Л Добычин - Старухи в местечке
Обзор книги Л Добычин - Старухи в местечке
Добычин Л
Старухи в местечке
ЛЕОНИД ДОБЫЧИН
Старухи в местечке
1
Белобрысая двенадцатилетняя Иеретиида, в синем платье и черном фартуке, прискакивая, несла на плече лопату. За ней, сложив на выпяченном животе костлявые руки, величественно шла Катерина Александровна - в широком черном платье с белыми полосками и маленькой черной шляпе с креповым хвостом. Сзади, неся пеструю метелку из перьев, коробку с веером и зонтик, выступала Дашенька - сорокалетняя, черная, грудастая и чванная.
На балконе, распаренная, толстомясая, в голубом капоте с кружевами, сидела Пфердхенша и пила кофе с пфеферкухеном. Ее ноги загораживала вывеска:
АПТЕКА ФОН ПФЕРДХЕН
худ. Цыперович
Катерина Александровна двинула губами и стала смотреть вдаль; Дашенька, задрав голову, глазела: Пфердхенша - развратница.
Свернули вправо и по мостику с вывесочкой "мост опасен" вышли в зеленую улицу с серыми тропинками.
Иеретиида загляделась на девчонку, которая бежала против ветра, держа над головой распяленную наволочку. Катерина Александровна пристально смотрела на графинин парк с булыжниковым забором.
Тщедушный акцизный, в длинной желтой ситцевой рубахе, копался в палисаднике. Тощая акцизничиха, в синем балахоне, босая, наливала лейку. Катерина Александровна прищурилась: они - с легкими идеями.
Под откосом купались мальчишки. Медленно плыли плоты. Черная корова, стоя в воде передними ногами, обмахивалась хвостом.
Гаврилова сидела на крыльце. Увидя, что идут, поднялась и ушла в дом: она недавно бросилась в колодец и теперь - стыдилась.
Катерина Александровна скрипучим голосом окликнула Иеретииду, свернули вправо и по тропинке между огородами пошли на кладбище.
Около могилы развели два маленьких костра - от комаров. Дашенька почистила скамью метелкой. Катерина Александровна уселась, посидела, посмотрела на памятник с портретом старичка в медалях и эполетах. Костры засыпали.
Возвращались по другой дороге. За полем началась графинина булыжниковая стена. Проходя мимо ворот, Катерина Александровна повернула голову и смотрела на двор с круглой клумбой и белый фасад с закрытыми окнами: никого не увидела.
У калитки сквера она отпустила Дашеньку и Иеретииду и, с полузакрытыми глазами втягивая сладкий воздух, вошла под цветущие липы. Дорожки приводили на площадку с четырьмя скамейками. Сбоку, в полосатой будке - белой с красным, грызя орехи, сидела Роза Кляцкина. Вокруг нее были расставлены бутылки с квасом. Цыперович, в коричневой бархатной куртке, скрестив руки на груди, стоял снаружи и, принимая позы, заглядывал в Розины глаза.
Фрау Анна Рабе, в кисейном платье с синими букетиками, приятно улыбаясь, вышла на площадку из другой аллейки. Перед ней бежала моська Цодельхен. Катерина Александровна, обмахиваясь веером и придерживая креп, расположилась с фрау Анной так, чтобы не видеть Розы и Цыперовича. Цодельхен, пощипывая травку, бродила около.
Солнце садилось за липами. Темная зелень казалась прозрачной. Ветер, замирая, шевелил не поместившиеся в прическу волоски. Балюль, с прыщеватым лицом, прошмыгнул, согнувшись. - Должно быть, из палаццо, - сказала фрау Анна. Катерина Александровна моргнула. - Да, ведь графиня, кажется, приехала... Скажите, дорогая Анна Францевна, вы с ней знакомы?
- Когда мой Карльхен был жив, он в палаццо лечил, тогда я тоже была с ними знакома. Но когда они мне фанатисмус показали, тогда я с ними больше не знакома.
Она стала рассказывать, как Карльхен умирал, а граф Бонавентура уговаривал его принять католицисмус. - Это был целый шкандал, и мы с графинем Анном не есть теперь очень приятные. - Катерина Александровна поспешно встала и простилась.
2
Дул теплый, мокрый ветер, дорога почернела. Катерина Александровна шла от обедни. - Этот ветер, - говорила она, - дует с моря. Чувствуете - пахнет солью и парусиной. Мне нравится, как сказано в Деяниях: "ветер бурный, называемый Эвроклидон".
Перед костелом были сани из палаццо. - Дашенька, Иеретиида, идите - я вернусь... забыла...
Креп, пришитый к шляпе, взвивался и вытягивался, бил по лицу. Нос покраснел, текли слезы. Подползли нищие и, голося, протягивали руки. Рослая старуха, в красной шубе, с четками на шее, курносая, вышла из костела. Катерина Александровна лизнула губы и рванулась. - Графиня! Вас ли я... вот случай! - Прошем дать дорога, - прогнусавила графиня.
Снег хрустел под подошвами. Солнце грело нос и левую щеку. Белые дымки подымались над крышами. Таяла утренняя луна. - Смотрите, Дашенька и Иеретиида, - показала Катерина Александровна. - Склонилась, будто над разбитыми мечтами. - Что и говорить, - ответила Дашенька.
