Патриция Хайсмит - Талантливый мистер Рипли
Через несколько минут Мардж встала и попрощалась, вид у нее был отсутствующий. Возможно, сегодня же попытается связаться с Дикки по телефону. Или даже поедет в Рим. Ну и что? Разве не мог Дикки переехать в другую гостиницу? Гостиниц в Риме навалом, она проищет его не один день. А если не найдет ни по телефону, ни лично, подумает, что он уехал в Париж или куда-нибудь еще вместе с Томом Рипли.
Том проглядел неаполитанские газеты в поисках заметки о том, что в окрестностях Сан-Ремо найдена затопленная лодка. Заголовок должен быть примерно такой: «Barca affondata vicino San-Remo»[16]. И наверное, поднимется большой шум из-за пятен крови, если они еще остались в лодке. Итальянские газеты с мелодраматическими штампами любят раздувать такие вещи. «Ужасная находка. Джорджо ди Стефани, молодой рыбак из Сан-Ремо, вчера в три часа пополудни обнаружил в двух метрах от берега маленькую моторную лодочку, внутри залитую кровью…» Но ничего подобного в газетах Том не нашел. Вчера в газетах тоже ничего не было. Пройдет не один месяц, пока эту лодку найдут. А может быть, не найдут никогда. А если и найдут, откуда узнают, что Дикки Гринлиф и Том Рипли вместе выехали на этой лодке? Они не назывались хозяину лодочной станции в Сан-Ремо. Итальянец всего лишь дал им оранжевый билетик, который Том сунул в карман, а потом нашел и уничтожил.
Том уехал из Монджибелло на такси часов в шесть, а перед этим зашел к Джордже выпить кофе и попрощался с ним, Фаусто и многими другими их с Дикки общими знакомыми. Он рассказывал всем одно и то же: что синьор Гринлиф проведет зиму в Риме, и что он передает всем привет, и что они еще встретятся. Том выражал уверенность, что Дикки в ближайшее время приедет в Монджибелло в гости.
Картины Дикки он к тому времени уже послал в Рим багажом на адрес Американского агентства вместе с дорожным сундуком и двумя самыми тяжелыми чемоданами — до востребования на имя Дикки Гринлифа. Свои собственные два и третий чемодан Дикки взял с собой в такси. Он успел поговорить с синьором Пуччи в «Мирамаре»: синьор Гринлиф, возможно, захочет продать свой дом с меблировкой, так не возьмет ли синьор Пуччи это на себя? Синьор Пуччи охотно взялся. Том поговорил также с Пьетро, сторожем на причале, и попросил присмотреть покупателя на «Летучую мышь», потому что синьор Гринлиф скорее всего захочет сбыть с рук яхту этой зимой. Синьор Гринлиф отдаст ее за пятьсот тысяч лир, меньше восьмисот долларов, а по такой цене продать двухместную яхту, по мнению Пьетро, можно будет за две-три недели.
В поезде на Рим Том сочинял письмо к Мардж, и занимался этим так усердно, что запомнил текст наизусть, а потому, придя в свой номер в гостинице «Хеслер», сел за машинку Дикки, которую привез в одном из чемоданов, и написал письмо прямо набело.
«Рим 28 ноября 19…
Дорогая Мардж!
Я решил снять квартиру в Риме и пожить здесь до конца зимы. Просто чтобы переменить обстановку и на время удрать из нашего доброго старого Монджи. Я испытываю жгучую потребность побыть наедине с самим собой. Извини, что я уехал так внезапно и даже не попрощался. Но ведь на самом деле я не так уж далеко и время от времени мы будем видеться. Но сейчас мне ужасно не хочется ехать паковать мое барахло, и я переложил это бремя на Тома.
Что касается нас с тобой, то не будет вреда, а, возможно, будет большая польза, если мы на какое-то время расстанемся. У меня ужасное ощущение, что тебе скучно со мной, хотя мне совсем не скучно с тобой, и, пожалуйста, не считай мой отъезд бегством. Наоборот, Рим приблизит меня к реальной жизни. Монджи меня к ней определенно не приближает. Причиной моей неудовлетворенности частично была ты. Разумеется, мой отъезд ничего не решит, но он поможет мне разобраться в моих чувствах к тебе. Поэтому я считаю, что лучше мне какое-то время не видеть тебя, и надеюсь, ты меня поймешь. Если же не поймешь — ну что ж, на нет и суда нет, на этот риск мне приходится идти. Том умирает от желания посмотреть Париж, и, возможно, я на пару недель поеду с ним. Если только не засяду сразу же за работу. Я познакомился с художником по фамилии Ди Массимо, его работы мне очень нравятся, он славный старик, довольно-таки бедный, так что, по-видимому, будет рад взять меня в ученики за небольшую плату. Я собираюсь писать картины вместе с ним в его мастерской.
