. «Хорошо, просто поужинай со мной. Будет вкусно. Ты попробовала же, тебе понравилось. Правда?» Он мягко обнял ее за шею и повел к столу. Бледная, она сделала несколько шагов с ним, но потом развернулась и спешно ушла, не сказав ни слова.
Ясмин поехала на улицу Джумейра. Она казалась расстроенной, ни о чем конкретном думать не могла. Через некоторое время ее губы раскрылись в полуулыбке, и она включила магнитолу на любимой песне. Внутри у нее что-то происходило. Под негромкую мелодию перед глазами вставали сцены от их первой встречи до последней, но они отступили перед тем, как она его покидала.
Она проехала улицу Джумейра от площади аль-Алем до конца дважды. Когда песня заканчивалась, она ставила ее с начала и напевала, где попадала, свое имя. Ее переполняло чувство огромной любви. В этот момент все вокруг ей казалось прекрасным. Всю свою жизнь она желала прожить с этим настроением, в котором пребывала сейчас. Было ужасное, поразительное противоречие между тем, как потерянно начался ее вечер, и как странно он заканчивался. «Да… Очень странно», — думала она, будучи уверенной в том, что в тот момент весь мир был счастлив за нее, что он переживал вместе с ней. Она уже не была так одинока, как вчера, даже как несколько минут назад. Она проезжала одну улицу за другой, район, второй, третий, при этом пела, кричала, крутилась, делала все, что хотела. Вела ли она себя как маленькая девочка или как взрослая дама — ей было все равно. Ей было важно только одно, об этом она и думала: Ясмин, которая вышла из квартиры Я была не той женщиной, которая туда вошла. Ясмин, оставшаяся там, сейчас наверное спала под ним или на нем… Не важно. Сейчас она была другой. Та Ясмин, которую она оставила там, сейчас, возможно, мылась, после того как они закончили, или помогала мыться ему. Не важно, сейчас она была другой женщиной, не той, которая в это время ужинала бы с ним или уже завершала трапезу. И не той, которую он нарисовал, сказав, что провел над полотном несколько дней, представляя ее царицей на троне в форме сердца винного цвета, с гордым прямым носом, широко открытыми черными глазами с ослепительным белком, каштановыми волосами в косе до груди… «Это была не я. Это другая женщина. Та, о которой он всегда мечтал и которую рисовал». Что касается того портрета, который, как он сказал, принадлежит ей, то это была не она. Она вспомнила, как однажды он позвонил ей, еще до встречи, и описал ее. Он утверждал, что у нее прямой нос, большие глаза, каштановая коса, спадающая на грудь. Он описывал женщину, о которой мечтал. Или это была реальная женщина, которой уже не было с ним. «Я не та, которой он бредит, и не та, которую он нарисовал». И в том, и в другом случае не важно. Тут все гораздо серьезнее.
Она поставила машину перед входом у дома и направилась туда, где стоял фонарь. В полутьме она разглядела свое отражение на зеленом здании и громко произнесла собственное имя. Улыбнувшись, она, гордая и счастливая, пошла домой. Поднимаясь на четыре ступеньки, чтобы подойти к Эфтабу, который сидел на своем месте, она улыбалась той же улыбкой, не покидающей ее после ухода от Я. Она медленно взобралась по лестнице и сказала: «Я услышала его, наш верный страж». Она подошла ближе и встала напротив него: «Я услышала его!».
