Ирвин Шоу - Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)
Точно так сам Кристофер когда-то поглядывал на своего отца, и на мать тоже. Отец Кристофера, надо сказать, был еще ниже сына, а о матери и говорить не приходится — не стоит вспоминать ее рост.
— А ты хоть знаком с какими-нибудь высокими, крупными девушками? — осведомился Стэнли.
Подъезжали уже к Мэдисон-авеню, и Кристофер встал.
— Ну, перебросился, парой слов?
— Само собой! — заверил его Кристофер. — Таких полно приходит в наш магазин.
Кристофер работал менеджером в магазине книги и грампластинок, его отец владел целой сетью подобных магазинов; в одном из них была секция поздравительных открыток, — только роняла по мнению сына, достоинство отца, но того-то прежде всего беспокоила прибыль. Как только отец уйдет на пенсию, давно решил Кристофер, он ликвидирует эту секцию — в первую же неделю.
У отца нет никаких комплексов из-за маленького роста. Пришлось бы ему управлять Советским Союзом — поступал бы точно как Иосиф Сталин, только еще более жестко. И все же Кристоферу грех жаловаться: он, в общем-то, сам себе хозяин, и ему нравится постоянно находиться среди книжных полок. Отец лично занимается только крупными магазинами и наносит лишь краткие, неожиданные визиты в сравнительно небольшие торговые точки — одной из них и командует Кристофер.
— Я знаю кучу высоких девушек! Поощряю систему доставки приобретенных книг на дом, и у меня полно адресов, — похвастал он Стэнли.
Стоило войти в его магазин высокой девушке — Кристофер стремился поскорее взобраться на лесенку — якобы достать книгу с самой верхней полки.
— Ну, само собой разумеется, и номера телефонов есть — тут никаких проблем.
— А ты хоть раз пытался договориться?
— Нет, не пытался.
— Чего же ты ждешь? — удивилась Стэнли. — Нужно попытаться — вот тебе мой совет. Попытайся сегодня же!
— Ладно, — вяло отозвался Кристофер.
Автобус остановился, двери отворились, и Кристофер соскочил на тротуар, помахав Стэнли на прощание озябшей рукой.
«Что ж, начнем с буквы „А“, — подумал он, — тем более что сегодня я в магазине один». Трудно найти порядочного клерка, который согласится работать по субботам. Попробовал привлечь, с недельным испытательным сроком, студенток и студентов колледжей, но те, как правило обходились куда дороже по сравнению с суммой, на которую продавали, да еще устраивали такой беспорядок на полках, что ему приходилось тратить не меньше трех недель, когда они наконец, удалялись восвояси, чтобы разобраться. К тому же он нисколько не жалел, что работает по субботам, и ему не надоедало одиночество.
Одному Богу известно, сколько ему сегодня предстоит сделать звонков, и лишние уши абсолютно ни к чему. Никакой опасности со стороны отца не грозит — не нагрянет неожиданно с проверкой: по субботам и воскресеньям играет в гольф в графстве Уэстчестер. Итак, с буквы «А»…
«Андерсон Полет», — прочитал он в адресной книжке. У него особая система — возле имен своих девушек ставит обычно звездочки. Одна звездочка означает: высокая, миловидная или даже красивая, не чурается ухаживаний с его стороны, по-видимому обещая не быть слишком скупой на милости. У нее высокая грудь, прекрасной формы, и она ее не скрывает, а подчеркивает.
Джун как-то ему сказала: она, мол, на собственном опыте убедилась — девушки с такой соблазнительной грудью сами затаскивают мужчин в постель, повинуясь женскому тщеславию и потребности в саморекламе. После этого разговора с Джун Кристофер, действуя, как предатель, добавил еще одну звездочку к записи «Андерсон Полетт».
Домашнего ее адреса и номера телефона у него нет, потому что она работает ассистенткой зубного врача по соседству и обычно заглядывает во время ланча или после работы. Носит шиньон, довольно высокого роста, по крайней мере пять футов десять дюймов; любит носить обтягивающие ее великолепную грудь шерстяные свитера. Но вообще-то девушка серьезная — интересуется книгами по психологии, политике и реформам пенитенциарной системы в стране. Покупает у него сочинения Эриха Фромма, а также экземпляры «Одинокой толпы», которые дарит своим друзьям на день рождения. Ведет с Кристофером долгие, интересные беседы, стоя у облюбованного прилавка. Иногда работает и по субботам, как объяснила Кристоферу. Дантист вставляет зубы и искусственные челюсти киноактерам, телевизионщикам — вообще представителям подобных профессий — у них мало свободного времени, приходится зубами заниматься только по субботам, когда не так заняты на работе.
