Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне
Однако во второй половине дня она бралась за подготовку к очередной конференции, надеясь при этом, что в голове забрезжит идея новой книги, настойчиво требуя, чтобы она все бросила и посвятила себя исключительно ей. Ей нравился этот выбор между исследованиями, научными работами и писательством. Это давало ощущение свободы.
* * *Итак, 22 апреля после полудня Жозефина писала вводную часть к речи на конференции, где ей нужно было выступить в конце мая в университете в Глазго. Конференция была посвящена дамам из Саморы. История скандала, разразившегося в женском монастыре в Кастилии в июле 1279 года после визита архиепископа, который был поражен распущенностью нравов и отсутствием дисциплины в этой обители.
В Средние века женщины, которые поступали в религиозные сообщества, не всегда делали это по собственной воле и по призванию. Некоторые хотели всего-навсего бежать от неограниченной власти мужчин, и монастырь в их глазах оказывался единственным местом, где они могли быть независимы и самостоятельны, имели возможность отказаться от брака, который им навязывали, или избежать участи пленницы на захваченной земле. Оказавшись в убежище, они не собирались отказываться от внезапно обретенной свободы. Некоторые молились, изучали науки, писали, работали над слогом, в общем, вели себя безукоризненно и безупречно, при этом продолжая управлять своими владениями и угодьями, но другие, более легкомысленные, не прочь были наведаться в соседнюю обитель братьев‑доминиканцев. Эти последние и вызвали праведный гнев епископа.
Но самый трудный вопрос был таков: что же делать с этими женщинами? Выкинуть их прочь из монастыря означало бросить на произвол судьбы и подвергнуть насилию и жестокости со стороны мужей, отцов и братьев. Если уж людские законы не могут их защитить, это становится заботой Церкви, разве не так?
Этот сюжет был близок Жозефине. Она размышляла о судьбе женщин, которых избивают, мучают, терзают, насильно выдают замуж, обращаются с ними как с рабынями. Она подумала о Мюррей-Гроу, о женщинах, которые там жили. Сколько из них ушли бы в монастырь, чтобы восстановиться и вернуться в мир в поисках новой жизни? Сколько научились бы уважать себя и сумели дать отпор, когда их начали бы мучить и эксплуатировать? Она делала заметки, пыталась провести параллели между условиями жизни женщин в Средние века и сейчас, в двадцать первом веке… и тут внезапно подняла глаза и взглянула на часы.
Половина восьмого.
Зоэ еще не пришла из школы. Александр тоже.
Она кинулась на кухню.
Анни добавляла последний штрих к блюду, которое собиралась подать на ужин. Она смешала петрушку, чабрец, лавровый лист, понюхала, подумала и посыпала этим горячее кушанье.
– Я приготовила тушеное мясо в горшочке с овощами, прелесть что за штука получилась. Надеюсь, что сегодня вечером, когда вы снимете крышку с дымящегося…
– Анни, вы видели, сколько времени? – перебила ее Жозефина.
Анни подняла глаза к большим круглым часам над раковиной и воскликнула:
– Почти восемь часов! А детей-то все нет!
– Они уже должны были оба прийти. Это как-то странно. Наверное, что-то случилось.
Жозефина побежала в комнату Зоэ. Может, девочка уже пришла, а она, погруженная в размышления о тяжелой судьбе дам из Саморы, ее не услышала.
Толкнула дверь, вошла. Комната была пуста. Чистота и порядок. Никаких тебе брошенных на пол свитеров, пустых пакетиков из-под печенья на кровати, валяющихся повсюду колготок, открытых книг, недопитых стаканов с соком, свернутых комом пижам. Эта комната даже как-то не была похожа на комнату Зоэ.
Она уже почти закрыла дверь, но тут ее встревожила одна деталь. Нестора не было на кровати. И под кроватью его тоже не было. Не было ни под подушкой, ни в шкафу, ни в выдвижном ящике стола.
Она набрала номер Зоэ. Попала на автоответчик.
Набрала еще раз, другой, третий.
Все то же сообщение: «Привет! Это Зоэ. Leave a message и hasta luego[23]», – беззаботно выпевал звонкий голосок.
Она вернулась на кухню, бессильно рухнула на стул.
– Она не отвечает по телефону. В комнате ее нет.
– Да уж, конечно, в комнате нет. Я бы услышала, как она пришла.
– И Нестора тоже нет, – тихо добавила Жозефина.
– Как так Нестора нет? Она никогда не берет его с собой в лицей. Никогда.
– В том-то и дело. Ох, Анни, боюсь, и вправду что-то случилось! А где Александр? Он наверняка знает.
– Ну позвоните ему.
Жозефина испытала мгновенный приступ паники оттого, что придется объясняться с Александром, но взяла себя в руки и набрала его номер.
Он тоже не отвечал. Она оставила сообщение.
– Боже мой! Боже мой! – причитала Анни, прижимая к сердцу деревянную ложку. – И его нет у себя в комнате?
– Попробуйте позвонить ему с домашнего, а я пока пойду проверю, вдруг он уже вернулся, а мы не заметили? Может, он подойдет, если увидит, что звоните вы?
