Десятка (сборник) - Козлов Владимир Владимирович

За гаражами двое, включая Николая, держат Игоря, директор стоит перед ним. Еще один мужчина держит Свету, одновременно зажимая ей рот. Света пытается вырваться.

Директор

Ты что, думал, что можно вот так вот взять и исчезнуть с концами, да? Признавайся, кому ты своего алкаша перепродал?

Игорь

Никому.

Директор

Ты это знаешь, кому можешь сказать? Только не мне, понятно? Я таких, как ты, знаешь уже сколько видел?

Игорь

Никому я его не перепродавал…

Директор

Только он вдруг куда-то слился, да? Со всеми документами на квартиру? Когда уже на сделку практически вышли… Короче, мы из-за тебя потеряли сделку… Взять с тебя, конечно, нечего, но, хотя бы…

Директор со всей силы бьет Игоря кулаком в лицо, потом ногой в живот. Державшие его, отпускают Игоря, он падает на землю. Все трое избивают его ногами.

Света пытается вырваться. Мужчина крепко держит ее.

Избиение закончилось. Все четверо уходят. Света подбегает к Игорю, помогает ему приподняться, сесть, сама садится рядом с ним на снег.

Наши

(повесть)

Короче, всю эту бодягу Вэк задумал. Если б не он, то ни хера бы не было.

Сижу на остановке на Моторном, делать не хуй. Курю. Подходит Вэк – я его редко вижу счас, он как со Светкой начал жить, особо по Рабочему не шарится.

Привет, привет, туды-сюды, а знаешь, мы со Светкой едем отдыхать. – Куда? На Нарочь? – Не, какое, бля, на Нарочь? У Египет. Шармальшэк. И я тогда: а сколько это стоит? – Полштуки баксов с носа. Ну и билет в Москву на поезде, там самолет с Москвы. У нас не знаю, есть еще аэродром или давно зарос травой.

Ну и, короче, я прикинул: полштуки баксов – это трохи больше, чем лимон. А у Москву билет туда-назад, ну сколько? Наверно, тысяч сто, если брать общий. За все, короче, лимон-сто. А баба мне как раз оставила лимон-шестьсот. По типу, собирала, чтоб похоронили, а как помёрла – деньги дали, счас Лукашенко всем дает на похороны триста тысяч. На гроб и чтобы ямку выкопать, на кладбище завезть. Если попа там брать или оркестр, то не хватит. Но баба мне сама все время говорила: мне ни попа не надо, ни оркестр, я у жопе видела попа, чтоб он еще там надо мной кадилом трёс вонючим. И музыкантов, этих сраных алкашей, чтоб тоже не было.

Короче, деньги я забрал. Сначала матка не хотела отдавать, но хули она сделает? Я ж только с зоны, денег нет. Она мне говорит: иди живи у бабин дом, будешь водить, кого захочешь, а то все говоришь, что ты из-за меня один, без женщины. Но разве у бабин дом ты бабу приведешь? Если увидит, что посцать – на улицу идти, то не пойдет. У баб сейчас пизда не дура. Им надо, чтобы все там чики-пуки. Я матке говорю: продай ты хату эту бабину и мне купи квартиру. Она: откуда здесь возьмется на квартиру? Там хата вся сгнила наполовину, и черви съели весь чердак. За нее десять тысяч баксов не дадут, а счас квартира знаешь, сколько стоит?

Короче, жить туда я не пошел. А баба матку заебала только так, пока помёрла. Я сам с ней тоже не особо. Раз пришел, еще до зоны, а она: ты у меня вилку спиздил. Я – какую вилку? Для розетки? – Не, простую. Алюминиевую. Вилка добрая была, погнутая, но добрая. Таких уже теперь не делають…

Не, запизделся я, короче. Вообще, про что я говорил? Про то, что полтора лимона взял у матки. Не, лимон-шестьсот. Ну, тысяч триста я, само собой, пропил, но лимон-триста где-то еще есть. А хули, думаю, поехать, может, с ними? Чем все пропью, так лучше, может, съезжу? По типу, бля, как белый человек…

Так Вэку я и говорю. А он, гляжу, чего-то мнется. Я: что такое? – Ну, не знаю, как там насчет Светки… Она ж тебя, по типу, не особо. – А что ей до меня? Я к ней там лезть не буду, может, пару палок… Вэк, бля, напрягся весь, скрипит зубами, кулаки сжимает. Я ему: не, не сцы, я пошутил. А если хочешь, сам с ней побазарю. – Не, ты не лезь, я сам. – Ну, не хотится – как хотится.

