Евгений Чижов - Темное прошлое человека будущего
– Смотри, какие персики! Если б нам не предстояло важное дело, обязательно взяли б. А яблоки, взгляни, яблоки – натуральный
Сезанн! А эти бабы, там, за прилавками,- это же чистый Малявин!
Напротив девки семечки продают – настоящие григорьевские типажи.
Где еще в городе таких встретишь!..
Мы нашли киоск, торгующий водой, купили по бутылке и стали перемещаться в направлении выхода.
– Люблю рынок… Когда народу много, среди него и затеряться легче… и не так страшно… Гляди, какой великолепный матиссовский арбуз! А это уже, пожалуй, репинская натура. Некрич кивнул в сторону одноногого бородатого нищего на костылях, с лицом, красным от солнца.
Идя рядом с Некричем, я заметил, что на рынке сделалось не то чтобы свободней, но как-то спокойнее. Назревавшая всеобщая бойня, кажется, сама собой рассосалась. Стало немного легче дышать, можно было почувствовать некоторое движение воздуха.
Бородатый нищий, повиснув на своих костылях, так пристально и неотступно рассматривал пыльный квадратный метр земли перед собой с плевками, окурками, бутылочными пробками и муравьями, точно вернулся в раннее детство, где каждый, даже самый ничтожный, предмет настолько нов, что его можно разглядывать бесконечно.
Бронзоволикая баба за прилавком с картошкой, не обращая внимания на покупателей, смотрела, задумавшись, поверх их голов на облака. Тут только я обратил внимание, что рыночная площадь с трех сторон окружена плотной осадой встающих над крышами домов белоснежных облаков, сквозь которые просеивался мягкий свет, кладя на распаренные людские лица никем не замеченное нежное матовое сияние.
– Ну и какое такое важное дело нам предстоит? – спросил я
Некрича, когда мы спустились в метро.
– Нужно встретиться с, по всей видимости, довольно малосимпатичными людьми. Мне не хочется этого делать в одиночку.
Твое присутствие будет нелишним, я уже договорился, что придем вдвоем.
– А зачем тебе с ними встречаться?
– Хочу купить себе пистолет,- сказал Некрич таким тоном, точно речь шла о батоне хлеба.- В моем положении оружие необходимо. Он снял очки и поглядел на меня ставшими сразу беззащитными большими глазами.- Сам понимаешь.
В метро было сказочно прохладно и – особенно по сравнению с рынком – пустынно. Нарастающий с приближением поезда черный ветер из тоннеля сразу охладил покрывавший кожу пот, и по ней пробежала крупная ледяная дрожь. По кольцу мы доехали до
"Комсомольской". Здесь было больше народу, но он весь стягивался, сносимый общим течением, в сторону выхода, оставляя за собой пустое пространство с расплывающимися на мраморных плитах пятнами света. Некрич осмотрелся в центре зала, где была назначена встреча.
– Та-ак, пока никого… Ну что ж, подождем…
Он задрал голову, разглядывая, приоткрыв рот, слепо блестевшие коринские мозаики на похожем на гигантский кремовый торт с цукатами потолке станции, один вид которого вызывал у меня зубную боль, всегда возникающую от переизбытка сладкого.
– Знаешь, когда я там, у Кати, один остаюсь, в ее стандартной однокомнатной, и думаю, как меня Гурий с Лепнинским повсюду разыскивают, я иногда от страха себе таким маленьким кажусь, что в обычной комнате теряюсь. Стол, шкафы, вся мебель вокруг громадной видится и незнакомой. Только и остается, что сидеть в углу и ждать, пока это пройдет… А бывает, наоборот, я чувствую, что мог бы собой целый дворец заполнить или эту станцию, например, точно она специально по моей мерке под меня строилась…
Некрич провел, убирая волосы, рукой по мокрому лбу, улыбаясь несколько растерянно, сам, похоже, ошеломленный грандиозностью своего размаха. Я без труда представил его ростом до потолка, идущим гигантскими шагами среди маленьких пассажиров, как
"Большевик" Кустодиева и с такими же остекленевшими глазами, вынужденным наклонять голову то в одну, то в другую сторону, чтобы не задевать за люстры.
