Хани Накшабанди - Одна ночь в Дубае
Когда машина притормозила перед ее домом, она оставила поцелуй на лбу Я и сказала: «Я действительно получила удовольствие». Он взял ее руку и поцеловал, глядя ей в глаза. Он почувствовал, что она смотрит ему в ответ не просто в глаза, она смотрит вглубь них. И он еще раз оставил поцелуй на ее руке, прежде чем она вышла из машины. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась в здании. Как он хотел прижать ее к груди и провести рукой по ее спине, потом по каждой части тела. На этот раз, наверняка, как и раньше, она почувствовала это. Его влечение к ней оборачивалось страстью, а она все еще сомневалась: принимать ли обожателя?
Ему пришла в голову мысль зайти в здание и посмотреть на Эфтаба, прежде чем уехать. Но он не решился. Он чувствовал, что Ясмин, несмотря на то, что порой молчала, а порой уходила в себя, стала ближе и что требуется еще не так много времени, чтобы они уже не расставались. Поэтому нет надобности встречаться с Эфтабом.
В любом случае Эфтаба в холле он не обнаружил бы. Эфтаб был в своей комнате. И Ясмин, не желая мешать его отдыху, сразу поднялась к себе.
После восьми ей позвонил Я, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Он хотел говорить с ней долго, но она изнемогала. И уже глубоко засыпая, она спрашивала себя: «Стала ли моя жизнь с Я другой?»
* * *
Прошло пять недель, как они первый раз поужинали вместе. Последний раз они встречались неделю назад. Все это время она его не видела. «Что происходит?» — вопрошала она, глядя на часы в гостиной с единственной стрелкой. Последние семь дней она пыталась не думать о Я. Это было не охлаждение и не гордость, просто нужно было разобраться в ситуации и наметить свои следующие шаги без давления с его стороны, без телефонных разговоров и мимолетных встреч. Ей казалось, что она как компас, потерявший направление, но который обязательно должен показать маршрут следования.
Она уже не спрашивала себя, чего он хочет, когда и как. Она искала причину, по которой красивый мужчина, пользующийся успехом у женщин, останавливает свой выбор на ней, ведь почти на всех свиданиях от нее веяло холодом. Любое суждение могло показаться нелогичным в отношении такой упрямой личности, которой был Я, не принимающий поражения. На мысли о поражении она остановилась. Что с ее стороны кажется заслоном, его заставляет добиваться победы, то есть ее согласия, неистовее, чем если бы женщина, которую он так долго ждал, была легко доступна. Однако эти домыслы унесло с холодным зимним ветром, и она перестала задавать вопросы, вспоминать о своем одиночестве, побуждениях к действию со стороны Эфтаба и шансе, который был прямо перед ней.
Сначала Я уважал ее желание побыть наедине с собой неделю или больше, «пока не позвоню», как она ему сказала. И он держался, чтобы не набрать ее номер, за исключением одного раза — убедиться, что все в порядке. Она ответила ему с притворной холодностью. Саму себя она спрашивала: была ли она действительно притворной? Когда прошла неделя, он прислал белую розу к ней в офис, потом две, а на следующий день огромный букет высоких цветов с открыткой «Я по тебе скучаю».
Розы тешили ее женское самолюбие. Она чувствовала, что Я пробивает блокаду ее одиночества. Это был решительный, приводящий в трепет напор. Беспокоило ли ее это? Она не стала думать и занялась предстоящей сделкой.
Субботним вечером, утомленная своими мыслями, которые сыпались за ней по всей квартире, как разбитое стекло, она спустилась к Эфтабу, сидящему за книгой. Она поздоровалась с ним и замолчала. Он посмотрел на нее: «Почему вы дрожите?».
Сама Ясмин не замечала, что ее трясет. Единственной причиной могли быть только тяжелые раздумья, преследующие ее с утра. Она хотела бежать от этого, но не могла. Она хотела его и не принимала, он был ей нужен и безразличен. Да, она хотела его. С самого утра она думала о мужчине, который будет привлекателен для нее и физически, и как личность, который бросит ее на пол и будет любить. Она желала бурной ночи, хотя бы полночи. Пусть это будет час. Из-за этого ее трясло.
Она сцепила руки, с трудом сдержав дрожь, думая о том, что в таком состоянии ее видит Эфтаб. Она посмотрела на него, и ее как будто прорвало на вопросы: «Откуда идет внутренний голос? Как он идет? Где его источник? Что он говорит? Что? Что?».
Эфтаб подождал, пока она выговорится. Ее голос делался все выше и выше, практически срываясь на визг. Когда она замолкла, он спокойно ответил ей: «Вы сами узнаете, как он придет».
Громко и резко она спросила его: «Это будет голос добра или это зло, искушающее нас? Это ангелы с нами будут говорить или дьявол?».
