Кари Хотакайнен - Улица Окопная
Хотя я еще ничего не знал о старике, я решил продолжить сравнение, подражая исследователям-урбанистам и специалистам по моделям поведения, которые выдают сентенции на основании вида из грязного окна автобуса.
У него жена умерла, у меня ушла.
У него сын в браке, у меня дочка в цветастом платье.
У него времени мало, у меня еще меньше.
У него плохие ноги, у меня плохая голова.
У него предрассудки, у меня пустые надежды.
У него верная позиция, у меня тоже.
У него злобное упрямство, у меня только упрямство.
У него дом в реальности, у меня – в мыслях.
Надо было заканчивать.
Я прилег на диван, чтобы успокоить нервы. Но нервов не было.
Подскочив, я постарался затихнуть перед их фотографиями. Вспомнил, что произошло у дверей Сирк-ку. Мне хотелось оттолкнуть Хелену и прижать Сини.
Я вышел на балкон перекурить.
Во дворе галдела молодежь, кто-то из них показал мне средний палец. Я ответил тем же и швырнул окурок прямо в толпу. Они заорали, что завтра изобьют меня.
У них в жизни нет ничего. Ни палки, ни сердца.
Хелена
Мой маленький теоретик превратился в деятельного мужчину. Ну почему ему надо было врываться сюда таким образом, я бы сама ему в свое время сообщила адрес. Я отправила коллаж Матти в мусор, хотя Сини кричала, что нельзя портить дом и наши фотографии. Сиркку успокоила Сини мультиками про Мумми-троллей. Я вышла на балкон и взяла из пачки Сиркку сигарету, хотя я не курю. Затянулась, и на секунду мне показалось, что балкон обрушился подо мной.
Загасив сигарету о перила, ввалилась в комнату.
Сини с плачем требовала сменить Мумми-троллей на Твинисов, я не разрешила. Не могу смотреть, как у них все время что-то не получается, это ничуть не смешно. Сини ныла не переставая, я взяла ее на руки и попросила Сиркку замесить тесто на оладьи по рецепту теоретика.
При виде горы оладий Сини успокоилась. Я начала окольными путями выяснять, что Сини и Матти делают по выходным. Сини рассказала, что папуля всегда дает мороженое, когда мы ходим в чужие дворы качаться на качелях. Я спросила, а что папа там делает. Он стоит с тетей или с дядей, они дают папуле бумажки, а потом папуля заходит в эти дома и выходит оттуда, мы идем домой, и папуля разрешает мне посидеть на столе, где однажды лежал большой дядя, объясняла Сини.
Больше я не спрашивала, сил не было слушать.
Пока Сини спала днем, Сиркку старалась образумить меня и предлагала успокоительное. Я не хотела ни того ни другого. Я хотела валяться на спине на лугу, или оказаться в чащобе на пне, или где-нибудь, где бы не было маленьких девочек и взрослых мужчин, и отдела сортировки, куда снова надо с утра идти сортировать письма. Я хотела оказаться в подвале безобразной многоэтажки, сидеть в темноте зарешеченной кладовки на картонной коробке.
Сиркку тряхнула меня за плечо и протянула стопку водки. Я осушила одним глотком, ударило в голову. Я прилегла на диван, потрескавшаяся краска потолка пошла волнами, комната завалилась на бок.
Проснулась оттого, что Сини гладила мой вспотевший лоб. Она спросила, почему в нашем новом доме нет качелей и такого жука, как во дворе у папули.
Захотелось что-нибудь вытворить. В последнее время я переживаю странные состояния. Не могу вспомнить, как кого зовут или в лифте нажму не ту кнопку. Забываю поставить свое клеймо. Мне ж до лампы, куда отправятся эти чужие письма.
Ах, нет жука и качелей? А что, если нет никаких мыслей?
Захотелось предложить Сиркку, чтобы та неделю подержала Сини у себя, а я исчезну из этого мира.
Подкидывая большой надувной мяч, Сини говорила, что Матти позволил жуку немного поползать по руке, а потом отпустил его на землю, потому что у жука своя жизнь. Сини возразила, что у жука нет своей жизни. Я чуть не ляпнула, что у нас ее тоже нет. По мнению Сини, это нечестно, что жук ползает везде, где только захочет, он живет не по правилам. Я сказала, что по своим правилам. Только мы их не знаем.
Агент
Не было у бабы забот, так купила порося. В Юлистаро такое только из жалости оставляют. Настоящий «чернобыль» да еще с украшениями. Под украшениями я имею в виду этого Оксанена.
Пришлось потрудиться, чтобы выбить согласие, черт побери. Нервы были на пределе. Но я не сорвался. Это профессиональный вопрос. В нашу сферу потоком льются из училища девочки и мальчики с большими запросами и маленьким терпением, спотыкаются на первом же трудном клиенте и сразу, позабыв корректный язык, огрызаются на своем сленге.
