Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)
И не повесил запросто у двери, где крючок, а с выбором (и опять же бережно) уложил плащ на сиденье стула.
Светлому и явно дорогому плащу и впрямь было не место рядом с ее пальто, с ее трудовой телогрейкой (бока телогрейки в давних пятнах). Но как это вдруг получилось, что его лицо оказалось напротив? Лицо понимающего мужчины. Глаза смотрели прямо и волновали ее. Странно как… От него пахло вишневым мятным леденцом. “Что ж это он сразу, едва с порога, меня обнимает?” — хотела она возмутиться.
Но в том-то и дело, что он не обнимал. Он только держал ее лицо, мягко держал в ладонях… как бы обдумывая — “да” или “нет”. Как бы колеблясь. Как бы очень уважительно колеблясь… Раз и затем другой, едва касаясь губами, поцеловал. Бережно… Едва касаясь!
— Любовь, — произнес он с негаснущей улыбкой.
Она недоверчиво забормотала: мол, что ж за скорая такая любовь? откуда?
— Таинственная, как вы сами заметили. Магическая любовь, если угодно, — сказал он просто.
Как о само собой разумеющемся.
— Но слишком быстро… Слишком это вдруг, — возразила Зинаида, чуть суровея.
— Что ж, — согласился он. — Ведь бывает и вдруг.
Оба примолкли. Ожидание уже ощущалось.
Он попросил разрешения и закурил. Она придвинула малое блюдце вместо пепельницы.
Он (ах, как неспешно, как задумчиво он курил) произнес:
— Увидели друг друга. В глаза посмотрели. Много ли людям надо, Зина... Важно, чтобы люди без зла. Чтобы без зла люди шли навстречу. Один другому навстречу.
Свет лампы мигнул. Вновь мигнул. Освещение вполне ровное, но словно бы притусклое. Словно бы и свет подбросил им обоим сколько-то своей ночной тайны.
— Без зла, Зина.
Она опять на минуту онемела; не девочка, а вот ведь какой закружил в голове хмель. Незнакомец, назвавшийся Валентином, докурил и, шагнув ближе, опять взял ее лицо в руки. Она сидела на невысоком табурете, и Валентин очень естественным движением тоже опустился, чтобы с ней вровень. (Присел на корточки, заглядывая ей в глаза.)
Так получилось. Они оба поднялись разом, и он простым жестом, с той же неменяющейся улыбкой указал ей на постель. На ее постель.
— Конечно, если человек хороший, симпатичный мне... Я что же? Если по-хорошему, я навстречу... Ясно! — рассуждала теперь вслух (его словами) Зинаида.
Заторопилась она, когда выдвинула на расширение диван-подушки. Но заодно, разбирая постель, быстренько сменила простыни на те, что из лучшего ее комплекта.
— Я, конечно... Если познакомились и по-хорошему. Если без зла, — повторяла она слова мужчины, с радостью совпадая с ним уже окончательно, духом, телом и помыслами.
Когда обернулась, он стоял совсем нагой. Ждал. Она глянула и — низом же — стыдливо отвела глаза.
Он и спешить не спешил, однако же заметно опередил ее — Зина оказалась стоящей с ним рядом и ненужно одетой. Быстро-быстро все с себя посбрасывала и, крепкая, как дубок, забралась в постель, поближе к стенке. Давая ему место и говоря:
— Свет-то не погасил.
— Не надо гасить. Все колдовство, вся магия любви сейчас в неярком свете.
— Магия?
— Ну да.
Лежа рядом, он поднял руку.
— Вот смотри: кольцо.
На его длинном мизинце поблескивало колечко желтого металла.
Зинаида почувствовала, как под сердцем стало страшновато. Непонятно с чего.
— Погаси свет, — попросила неуверенно.
— Нет.
Он снял кольцо со своего мизинца и надел на ее толстенький указательный палец. Потом снял. Надел — снял. Потом сказал — надень-ка сама.
Не дыша, она тихо спросила:
— Зачем? Это магия?
Она даже не очень поняла, как это он к ней сбоку тихо пристроился. Так получилось. В ту самую секунду, когда она устроила кольцо на свой указательный, мужчина тепло и чувствительно вошел в нее. “Ох!” — выдохнула она от неожиданности, хотя только этого и ждала.
Он не ответил, в этом ли вся его магия, смолчал. И так же молча, деликатно подыгрывая ему телом, Зинаида подумала, что уже сейчас как хорошо, а магическая любовь еще, возможно, вся впереди.
“Ох...”