– На старых станциях вообще чувствуешь себя как дома. Или даже больше чем дома – как в нашем театре, который и был мне настоящим домом! Нигде в этом городе я не ощущаю себя настолько в безопасности, как в метро. Здесь ведь все, как у нас на сцене, а эти проходящие толпы – просто массовка, к которой и я принадлежу, от которой неотличим, один из многих, такой же, как все, попробуй отыщи меня в ней! (Из очередного поезда выходят одни некричи, каждый пассажир – Некрич, они заполняют всю станцию, и, понемногу редея, толпа их вытягивается в направлении эскалатора; отставшие некричи, разъезжаясь по мраморному полу, как по льду, торопятся догнать основную массу; последним семенит маленький Некрич, лапти и армячок выдают его отличие от остальных, и он спешит поскорее скрыться из виду.) Но больше всего сходства с нашим театром в том, что метро, как и он, навсегда. Может быть, даже еще более навсегда, если это возможно! Язык устареет, книги истлеют, прошлое сгниет в архивах, а метро останется! Оно ведь как пирамиды – кто теперь думает о рабах, их строивших?! Остаются только имена фараонов и архитектура. История со всеми своими реформами, разоблачениями и прочими мелкими беспорядками проходит поверху, как рябь по воде, ничего здесь, на глубине, не меняя. Капитализм там у них наверху или коммунизм – здесь это безразлично. И все-таки иногда мне кажется… Взгляни-ка,- Некрич оборвал себя и, не оборачиваясь, кивком головы указал себе за спину на стриженного наголо человека с синеватым выскобленным подбородком в темных царапинах от бритья,- не нас ли этот тип высматривает?
Стриженый действительно приглядывался к нам, спрятав руки за спину.
– Иногда мне кажется,- закончил Некрич, прежде чем обернуться, что наше будущее приходит к нам оттуда.- Он показал на полный глухого шума черный вход в тоннель, всосавший только что, как макаронину, поезд, на котором приехал стриженый. Я не успел спросить Некрича, что он имеет в виду, потому что тот быстро подошел и, заглянув в лицо, обратился к нему:
– Андрей, если не ошибаюсь?
Наш провожатый шел впереди, руки в карманах, не оборачиваясь на нас и не говоря ни слова. Присмотревшись, я разглядел на его сером бугристом черепе такие же запекшиеся царапины, как на подбородке. Поплутав переулками, так что я быстро утратил представление о том, где мы находимся, он вывел нас к пятиэтажной хрущобе с киснущими от жары деревенскими старухами на лавочках у подъездов. После слепящего солнца на улице я сначала не мог ничего разглядеть в темной квартире, где мы оказались. Двое с неразличимыми лицами быстро прошли мимо по коридору, один из них невнятно выругался, столкнувшись с
Некричем. В квартире были еще другие люди, но трудно было понять, сколько. В комнату, куда нас провел стриженый, заглянула дебелая нечесаная блондинка в распахнувшемся халате, но он сказал ей коротко и зло: "Уйди отсюда!" – и она исчезла.
Присутствие здесь женщины меня слегка успокоило, но ненадолго – я давно уже пожалел, что согласился пойти с Некричем, и утешал себя только тем, что денег с собой почти не взял, поэтому если нас решат тут ограбить, я не много потеряю. Вместо блондинки в комнату вошло сразу двое: один, со свернутым набок носом и землистым лицом, встал у двери, другой, в расстегнутом спортивном костюме, распространяя кисло-соленый запах пота, прошел к окну и сел на подоконник. Это выглядело так, точно они перекрывают для нас возможности бегства.
– Выбирай,- сказал стриженый, открыл шкаф и стал выкладывать из него на стол оружие. Один за другим он клал перед Некричем пистолеты различных марок, наши и импортные, ленивым тоном называя их характеристики и цену.
Некрич нерешительно смотрел на оружие, кажется, опасаясь протянуть руку и дотронуться до него.
– Патронов у нас, как грязи,- сказал стоявший у двери,- отдаем считай что даром.
Он поднял левую руку и потер скулу. Тот, что был в спортивном костюме, вытирая пот, провел ладонью по лицу. Стриженый закурил папиросу. Все их действия легко прочитывались, как заранее обговоренные знаки, которыми они обмениваются. Вокруг пластмассового абажура кружилась упрямо жужжащая муха, резкими зигзагами часто меняя направление, словно ища выход из ей одной видимого лабиринта под потолком. Когда стриженый докурил, в комнату вошел и встал у нас за спиной еще один человек, одетый в тренировочные штаны и майку. Его торс выглядел, как мешок из кожи, туго набитый шарами мускулов, так что и совершенно круглая, лишенная волос голова с мелкими чертами лица была похожа на еще один мускульный шар, не уместившийся в мешке и выскочивший наружу на короткой толстой шее… "Денег не жалко, подумал я,- живым бы отсюда выбраться".
Сидевший на подоконнике открыл окно, и стриженый выбросил в него окурок. Человек со свернутым набок носом барабанил пальцами по дверному косяку. Некрич, показалось мне, не столько выбирает оружие, пропуская мимо ушей то, что ему говорят, сколько прислушивается, напряженно застыв, к этой дроби. Пространство в раме окна было так натянуто, что попытавшаяся влететь в комнату бабочка ("К нам на помощь",- отчаянно подумалось мне), спружинив, отлетела назад. Стоявший у нас за спиной, когда я к нему обернулся, осторожно потрогал пальцем ссадину на губе.