Она помчалась в комнату Александра. Там царил беспорядок. Александра не было.
– Он не отвечает, – объявила Анни, когда Жозефина вернулась на кухню. – А у вас есть телефон Люси?
– Нет.
– А ее родителей?
– Тоже нет. Я знаю только ее адрес. Как-то раз припарковывалась перед ее домом.
– Надо раздобыть их телефон и позвонить, – заявила Анни, решив взять дело в свои руки.
Наконец Жозефина позвонила домой миссис и мистеру Даймонд. Люси ответила, что Зоэ сегодня вообще не было в школе. Она мельком видела Александра в коридоре на переменке, но подходить к нему не стала. А их учитель французского вообще-то был недоволен отсутствием Зоэ и даже хотел позвонить Жозефине.
– А он вам не звонил?
– Нет. Забыл, наверное. А я думала, она у тебя. Она сказала, что вы собирались вечером вместе делать уроки.
– Такого не могло быть, мадам Кортес. Я была записана на сегодня к зубному. Вот только от него пришла. Зоэ об этом знала. Вы думаете, случилось что-то серьезное?
– Я не знаю, Люси. А Александра ты потом не видела еще раз?
– Он весь день был в лицее. Но у нас все равно как-то не получилось поговорить. Я решила, что Зоэ заболела. Но с другой стороны, она уже два раза опаздывала на занятия в прошлом месяце, и наш препод негодовал, говорил, что больше ей это с рук не сойдет и в следующий раз пусть несет записку от родителей, если будет пропускать.
– Вот оно что… – протянула Жозефина.
– Мне очень жаль, мадам Кортес. Она вернется, это точно. Может, пошла купить себе что-нибудь. Я знаю, что она искала красивое платье, говорила, что ей предстоит очень важное свидание и ей надо быть на высоте.
– Вот оно что… – повторила Жозефина.
– Может быть, она хотела сделать вам сюрприз…
– Возможно. Спасибо, Люси. Если она вдруг позвонит тебе, скажи ей, чтобы тотчас же мне перезвонила, я беспокоюсь.
– Договорились, мадам Кортес. Обязательно передам.
Жозефина положила трубку и посмотрела на Анни. В ее взгляде читалось отчаяние.
Она молчала, пытаясь собраться с силами, горе затапливало ее, как река в наводнение. Не утонуть бы в нем.
Она в какой-то прострации сидела на стуле, пока Анни развивала бурную деятельность: выглядывала в окно, бегала из комнаты в комнату, роясь в вещах и бормоча: «Они должны были хотя бы оставить записку! Хотя бы несколько слов! Может, они пошли кататься на колесе обозрения? Вопят сейчас от восторга, болтаясь на жуткой высоте в корзинке над всем городом».
Жозефина сидела недвижимо, словно заледеневшая от страха перед тем, что она даже боялась назвать.
Восемь часов, восемь тридцать, девять. Ни Зоэ, ни Александра. Как сквозь землю провалились.
Жозефина набрала номер Филиппа. Он тоже не ответил.
* * *Филипп закрыл тяжелую дверь церкви, пошел по дорожке, которая вела к ограде из красного кирпича, поднял глаза к высоким деревьям, на которых уже начали завязываться почки, вдохнул вечерний прохладный воздух и подумал об ужине, который приготовила Анни, о бутылочке хорошего вина, которую он откроет, о том, как расскажет дома о своем рабочем дне. Он прибавил шагу: было уже поздно. Ширли пыталась добиться от него ответа на вопрос, почему же мужчины так не любят разговаривать о своих проблемах. Он объяснил, что мужчины, когда у них случаются какие-то трудности, замыкаются в своей раковине как улитка и не вылезают наружу, пока не поймут, как себя вести, или не примут какое-нибудь решение. «Все бы им как полегче, с этой раковиной…» – посетовала Ширли.
Ему нравилось разговаривать с Ширли. Мало-помалу между ними установилась прочная и нежная дружба.
Жозефина погрузилась в пучину бессильного, болезненного ожидания, она считала частые удары сердца: 34, 35, 36, 37, 38. Она умела страдать без единого слова, с чувством собственного достоинства, но в голове ее прокручивалась тысяча сценариев, один безумней другого. Зоэ познакомилась с парнем в интернете, побежала с ним встречаться, Зоэ прыгнула с башни Тауэра, Зоэ пошла на улице за маньяком, Зоэ в опасности, а я ничего не могу с этим сделать. «О, как хотелось бы солгать себе, сказать, что все ерунда, но это сильнее меня, эта боль, сжимающая сердце, убеждает меня, что все очень серьезно, что это не просто детская шалость, легкомыслие, заигралась девочка и опоздала к ужину. Я знаю ее в лицо, эту беду-змеюку, обвивающую меня кольцами, сдавливающую грудь, душащую в своих жестоких объятиях. Почему она не оставила записки? Вернись, Зоэ, вернись, мы сделаем все, что ты захочешь, вернемся в Париж, жизнь вновь обретет для тебя краски, а я – я подожду. Я подожду со своей любовью, буду ждать сколько нужно, терпеливо ждать, только вернись».