Это непоправимая ошибка.
Они полагают, что труд агента – чистенькая конторская работа. Им надо бы сразу на пробу давать парочку «мертвых» домов на продажу, чтобы знали. Кто угодно толкнет пятьдесят метров в центре Хельсинки сливкам среднего класса, это еще не показатель умения.
А дедок еще тот, хуже не придумаешь.
Ему пришлось отдельно объяснять, что клиент-продавец не может присутствовать в доме во время просмотра. В своем-то доме, возражал дед. Эти клиенты иногда так достанут! Им на смотринах надо развалиться в кресле-качалке и, словно из ложи, наблюдать, как наш брат агент обтяпывает сделку. К счастью, он подписал бумаги. Я постарался сразу из машины позвонить нескольким уже разогретым семейкам о новом объекте, но никого не оказалось дома.
Сейчас, пожалуй, очищу стол от тоски и усталости и подыщу верные аргументы для продажи дома. Первых покупателей можно звать смотреть через две недели.
Я крутил шариковую ручку во рту, покусывал колпачок, вконец позабыв, что он уже треснул. Синяя паста затекла в рот, я спешно сплюнул в руку и рефлекторно обтер ладонь о светлые брюки. Кинулся в туалет, попытался затереть чернила мокрой тряпкой. Ладно, брюки испорчены безнадежно, но надо же еще привести рот в порядок! Достал какой-то флакон из шкафчика, плеснул на туалетную бумагу и протер губы. Резкая вонь ударила в нос. Я взглянул на флакон. Нашатырь, вот гадство!
В зеркале я увидел, что слева, примерно в полусантиметре ото рта, темная полоска напоминает о происшествии. Будем надеяться, клиенты не заметят.
Ситуация с брюками посложнее. Теперь придется напялить зеленые, которые не стоило покупать. Если куплено в спешке, так уж точно или цвет не подходит, или чересчур модные навороты.
Я прикинул зеленые брюки с желтым пиджаком. Слишком броско, однако выбора у меня практически нет. Если натянуть джинсы, поневоле произведешь развязное впечатление, клиент сразу подумает: что еще за объект, если агент не потрудился надеть строгие брюки.
Я остановился на компромиссном решении.
Джинсы, синяя рубашка и галстук. Возникнет иллюзия, будто я продумал оттенки. Желтый пиджак можно перекинуть через руку и мимоходом заметить, мол, пожаловал Бог теплую погодку, в пиджаке и не выдержишь.
Получилось прилично.
Вся эта кутерьма отняла столько сил, что я решил не записывать, а наговорить в диктофон аргументы для продажи, а также частично тезисы, которые я собираюсь представить на суд коллег на осеннем семинаре по продаже недвижимости.
«Объект – Маунуннева. Состояние – первозданное, любители ностальгии – наиболее вероятные покупатели. Загляни-ка в список клиентов, кто родился после войны. У этих, возможно, дети уже вышли в большой мир, и в эмоциональной жизни образовался вакуум, который может заполнить дом, маленький садик, компост, посадки, своя морковочка, лучок и петрушка.
Если клиент принюхается к подвалу, ты ему по носу документиком из „Фак-Системс".
Если кто-то задумается о цене, отведи его в сторонку и намекни, что смелей с предложением – наследники готовы уступить тысяч двадцать сразу.
Если у клиента двое детей, как это обычно случается, все внимание на комнаты второго этажа. За небольшие деньги можно сделать конфетку.
Если клиент в ожидании малыша, не обращай на это внимания. Это навязчиво. Но обязательно упомяни мимоходом, что далеко не все равно, в каком окружении ребенок проведет свои первые годы.
Если клиент спортивного склада, сошлись на немереные возможности Центрального парка.
Разогревай клиента на медленном огне, начинай с единички, чтобы не напугать. Почувствуешь подходящую температуру – тогда нападай!»
Я закончил диктовку. Силы покинули меня. С террасы доносился шум дороги на Туусулу. Небо было синее и белое, но недостаточно высокое. Хельсинки достается только хвостик неба, его пик – в Юлистаро. Зимой в Хельсинки неба нет вообще, фонари засвечивают звезды, а шипованные покрышки скребут асфальт.
Мерья замкнулась в себе, она мне не верит, она верит этой свинье, которая представилась менеджером из гостиницы.
А может, лжеменеджер – тот же псих, что звонил Риитте-Майе?
Я привык отвечать, а не спрашивать.
Бесит, когда приходится учитывать что-то такое, что вообще черт знает что такое. Мир прекрасен, когда известны его составляющие. Если они не известны, становится страшно, что все обычное возьмет да и превратится в необычное.