Он медленно снял очки и уверенно сказал:
— Ангелам есть, чем заниматься. Что касается дьявола, то его вовсе не существует.
Будто ища то, что разозлило бы ее, она спросила:
— А разве дьявол не может сам себя отрицать?
— Дьявол — это желание совершить зло внутри нас. Но это желание хрупкое, у него слабый голос. А вот другой голос, он будет сильным, вы его услышите всеми фибрами.
— Когда же он заговорит?
— Когда будет вам нужен.
— Мне он сейчас нужен, мне он вчера был нужен, он всегда нужен. Вы понимаете? — резко сказала она и уставилась на него. — Что-то я сомневаюсь, что есть внутри нас голос, который мы не слышим. Если рассказать кому, что я жду голос, меня примут за сумасшедшую.
Он ответил на ее внезапную ярость мягкой улыбкой:
— Не волнуйтесь по поводу других. Они тоже ждут, пока заговорит их внутренний голос. Не дайте гневу одержать верх над вами.
— Как же мне победить его? Молитвами и поклонами?
— Воля человека сильнее молитвы.
Оставив без внимания то, что он сказал, она продолжила:
— Мне кажется, у меня нет воли, и разум я потеряла. То я ощущаю счастье, то мне хочется плакать. Как будто в меня кто-то вселился или меня заколдовали. Я пытаюсь прийти в согласие с собой, чтобы добиться успеха. Но вместо этого я начинаю сомневаться, смогу ли я чего-то достичь. Даже мужчина, который хочет быть со мной, я сомневаюсь, что буду продолжать с ним. Я устала от раздумий и сомнений. Устала. Устала.
И она повесила от тщетности голову.
Он посмотрел на нее и сказал с отеческим сочувствием: «Не теряй веру в себя. Всем нам приходится жертвовать чем-то дорогим». Он направил указательный палец к сердцу, затем вернулся к чтению и пробормотал так тихо, что она еле уловила: «Голос близко».
Она закрыла за собой дверь квартиры, рассеянно размышляя о том, как она могла потерять контроль над собой. Она подошла к окну своей комнаты и посмотрела на здание, потом на то место, где стоял фонарь. Она ничего не чувствовала и не осознавала, что делает. Только в тысячный раз она ощутила, что запуталась, что она одинока.
Она зажгла сигарету, но не затянулась ни разу. В конце концов она взяла телефон и стала звонить Я.
Пока набирала номер, думала, что ему сказать.
С последней цифрой она захлопнула телефон, села и прислушалась к тишине вокруг. Это была не просто тишина, это была смерть. Одиночество и есть смерть. Это оно, а не зеленое здание заставило забыть ее свое имя и свою сущность. «А-а-ах!» — издала она стон и почувствовала, что он идет откуда-то из глубины, возвращая ее на четыре года назад. Как будто этот стон вытянул что-то на поверхность: перед глазами замелькали многочисленные картины. Но… Это были образы не давно ушедшего прошлого, что было бы обычно для ее памяти, а настоящего, в котором она сейчас жила. Она подняла голову в направлении стены, где висели часы, медленно отсчитывающие время, и увидела другое время, которое сливалось в момент, в секунду, в сейчас. Картинка настоящего в картинке. Короткая стрелка на часах не шевелилась, застыв на месте. Ей показалось, что время стоит дольше, чем следует, а она хочет перепрыгнуть в будущее, хочет увидеть его, узнать, что в нем. Но часы не шли. В первый раз она пожалела, что так поступила с ними.
Она прикрыла глаза. Картины исчезали одна за другой. Она прошептала «О боже!» и вздохнула, отдавшись чувству покоя, которого достигла. Было ясно, что принять решение, даже если оно ошибочное, лучше, чем не принимать вообще. И если риск оправдывал спасение, как сказал однажды Эфтаб, то она рискнет решением не видеться с Я с сегодняшнего дня. На другом конце пошли гудки в его телефоне. С третьим гудком он ответил голосом, исполненным надеждой. Прежде чем она успела сообщить ему, какое решение приняла, он опередил ее вопросом: «Что думаешь насчет еще одного ужина в другом месте?». Будто подготовившись к этому звонку, он добавил: «Я сам приготовлю тебе ужин у себя, только мы при свете свечей».
Его пыл не угас, как она ожидала, а разгорался с прежней силой. И вот он приглашает ее уже не в общественное место, а к себе домой, только они, при свечах.
«Сумасшедший!» — сказала она про себя. Но он застиг ее врасплох еще раз: «Отметим твой день рождения! Я знаю, он на днях. Пусть это будет наш день, а потом отпразднуем с друзьями в месте, которое ты сама выберешь. Ты помнишь, что он в четверг?».