Она и всегда уставала по первому разу. В расслабленности… А потом… Ей хотелось, чтобы он говорил… все равно о чем. Рассказал ей что-нибудь о других своих романах. Или просто лежать и лежать, остывая с ним рядышком. С таким горячим.
Встрепенувшись, она все-таки вспомнила, что мужчина ведь тоже устал. Чашку бы чая ему покрепче… Поставить на огонь чайник… У нее есть шоколадка.
Встала, обернувшись наспех простыней.
Она шла к плите, ее качала звенящая в голове истома. А ведь только самое начало. Хорошо-о! И полезно… Как-никак, она здоровая женщина; полезно же иногда с крепким мужчиной поспать.
— Тебе хорошо? — спросила.
Но он не услышал. Задумался.
А она знакомо млела, пребывая в счастливом, как бы пьяном дурмане. Как?.. Как это все с ней случилось?.. Такая удача. Хотя день на улицах был изначально совсем плохой. Стреляли. И позже еще стреляли… Менты бегали, орали, как сумасшедшие. А вот и тишина...
И словно напоминая о страшноватом дне, тишину уже устоявшейся ночи прорезала отдельная автоматная очередь.
— Слышал? — спросила.
— Да.
— Нам хорошо. А на улицах стреляют. Люди, может, гибнут...
И вот тут, такая сейчас счастливая, Зинаида зарыдала, чувствительная к чужим бедам и к чужой боли. Всхлипывая, она размазывала слезы и говорила взахлеб:
— А ты в телевизоре… в “ящике” видел?.. Какие танки — ты видел?.. У Белого дома… Снаряд, сказали, если пролетает стену дома насквозь, то уже внутри, где люди, разрывается... Внутри-и-и... — Зинаида всхлипнула и даже взвыла легонько. — И-и-ии!.. Наши от наших же гибнут!
Он отер ей слезы.
Утешая, Валентин вместе с тем говорил ей нечто важное: наш мир полон крови, мир полон оружия. Мир забыт Богом.
— …Ни правительство, ни вояки, ни политики, ни менты, никто ни хрена не может. Они, Зина, только болтают. Они сами жертвы. С кровью, с льющейся на улицах кровью может справиться только дух… духовность как самое высокое, высшее колдовство.
— Магия? — Зинаида всхлипнула, прислушиваясь.
— Если хочешь — магия. Духовность. Люди, которые этой высокой духовности служат...
— И ты? — спросила она, замерев.
— И я.
Он спокойно объяснил ей — да, да, он один из таких. Он уже в детстве, школьником заметил в себе магические силы. Нет, не сразу стал экстрасенсом… Сначала только двигал по гладкому столу стакан… Взглядом… Никто поначалу не верил. Только силой взгляда. Это как молитва.
Он отер ей последнюю слезку и сказал, что люди с высокой духовностью… все до единого... все!.. все! кто хоть сколько-то это умеет… внушают сейчас человечеству мысль о мире. Он тоже внушает… Каждую минуту!.. Бороться со злом… Это необходимо — люди в шаге от гибели. Надо, Зина, помогать людям.
— Но как? — спросила она.
Раз и другой вновь перемигнул в ночнике свет, и Зинаиде вновь стало тревожно.
Незнакомец по имени Валентин тем временем встал с постели. Он натянул трусы.
— Только не пугайся, — предупредил он.
И стал объяснять Зинаиде (голос очень спокойный), что его личная, индивидуальная магия ни с кем не воюет. Как молитва… Молитва, Зина, ни с кем не воюет. Отдельная молитва о мире. Сейчас… Сейчас она сама увидит… Нет ли у нее в доме какого оружия?
— Оружия? — Зинаида приоткрыла рот, слыша свое дыхание.
Лицо его стало строгим.
— Хотеть мира — мало. Надо мир магически заговаривать и налаживать. Надо мир делать.
Да, он экстрасенс, и он будет налаживать этот мир… Сейчас же… Здесь же… Если она не против… Лишь бы вокруг тишина… И тогда он весь выложится, весь отдастся заклинающей молитве, чтобы в Москве с нынешнего дня никто больше не стрелял.
Как это будет? Как именно?.. А вот как — тут Валентин шагнул к своему замечательному светлому плащу, что на стуле, и, развернув, извлек из него автомат. И протянул ей. Подержи.
— Ах, — вырвалось у нее.
Она бы, возможно, вскрикнула, но он успел передать автомат ей. Она бы наверняка вскрикнула громче, но складной автомат Калашникова был уже не у него — у нее в руках.