Трещала канарейка, собачонка Эльза грелась на подушке у горячей печки, на полу лежали солнечные четырехугольники с тенями фикусовых листьев и легкими тенями кружевных гардин. - Горячо любимая Анна Ивановна, - сказала Катерина Александровна, - поздравляю вас с днем ангела.
Уселись на диване под стенным ковром с испанкой и испанцами. Именинница, сияя, гладила коротенькими пальцами атласную ленту на своем капоте. - Акцизничиха - слышали? - вернулась. Пряталась у Гавриловой. Как вы находите? Я позвала Гаврилову к обеду: будет рассказывать. - Ах, эти легкие идеи...
- Графиня разъездилась: вчера два раза проехала, сегодня проехала.
- Точно в покоренном городе, - сказала Катерина Александровна.
Гости, с красными лицами, хлопали глазами. - Уже укладывалась спать, рассказывала Гаврилова, - вдруг стук. Является. - Пустите пожить. Сестра пришлет денег, уеду в Калугу. - Пока говорили, вокруг ножищ натаяла лужица. Дальше - хуже. Тут начнет донимать "Кругом Чтения": - Вы когда родились? - А мое рождение первого апреля. Так и отвечаю. - Так давайте, - говорит, почитаем "Круг Чтения" на первое апреля. - Ах, чтоб тебя! К счастью, денежек у ней было не много, а от сестры, конечно, шиш, никакого ответа, она и вернулась.
Катерина Александровна, торжественная, в черном шелке, отодвинула изюм, поднялась, отерла рот и прочувствованным голосом сказала: - Бедная вы моя Прасковья Александровна. Сколько вытерпели вы от этой негодницы... Горячо любимая моя, я полюбила вас. Примите мою дружбу. А ведь вы - сестра моя: я тоже Александровна. - Ее губы дрогнули. Она подумала: "И я такая же одинокая, как вы".
Анна Ивановна обняла Гаврилову и громко целовала. Фрау Анна Рабе встала и, приятно улыбаясь, поднесла Гавриловой букетик резеды. Попадья и становиха чокнулись с Гавриловой и крикнули "ура". Она, вспотевшая, клала руку на сердце и раскланивалась.
- Я с отрадой вижу, - заскрипела Катерина Александровна, - как единодушно мы сейчас настроены. Хотелось бы, чтобы в таком единодушии мы навсегда и остались... Перед нами разъезжают точно в покоренном городе. Объединимся и дадим отпор. - Гости слушали, повеся головы, и сквозь кофейный пар глядели на нее мутными глазами. - Что ж, Анна Ивановна, - спросила почтмейстерша, - зелененький столик расставили или расходиться будем? - Да, пора, я вижу, - сказала Катерина Александровна и, величественная, заколола под подбородком свою шаль. - Прасковья Александровна, пойдемте. Вы посидите у меня, поговорим...
Темнело. Пахло снегом. В конце улицы, где синяя туча обрывалась, на небе светлелась желтая полоска. Катерина Александровна молчала. Гаврилова была оживлена, покачивалась.
3
В палисаднике у фрау Рабе зацвели маргаритки. Из Петербурга приехала Марья Карловна с семьей: три маленькие девочки с косичками и нянька. Катерина Александровна встретила их у калитки. - Ах, Мари, - сказала она, как я рада. Иди, ложись, а потом поговорим подробно. - Она присела к столику и записала на бумажке, что спрашивать и что рассказывать. После чаю пригласила Марью Карловну пройтись и, выйдя за калитку, посмотрела на свою записку. - Ну, Мари...
- Тетечка, - сказала Марья Карловна, - мы их еще объединим.
Светлели голубые и зеленые промежутки между облаками. Из палисадников пахло жасмином. Купальщики возвращались с побледневшими лицами и мокрыми волосами. Над Пфердхеншиной крышей виднелась маленькая белая звезда.
На следующий вечер, вымыв чайную посуду, Марья Карловна оглядела свою вертлявую фигурку и, проведя ладонями по кофте и белой полотняной юбке, накинула на голову шарф. - Иду.
Стали ездить в лодках - с едой и гитарами, толпой ходить в лес. Возвращаясь, заходили в сквер, где на эстраде играли четыре музыканта с длинными носами. Требовали гимн. Все вставали и снимали шапки. На минуту становилось тихо. Потрескивали в тишине фонарики. Роза Кляцкина, грызя орехи, вставала в будке. Звучала торжественная музыка, кричали "ура" и "повторить".
Катерина Александровна мало участвовала в этих развлечениях. Она обдумывала завещание. Каждый день после обеда она взбиралась на гору, поросшую твердой травой с желтыми цветами, и бродила перед расписной часовней: Ирод закусывал с гостями... Перерезанная шея святого Иоанна была внутри красная с белыми кружочками, как колбаса на цыперовичевской вывеске. Катерина Александровна бродила между кострами и смотрела на дорогу: не появится ли маленькое шествие, не идет ли графиня Анна с ксендзом Балюлем и двумя старухами в красных пелеринах. Оставив старух внизу, где Дашенька и Иеретиида тихонько напевают и ищут одна у другой в голове, графиня взобралась бы, опираясь на ксендза, и дала бы ему знак остановиться, а сама бы подошла и наклонила голову. Катерина Александровна сказала бы: Здравствуйте, графиня.
