Александр Снегирев - Как мы бомбили Америку
В середине озера возвышался остров. Доплыть до острова считалось круто. Теперь и размеры озера, и наличие острова, наверное, показались бы мне пустяком, но в те годы это было настоящей сказкой. До острова мне плавать не разрешали, и он оставался недосягаемой мечтой. А сейчас я бы до него доплыл, только дед умер, дом продали и не доплыть мне уже никогда до того острова. Теперь я смог бы, теперь это был бы пустяк. Но я находился далеко. Бесконечно далеко от того детского озера. Даже если бы я напрягся и приехал в тот лес, всё бы предстало чужим. Возвращаться было поздно. Пути назад не было, путь был только вперёд. Слева стейк-хаус «Вестминстер», справа мотель «Джордж Вашингтон Инн», впереди далёкий дом. Мы носились справа налево и слева направо, чтобы иметь возможность однажды отправиться домой.
Лаки надо мной подшучивал:
— Что ты делаешь в ресторане, Алекс?
— Салаты.
— Ха-ха, Джей делает чаевые, а ты салаты!
— Так точно, сэр. Я делаю салаты.
Реднек-гомосексуалист хотел меня поддеть. Мол, Юкка зарабатывает больше, чем ты, горе-водила. Я не обижался. Как можно обижаться на человека, если его дочка угостила тебя травкой и, валяясь в постели, раскрыла его самые интимные тайны.
Олимпия тоже пробовала шутить.
— Вы что, японцы? — спросила она у меня, когда я занёс ей диски, которые брал послушать.
— Пардон? — к тому моменту мы были знакомы уже больше месяца.
— Ну, как же. Вы ведь слушаете японский магнитофон.
— А что в этом такого?
— Откуда же вы знаете, какие кнопки нажимать?
— У меня дома такой же.
Олимпия картинно всплеснула руками.
— Неужели в России тоже есть японские магнитофоны?!
Моя проблема в том, что я не сразу понимаю юмор. По крайней мере, шутки такого типа.
— А… — только и протянул я, поглядывая на Олимпию с беспокойством. Она чего-то ждала. Улыбки. Наконец я понял это и постарался искренне скривить губы. Олимпия отвернулась. Контакт не складывался.
Версия нашего японского происхождения поддерживалась ещё и тем, что ради экономии мы купили десятикилограммовый мешок риса. Варили рис в пиве и потом подолгу не могли протрезветь. Рис мы варили впрок, а он моментально окаменевал, поэтому нам часто приходилось грызть куски, о которые гнулись вилки.
Лица иногда появлялась в «Вестминстере» — помочь в особо тяжелые дни. После разговора с Мишель я старался вести себя максимально нейтрально. Тем более что Бельмондо вечно приговаривал:
— Я выбью дерьмо из любого, кто притронется к моей девочке.
Проверять серьёзность его слов не хотелось. Приняв наш нейтралитет к его дочери за мужское благородство, Бельмондо окончательно расположился к нам и как-то после работы показал предмет своей страсти, мотоцикл «BMW» 1956-го года выпуска.
— Я ездил на нём в Греции, в молодости, — приговаривал Бельмондо, поглаживая сверкающие детали. Я ведь был копом!
— Ты был копом?!
— Да, могу фотку показать. Он порылся в каком-то ящике и сунул нам чёрно-белый снимок, на котором молодой парень в щёгольском мундире стоит, опершись о мотоцикл на фоне моря.
— Это ты? — восхитились мы.
— Я и мой байк.
Мы сверили мотоцикл на фото с тем, что стоял рядом. Это и вправду был он.
— Я его вывез на корабле несколько лет назад. Редкая модель. Детали заказываю из Европы! — хвастал Бельмондо. Мы почтительно кивали.
— Парни, а вы видели инопланетян?
— Инопланетян… Сань, ты видел инопланетян? — Юкка не знал, что сказать, и обратился ко мне.
— Инопланетян?.. У меня была целая эпопея с инопланетянами, — заявил я. — Это было давно, в деревне у дедушки… У него в разных концах участка росли кабачки. Мне было тогда лет шесть-семь. Дед однажды сообщил мне, что на двух крупных полосатых кабачках появились загадочные надписи. Он сказал, что это дело рук инопланетян. Недослушав до конца, я бросился в сад. Раздвинув огромные листья, я обомлел, на боку зелёного полосатого гиганта крупно было написано «Саша + Аня». Надпись состояла из подсохших надрезов. Аней звали девочку из соседнего дома, в которую я был влюблён. Я проверил другой кабачок. На нём тоже красовались слова похожего содержания. Трава вокруг оказалась примята и даже немного пожелтела. Представляете мои чувства?! Это было в сто раз круче сериала «Секретные материалы»!
Эффект превысил все ожидания. Бельмондо стоял, разинув рот. Даже в Юккиных глазах читалось «и что дальше»? Я выдержал, паузу.