Они со Светкой в одном классе были. В моей же школе, только на год младше. Она потом в «машинку» поступила, но бросила – на третьем курсе вышла замуж за придурка из ееной группы. Родила малую, а с этим развелась через два года. Пошла у бизнес – то у Россию на торги каталась, потом открыла свой ларек – на мини-рынке на Рабочем. Взяла машину – «Опель» нейки, я в них не особо разбираюсь. Потом – квартиру, чтоб не с маткой с батькой жить. В сто восемьдесят первом доме, однокомнатную.

Короче, к ней пришли, и я стою под дверью, на площадке. Курю и слушаю. Все слышно через дверь – она еще не поменяла на железную. Ебет она его там во все дырки. Ты что, за чем нам этот твой урод? А если бы мы с Олей ехали? – Что – если бы? Мы ж без нее собрались? Пусть съездит человек, он только что из зоны… – Пусть едет, только мы при чем? Есть деньги – пусть берет путевку сам и едет, куда хочет. А я хочу нормально, чтобы я и ты… Ты вспомни, где ты был еще тем летом? Пил, не работал, шарился с утра до вечера между Рабочим и Моторным, ждал, что кто-нибудь даст выпить… – Ты не пизди, мы весь «Спартак» держали… – Когда? Пятнадцать лет назад? И что ты заработал? Ты скажи мне – что ты заработал, что купил? Квартиру, может быть, машину? – Я что хотел, то заработал… Сидели у «Днепре» на постоянке… И водку не какую-нибудь пили – один «Смирнов»… – А мне насрать, что вы там пили. Квартира есть? Квартиры нет. Машина есть? Давно, наверно, заржавела в гараже, менты права забрали. Если б не я, ты до сих пор бы с родоками жил, в тридцать пять лет – и в однокомнатной квартире…

Ну, в общем, повыебывалась она трохи, потом сказала: ладно, хер с ним, пусть уж едет, если хочет, только я предупреждаю. Что первый и последний раз. А мне-то по хую, пусть говорит, что хочет. Вообще, конечно, Светка – баба ничего, хотя и потолстела трохи. А что ты хочешь? Тридцать пять годов – это тебе не хуй собачий.

Пошли втроем в турфирму в центре города, на Первомайской. Сидит там баба молодая, вся с понтами – цепочки, кольца, серьги: все из золота. И говорит, что надо в паспорте поставить штамп, чтоб за границу можно было ехать. У Светки этот штамп стоит, а у меня и Вэка – ни хера.

Короче, я про это долго говорить не буду. Мы паспорта отдали, штампы сделали. А деньги я отдал все Светке: держи вот, на путевку мне, а то пропью. Она мне лыбится по-блядски, а Вэка дома нет – работает. Она ж его к себе в ларек взяла на рынок – там разгрузить, что надо, погрузить. Или там, если кто-то заебнется… Работа, в общем, не особо пыльная. Сидит, пьет пиво или девку-продавщицу крутит. Хотя она ему не даст, само собой, боится Светку. Но я вообще-то не про это. Короче, Светка лыбится по-блядски, в таком халатике коротком… А я ей: все, спасибо, до свиданья.

Короче, сели в поезд. Вагон – плацкарт, само собой, а общих на Москву нет вообще. Места не боковые – заебись. Хоть ноги можно вытянуть в проход – пусть мордами цепляются, мне по хуй. В купе еще там нейкий гаврик с книжкой. Мы дома вмазали у Светки, но по трошки. Хотели больше, но она как заорет: вы счас, придурки, набухаетесь, и что потом? Кто вас на поезд понесет? Я, что ли?

Как только тронулись – я достают пузырь. Вэк – к проводнице, чтоб стаканы взять. А только хуй там. Говорит – стаканы только с чаем. Ну, хуй с ним, заплатил он как за чай – мы ж чай не будем пить, когда есть водка, мы, бля, не дурные.

Разлили, выпили. И сразу – проводница. По типу, надо ей отдать билеты. А Светка их куда-то все заперла и куда – не помнит. Копается у сумке, ищет. А проводница – злая, ждет и начинает нам канить: а знаете вы, что в вагоне запрещается употреблять спиртное? Я ведь могу за это вас и с поезда ссадить.