Алексей Слаповский - Они
Так что Карчину определенно повезло.
Получив от Юрия Ивановича санкцию на действия и кое-какую информацию о семье малолетнего вора, которую сам Карчин выведал от его отчима, в частности, о возможном влиянии на пацаненка брата и сестры, Володя посетил эту семью вечером, надеясь застать если не всех, то хотя бы кого-нибудь.
2
Ольга встретила его неприветливо.
— Вы там разберитесь сначала, в милиции, кто на самом деле украл, а потом оговаривайте моего сына! У нас презумпция невиновности, между прочим!
— Я не имею к милиции никакого отношения. Я независимый адвокат.
— Прямо уж независимый! Независимых адвокатов не бывает! — усомнилась Ольга, не подозревая, что самостоятельно пришла к тому же выводу, который сделал другой герой нашего повествования, М. М., по иному, но в чем-то сходному поводу.
— А я все-таки независимый, — холодно сказал Володя, не растрачивая свой шарм попусту перед этой домохозяйкой.
— Ладно, мне это все равно! Но разговаривать с вами, пока мужа не выпустят, не буду! — отрезала Ольга.
— А за что его держат?
— Да ни за что! Врут, будто бы он на милиционеров напал! Ясное дело, они сами напали, схватили, посадили! Или не знаете, как у нас относятся к лицам нерусской национальности?
— Знаю.
— Откуда? — вгляделась Ольга в неопределенное лицо Володи.
— Я сам еврей.
— Ну, евреев пока еще на улицах не хватают за то, что они евреи!
— А он у вас кто?
— Удин, кавказский такой народ. Но он, между прочим, интеллигент, он писатель! — Ольга метнулась в комнату, достала из книжного шкафа и принесла показать книгу Герана.
Володя взял ее, пролистнул и положил на стол.
— И хоть бы объяснили по-человечески, что надо! — продолжала возмущаться Ольга. — Денег? — соберу, принесу! Нет, придумали нападение, сволочи!
— Хорошо. Я обещаю: выпустят.
— Вот когда выпустят, тогда и будет разговор!
Володе пришлось на другой день навестить Шиваева. Тот его выслушал, думая о чем-то своем, и вызвал Герана.
— Такое дело, Геран Макарович, — неожиданно повеличал он его по имени-отчеству, но тот, вместо того чтобы оценить, поправил:
— Маркарович.
— А?
— Маркар, если правильно.
— Почему?
— Потому что такое имя.
— Да? Интересно. Я о чем говорю: за вашего, будем так говорить, подельника вступились важные люди. Таково у нас социальное равенство!
Володя внимательно слушал, стараясь понять, с чего так откровенен следователь и почему ему вдруг так приболело социальное равенство. И из продолжения речи Шиваева скоро понял это.
— Вот что, Геран... Маркарович. Мы знаем, что зачинщиком драки был гражданин Карчин. Вы, так сказать, попали под горячую руку. А он у нас и старика избил, и в камере, получается, набуянил. Да, сейчас мы его отпустили под подписку о невыезде, но от ответственности он не уйдет. Поэтому делаем так: пишете показания, и мы вас тоже отпускаем под подписку. Хорошо?
Геран кивнул.
— Давайте я вам помогу составить эту бумагу, — тут же предложил Володя. — Если следователь не против, конечно.
— Да ради бога! — запросто согласился Шиваев. — Вон в тот уголок садитесь и валяйте.
— Как вы можете мне помочь? — спросил Геран. — Вас там не было.
— Формулировки! От формулировок очень многое зависит! От нюансов! Не мне вам объяснять, сами же писатель!
— Кто писатель? — удивился Шиваев.
— Геран Маркарович. Вот, — и Володя предъявил книгу Герана, которую выпросил у Ольги с большим трудом, убедив ее, что она может очень пригодиться.
Шиваев вертел в руках книгу и посматривал на Герана: наверное, никак не умещалось в его голове, что люди с такой (понятно какой) внешностью и национальностью тоже могут что-то там такое писать и даже издавать.
Геран смотрел на свою книгу, как на чужую. Вернее, чужой она показалась тут; он давно уже знает, что и вещи, и книги выглядят по-разному в разных местах; он помнит, как заслуженный пиджак отца с орденскими планками, казавшийся праздничным и солидным в родном селе, в аэропорту, когда пришлось покидать родину, выглядел убогим, мешковатым, почти нищенским.
— Ну, раз я писатель, — усмехнулся Геран, — то в нюансах как-нибудь сам разберусь.
— Писательские и юридические нюансы — разные веши! — убеждал Володя.
Но Геран все-таки стал писать бумагу сам.
