Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2007)
— Почему мужчина, чтобы потушить огонь, машет спичкой? — спросил один шепотом.
Раздался громкий стук в дверь.
— А женщина дует на спичку?
Но за дверью не было слышно ни звука.
о. Крит, август 2005 — п. Ильинский, март 2007.
Анкета
Клюев Евгений Васильевич родился в Твери в 1954 году. Закончил филфак Тверского университета и аспирантуру при кафедре стилистики факультета журналистики МГУ. Ph. D., написал несколько учебников для вузов. Автор стихотворных, переводных и прозаических сборников. Иллюстрирует книги собственными рисунками. Живет и работает в Дании.
Имя, фамилия, отчество
Имя — так сказать, бремя… или же вымя,
что до фамилии с отчеством — тут увы:
те, что имели место, заменены другими,
выдуманными однажды из головы,
под настроенье: и все-то под настроенье —
без настроенья строенья не возвести.
В общем, все — липа, туфта, щебенка, каменья…
почему-то не выброшенные по пути.
Помню над колыбелью веселую фею-с…
с именем, значит, в руках — говорит, возьми.
Впрочем, не отзывался и не отзываюсь —
просто с тех пор неправильно называюсь
всякими обстоятельными людьми.
В имени — вымени — нет никакого проку:
выменял как-то на склянку пустую и на
не подошедшую к ней красивую пробку:
вот таковы и есть они, имена!
Надо бы — на солдатика или монетку,
но ни того, ни другого никто не давал,
дали воздушный шарик, да не удержал за нитку —
полный облом получился, полный обвал.
Стало быть, кто ты, и чей ты, и прочие трали-вали —
стоят недорого и ничего в них нет.
Может, и хорошо бы, если б меня звали…
но не зовут — никуда, уже много лет.
Ну а тогда — бог с вами, а также с нами,
во вторсырье сдается наш гордый “Варяг”.
За исключеньем, конечно, того, если имя — знамя…
только вот с этим тут как-то совсем напряг.
Возраст
Видимо, возраст преклонный — птичка в летах.
Или же непреклонный... но это я так,
это я так — из некоего пижонства:
нa воду, значит, не дул, но и не обжeгся,
то есть не то чтобы там уж… совсем простак!
Но это я так.
Возраст, когда на картине “Вечный покой”
видишь не реку, а только — что за рекой,
и когда, в сотый раз перечитывая “Одиссею”,
вдруг говоришь себе: кажется, я лысею
и Пенелопина верность — такой пустяк!
Но это я так.
Возраст, когда на признанье тебе в любви
ты уличаешь в глупости визави
и, приходя на свидание, вместо астры
даришь вдруг том с монологами Заратустры,
в астре внезапно увидев намек на брак.
Но это я так.
Возраст, когда на показ парада планет
ты отзываешься вдруг громогласным нет
и когда народному шествию ты, затворник,
предпочитаешь судоку и свежий твo"рог
или творо"г… с удареньем на двух местах.
Но это я так.
Возраст, когда конфеткою из дерьма
не обмануть: ах, детка, скушай сама,
и когда в ответ на слова: “Я о вас наслышан”, —
выбегаешь в сени к своим навостренным лыжам,
пуще жизни и смерти боясь лобовых атак.
Но это я так.
Возраст, когда и возраст уже не возраст,
а только небо — небо в высоких звeздах,
а только море — море в тарелке супа,
где утонуть бы — только, наверно, глупо:
вытащат всe равно… ведь у них черпак!
Но это я так.
Пол
Ох, не смешите, пожалуйста: я с бородою,
а борода бывает вы знаете у кого.
Я от нее, конечно, не молодею,
но насчет пола… выгляжу стилевo.
Если же кроме шуток, то, кроме шуток,
нету у нас ничего — разве печка на колесе,
ибо весь мир наш веселый безалаберно шаток
и ужасно мы в нем разнополые все.
Пол на поле, значит, и полом же погоняет —
и полами размахивают пальто!
Так что, если пробки перегорают и огня нет,
очень трудно диагностировать, кто есть кто.
Говорят: мужчина, а он алкоголик,
или женщина, а она трезва… —
вместо крестика иногда приходится ставить нолик
или вписывать какие-нибудь слова:
скажем, пол — “растительный” или, напротив,
он “геометрический”, как узор…
впрочем, можно жизнь прожить — вообще не увидев
половины полов в упор!
Но на всякий случай я с бородою,
а борода бывает вы знаете у кого —
и от этого выгляжу под стать чародею,
то есть бороду использую целевo
и брожу по свету — бородатым, весeлым,
извлекая из воздуха за сюрпризом сюрприз,
и кичусь перед всеми своим редкостным полом,
хоть ты тут застрелись!
А когда вечерами возвращаюсь по шпалам,
то задумываюсь — правда, далеко не всегда, —
для чего нам пол и что будет с полом
в тех краях, откуда светит звезда.
Национальная принадлежность
Тут всe захламлено и слишком много сложностей,
тут все обломки и осколки, воют волки,
и магазин национальных принадлежностей,
и переполненные полки,
и непонятно, где у нас дневная выручка,
и сдача кончилась, и касса не фурычит,
и продавщица — хоть и западная выучка —
все время врeт и только голову морочит.
Вчера татары прискакали на конях
и ускакали, увезя с собой коньяк,
а нынче утром два потомка Меровингов
сгрузили прямо магазина посреди
пятнадцать ящиков картонных бумерангов —
теперь их пруд пруди.
Да, персы некие уже давным-давно
свалили здесь не то сукно, не то рядно,
а греки — груду износившихся шезлонгов,
и слитки золота, и прочее руно.
Тут всe запущено, пыль толщиною с палец,
и света нет, и на корню засох товар,
часы с кукушкою сто лет как надорвались,
кукушка сдохла, и кукует самовар.
Камин дымит, но до камина нету дела
ни продавщице, что внезапно охладела
тут ко всему, то есть ко всей этой фигне, —
ни уж тем паче мне.
Я ненадолго тут: взглянуть, и удивиться,
и усмехнуться (дескать, вот ведь старый хлам),
и безмятежными очами очевидца
пошарить — в общем-то, лениво — по углам,
и, рассмеявшись, дать отсюда стрекача,
под роем стрел из басурманских луков горбясь.
Я кто… да тот, кто весь в бегах и чья
национальность неразборчива, как подпись.
Семейное положение
Такое вот положение, что как бы и… нет,
а было когда-то — да, но прошло без следа,
хотя, вероятно, где-то остался след.
Да некому больше по следу идти туда.
Такое вот положение: положили в чем был,
а был — в рубашке, не то б лежать нагишом!
Устроим поминки… нет, лучше устроим бал
тому, кто, живым уйдя, неживым ушел.
Железные были кольца, но Генрих знал,
что кольца — они падут, как дадут сигнал:
и лопнули кольца все, кольцо за кольцом, —
с хорошим концом.
Мы все тут одна, железная мы семья,
мы все тут друг другу жeны или мужья,
но кольца нас держат, как Генриха, до поры…
до первой горы:
повозку тряхнет на горе — и падет кольцо,
и больше друг друга уже не узнать в лицо,