— Что было дальше?!
— Тщательное расследование вывело меня на автора этой проделки. Им оказался мой проказник дед. Я нашёл садовый нож с остатками кабачковой кожуры на лезвии. Дед вырезал слова этим ножом и подождал, когда надрезы подсохнут, чтобы выглядело убедительнее. Но как было круто, если бы вы знали!
Юкка рассмеялся и закурил, Бельмондо обиженно поджал губы.
— Я имел в виду настоящих инопланетян. Я видел их пару раз.
— Где?! — после моего рассказа было трудно переключиться на серьёзный лад.
— Здесь, в Вильямсбурге.
— И как они выглядели?
— Это была Мадонна.
— Певица?
— Да нет! Дева Мария! Она парила в ночном небе и простирала ко мне руки.
— Бельмондо, значит, ты видел не инопланетян, тебе явилась Богоматерь!
— Я считаю, что инопланетяне и ангелы небесные со всем святым семейством — это одно и тоже, — шёпотом сказал Бельмондо. — Это высшие силы, которые помогают нам грешным. — Он перекрестился.
— Интересная теория…
— Тут есть одно местечко, дом, возле которого часто случается явление инопланетян людям, — продолжил Бельмондо. — Как-нибудь я вас туда отвезу.
— Что, и все про это знают?
— Да, туристы специально приезжают.
К нам подбежал здоровый пёс с синими глазами. Он недобро глянул на меня с Юккой, но Бельмондо потрепал его по холке.
— Ахилл. Сибирская лайка. Ест только аргентинскую говядину. Ну ладно, парни, до завтра, мне пора к Папсу.
— Зачем?
— Мы с Олимпией присматриваем за ним по ночам. Сиделки слишком дороги.
Странный денёк
Постепенно перед нами стал открываться механизм этой семейной машины греческого производства. Бельмондо и Олимпия были своего рода рабами, которым доставалась самая тяжёлая работа, и никого это не смущало. Он вкалывал на кухне, она в мотеле. Они выполняли роль ночных сиделок при престарелом господине Папарисе. И они же были самыми бесправными членами семьи. В обмен на видимое благополучие их заточили в тюрьму «Вестминстер-Вашингтон».
— Знаете, как тёща заставляла меня работать, когда я только женился на Марианне? — говорил нам Бельмондо на кухне, горько усмехаясь. — Я ведь тоже начинал салатником, как ты, Алекс. Она запирала меня в холодильной комнате и не выпускала до тех пор, пока я всё не вычищал до блеска. — Я вспомнил рассказ Мишель. — И так каждый вечер. Когда умер мой отец, меня даже не отпустили в Грецию на похороны. Некому было меня подменить на кухне. Вот так.
— Как же ты всё это терпишь?
— Ради Лицы. Ради неё я из любого дерьмо выбью! Пусть только к ней кто-нибудь притронется!
Мы умолкли.
— Кстати, хотите, покажу одну штуку? Специально принёс.
Бельмондо достал из ящика стола что-то завёрнутое в тряпку.
— Держи, — он протянул свёрток мне.
Я удивился тяжести свёртка. Развернул. На ладони лежал чёрный пистолет.
— Обана! Круто!
— Браунинг. Одиннадцать в магазине, один в стволе, — с гордостью пояснил Бельмондо. — Больше всего на свете я люблю оружие. Ну и мотоцикл конечно. И Лицу.
Мы смотрели на пистолет, как зачарованные. Я вытянул руку и прицелился, ощущая тяжесть и власть. Бельмондо забрал у меня пистолет.
— Вот так он перезаряжается, — он собрался передёрнуть затвор, но не тут то было. Затвор не двинулся. Бельмондо дёрнул ещё раз. Заклинило. Совсем уж не по-пижонски он зажал пистолет коленками и сдвинул, наконец, затвор.
— Уф, заедает, — Бельмондо раскраснелся и покрылся испариной. Мне стало его немного жаль. Неловкую ситуацию прервала Робин.
— Алекс, мне нужен шоколадный торт и ванильное мороженое.
Я понёсся исполнять заказ, оставив Юкку любоваться чёрным ганом.
Робин была молодой мулаткой-официанткой с чрезвычайно пухлыми губами и порочными глазами, оправленными в круглые очки. Пока я резал торт, Робин пристально меня разглядывала.
— У меня к тебе разговор, Алекс, — сказала она, вонзая зубы в кусок мяса.
— Я в твоём распоряжении, Робин.
Она протянула мне другой кусок. Мясо было сочным.
— Хорошее мясо, — подмигнула Робин. — С хозяйской тарелки.
— В смысле?
— С тарелки госпожи Папарис.
Мне приходилось жрать объедки, но никаких «хозяйских тарелок» раньше для меня не существовало.