Полетт Андерсон, по сути, не принадлежит к чудесным, очаровательным девушкам, — не модель, ее фотографии ее не появляются на страницах газет или еще где-то, но стоит ей сделать другую прическу и снять очки, да не признаваться всем подряд, что она ассистентка дантиста, — несомненно на нее приятно посмотреть, когда она заходит к нему в магазин. Прежде всего, решил Кристофер, нужен довольно скромный старт — чтобы почувствовать, как получится. Уселся за стол рядом с кассой, в глубине магазина, и набрал номер Полетт Андерсон.
Омар Гэдсден пребывал в зубоврачебном кресле — рот открыт, под языком хромированная трубка для удаления скопившейся слюны. Время от времени Полетт, — как и полагается, в белом халате, — протягивала к нему руку, чтобы ваткой вытереть слизь с подбородка. Гэдсдена, комментатора новостей на Общеобразовательном телевидении, она не раз видела на телеэкране — еще до того, как он зачастил в кабинет к доктору Левинсону, чтобы вставить искусственную верхнюю челюсть. Ей нравились его седые, серебристые волосы, его хорошо поставленный бархатный баритон; его презрительная, вызывающая неучтивость к этим дуракам из Вашингтона и как он кривил уголки губ, выражая недовольство политикой, проводимой его телеканалом, — гораздо в большей степени, чем это допускалось руководством.
В трубке для удаления слюны раздавалось бульканье; верхние зубы, превратившиеся в остро заточенные обломки, ожидали, когда доктор Левинсон наденет на них мост, — сейчас его осторожно обтачивал дантист, перед тем как водворить на место. Да, Омар Гэдсден в эту минуту совсем не похож на уверенного, красноречивого ведущего вечерней программы, одну из самых ярких личностей на своем канале. Вот уже несколько недель, почти каждый день, он стоически выносит страдания (доктор Левинсон так старательно сверлит ему зубы), а в его благородных черных глазах отражается острая боль — след тяжких испытаний, через которые он проходит, Омар со страхом поглядывает на врача, — чем-то обрабатывает поблескивающие сводчатые искусственные челюсти, лежащие на мраморной доске высокого шкафа с инструментами, плотно придвинутого к стене небольшого кабинета.
Сейчас болезненно-скорбному виду Омара порадовались бы враги, думала Полетт, и прежде всего — вице-президент. Ей по-матерински жаль этого страдальца, хотя и самой, всего двадцать четыре. За последний месяц на очень сдружилась с комментатором; постоянно готовила ему шприцы для укола новокаином, поправляла клеенчатый фартучек, завязанный на шее, видела, как он сплевывает кровь в стоявшую рядом с креслом миску.
Перед началом приема и после, когда он демонстрировал образцовое, несгибаемое мужество, у них обычно происходили короткие, но очень полезные беседы о текущих событиях; он то и дело намекал ей о грядущих скандалах среди сильных мира сего; предрекал политическую, финансовую и экологическую катастрофы, которые ожидает Америку. Полетт, само собой, набирала очки у своих друзей, когда в довольно осторожных выражениях передавала им смелые скоропалительные выводы Омара Гэдсдена — целиком ей доверял.
Несомненно, что она нравится мистеру Гэдсдену. Он обращался к ней только по имени и, когда звонит, чтобы перенести прием, Омар интересуется, как она поживает, и называет ее ангелом древнегреческой богини здоровья Гигиены. Однажды после двух часов сверления, когда доктор Левинсон поставил наконец на место временный верхний мост, Омар сказал ей: «Полетт, когда все это кончится, я угощу вас самым лучшим в городе ланчем».
Сегодня как раз все должно закончиться; Полетт гадала про себя, не забыл ли он свое обещание, когда зазвонил телефон.
— Прошу меня простить, — извинилась она и вышла из кабинета, в своем хрустящем, накрахмаленном халате, плотно облегавшем ее красивую грудь, — телефон на ее столике в приемной.
— Кабинет доктора Левингсона. Доброе утро.
Высокий, по-детски пронзительный голосок Полетт никак не вязался с ее крупной фигурой и пышными женскими формами. Зная, конечно, об этом, она, увы, ничего не могла поделать. Стоило ей понизить голос, как он звучал совершенно иначе и казалось, что она намеренно выдает себя за кого-то другого.
— Миссис Андерсон? — послышалось в трубке.
— Да, это я. — Полетт где-то слышала этот голос, но никак не могла вспомнить, где именно.