Он понимал: это очередное искушение, которое подсовывает жизнь. Он понимал, чего от него ждут: Шиваев четко обозначил задачу. Но Шиваев не знает, что Геран давно уже положил себе за правило не шкурничать, не унижать себя, добиваясь себе чего-то за счет других людей — это его право и обязанность по отношению к действительности и к самому себе. Он написал сухо и просто: такого-то числа в такое-то время он был задержан за то, что не имел при себе паспорта, который только что был изъят у него сотрудником милиции, о чем задержавшим было известно; будучи помещен в камеру, был избит охраняющими милиционерами за компанию с другими заключенными в связи с тем, что они выразили словесный протест по поводу условий содержания. Инкриминируемое ему нападение на них является неправдой. Причин ни для заведения дела, ни для задержания он не видит. Подпись, число.
Шиваев прочел, хмыкая, и швырнул бумажку Володе: полюбуйся, дескать. Володя полюбовался. Казалось бы, он, как представитель интересов Карчина, должен протестовать против документа, порочащего Юрия Ивановича. Но это решение только поверхностному уму кажется верным. На самом деле Володя уже видел эффектную сцену в своем исполнении на суде, когда он скажет, что данный документ составлен под давлением, чему свидетели и он сам, Шацкий, и, естественно, тот, кто писал. И это будет дискредитацией методов следствия, Шиваев запоздало откроет рот, не понимая, что случилось, тупо вспомнит, что ведь адвокат сам помогал составлять бумажку! Но помощь, господа, дело недоказуемое, а клеветническая бумажка вот она! При этом узник сейчас будет выпущен, как Володя и обещал его жене. Изящно? Очень. На уровне красивых решений парадоксальных вопросов, часто задаваемых в игре «Что? Где? Когда?».
И Володя сказал Герану:
— Вы странный, честное слово! Я же говорил: юридические нюансы — не ваше дело. У вас тут сплошные мнения, а не факты! Почему вы считаете, что вас задержали за отсутствие паспорта, а не за то, что вы могли оказаться каким-либо образом причастны к краже, поскольку вы отчим этого мальчика? А если и за отсутствие, с какой стати вы считаете, что всем известно, будто его кто-то изъял?
— Вот именно! — поддакнул Шиваев.
— Далее. Что за оборот: «Инкриминируемое нападение»? Ничего вам не инкриминируют пока! Вас просто просят описать, как было! Насколько я понимаю, напал на милиционеров Карчин. И даже из камеры их выкинул, разве не так? Было это или не было? Вы, как писатель, обязаны говорить правду!
— Я за других не отвечаю. А если вы намереваетесь моими руками подбросить веток в костер, на котором вы почему-то кого-то хотите изжарить, то я для этой роли не гожусь!
Шиваев при этих словах с досадой наморщил лоб, как двоечник на сочинении по русскому языку, запутавшийся в придаточных предложениях, а Володя воскликнул:
— Да никто вашими руками ничего не собирается делать! Чем объяснять, давайте я сейчас сам напишу, и вы увидите, как это делается. И правдиво, и без ущерба для кого-либо!
И Володя за пару минут набросал такой текст:
«Я, Ходжян Г. М., будучи задержан для выяснения личности по причине отсутствия у меня на момент задержания паспорта и находясь в камере временного содержания, стал свидетелем конфликта, переросшего в драку, с участием Карчина Ю. И. и Митченкова П. П. (так звали отпущенного уже командированного), в которую пришлось вмешаться сотрудникам милиции. Я преднамеренного участия в драке не принимал. Каких-либо претензий не имею, считаю действия сотрудников милиции правильными».
Закончив, Володя дал бумажку сперва Шиваеву.
Тот одобрил, заметив:
— Насчет того, что претензий не имеет, лишнее. Еще бы он имел!
А Геран читал долго, вникая в каждое слово.
— Чего вы там еще ищете? — не выдержал Володя. — Что тут неправда? Драка была? Была, это факт. А ваше «в связи с тем, что...» — это уже трактовка! Участие Карчина и Митченкова факт? — факт! Что милиция вмешалась — факт? Факт!
— Не вмешалась, а избила.
— Товарищ еще посидеть хочет, — сделал вывод Шиваев.
— Минуточку! — сказал Володя. — Я вижу, Геран Маркарович, вы совсем в нюансах не разбираетесь! Вот смотрите: футбольные фанаты устраивают погром. Милиция их задерживает, наводит порядок. И при этом иногда даже бьет! Бьет, понимаете? И что — не надо этого делать? А как остановить хулигана, бегущего на тебя с металлическим прутом? Только ударить, понимаете? Это есть необходимая мера пресечения! Так и в нашем случае! Вы пишете: выразили словесный протест. Но уверяю вас, милиция прекрасно знает, как близко от словесного протеста до физических действий! И ее дело, вы это обязаны знать, как грамотный человек, заниматься профилактикой! То есть не дожидаться преступления, а предотвращать его!