Рим — чудесный город, фонтаны на ночь не выключаются, и всю ночь на улицах полно народу, в противоположность нашему славному Монджибелло. Насчет Тома ты ошибаешься. Он собирается скоро вернуться в Штаты, а когда именно — это его дело, он ведь в общем-то неплохой парень, и я ничего против него не имею.
Пока я еще и сам не знаю, где буду жить. Пиши мне на адрес Американского агентства в Риме. Когда найду квартиру, сообщу тебе. А пока пусть горят огни в доме, работает холодильник и твоя машинка тоже. Прости меня, если я испорчу тебе Рождество, но я думаю, что так скоро нам не следует встречаться, хочешь обижайся, хочешь нет.
Любящий тебя Дикки».
В гостиницу Том вошел в кепке и, не снимая ее, дал портье паспорт Дикки вместо своего, хотя, как он заметил, в гостиницах никогда не смотрят на фотокарточку, а только переписывают помер с верхней корочки. Он расписался в регистрационном журнале размашистой, пожалуй, чересчур затейливой росписью Дикки, с завитушками вокруг крупных заглавных букв «Р» и «Г». Когда он выходил, чтобы опустить письмо в почтовый ящик, зашел в аптеку в нескольких кварталах от гостиницы и купил кое-какую косметику, которая, как он предполагал, могла ему понадобиться. Он поболтал с продавщицей-итальянкой, сказал, что покупает макияж для жены, которая потеряла свою косметичку, а сама нездорова и не может выйти из гостиницы: обычное расстройство желудка.
Целый вечер он упражнялся в подделке подписи Дикки. Ежемесячный денежный перевод для него должен был прийти из Америки менее чем через десять дней.
Глава 14
На следующий день он переселился в «Европу», гостиницу с умеренными ценами на Виа Венето, поскольку «Хеслер», по его мнению, слишком бросался в глаза. Обычные завсегдатаи таких гостиниц — заезжие киношники, и, возможно, именно здесь остановится Фредди Майлз или еще кто-нибудь из знакомых Дикки, если надумает приехать в Рим.
В своем номере Том вел воображаемые беседы с Мардж, Фаусто и Фредди. Наиболее вероятным был приезд Мардж. Если он придумывал разговор по телефону, он говорил от имени Дикки, а если встречу лицом к лицу — от своего собственного. Допустим, она неожиданно возникнет в Риме, отыщет его гостиницу и будет настаивать на том, чтобы подняться к нему в номер. В этом случае Тому придется срочно снять и спрятать кольца Дикки и переодеться. «Понятия не имею, — говорил он ей своим собственным голосом. — Ты же его знаешь — вечно ему хочется от всего удрать. Он предложил мне несколько дней пожить в его номере — в моем плохо топят… Да ты не волнуйся, через пару дней он вернется или пришлет открытку, сообщит, что у него все благополучно. Он поехал с Ди Массимо в какой-то маленький городок посмотреть картины в церкви». — «А ты не знаешь, куда он поехал, на север или на юг?» — «Честное слово, не знаю. Скорее на юг. Но что это нам даст?» — «Такое уж мое везенье, приехала в Рим — и не застала. Почему он хотя бы не сказал, куда едет?» — «Я тебя понимаю. Я его спрашивал. И поискал в номере карту или еще что-нибудь, что бы навело меня на след. Но не нашел. Я знаю только, что он позвонил мне три дня назад и предложил пожить в его номере».
Поупражняться в обратном перевоплощении в самого себя отнюдь не мешало, ведь когда-нибудь ему, возможно, понадобится перевоплотиться за какую-нибудь секунду, а между тем он уже успел почти забыть голос и интонацию Тома Рипли. Он мысленно беседовал с Мардж до тех пор, пока собственный голос не зазвучал в его ушах в точности так же, как он ему запомнился с прежнего времени.
Но чаще всего он выступал в воображении от лица Дикки, негромко ведя беседу с Фредди, и с Мардж, и с матерью по междугороднему телефону, и с Фаусто, и с незнакомым человеком на званом ужине. Он упражнялся, включив транзистор Дикки, чтобы кто-нибудь из гостиничной обслуги, проходившей по коридору мимо двери и случайно знающей, что синьор Гринлиф у себя в номере один, не принял его за чудака. Иногда, если по радио передавали песню, которая нравилась Тому, он умолкал и танцевал в одиночестве, но так, как танцевал бы Дикки с девушкой — однажды он видел, как Дикки танцует с Мардж в ресторане Джордже и в другой раз — в Неаполе, в «Апельсиновом саду». Дикки делал размашистые шаги, но двигался скованно. Не скажешь, что хорошо танцует. Том наслаждался каждой минутой своей жизни, был ли он один в номере или ходил по улицам Рима, осматривая достопримечательности и одновременно подыскивая квартиру. Пока он остается Дикки Гринлифом, думал Том, ему не грозит ни одиночество, ни скука.
