Город падающих ангелов - Берендт Джон
– Сколько же осталось семей, давших Венеции дожей?
– Все еще существует семья Градениго – это старинный род, но не очень значительный. И… дайте вспомнить… ах да, Верньеры. Да, еще Марчелло. Вас, наверное, заинтересует моя книга «Аристократия и государственное правление». Сейчас я пишу труд, доказывающий существование реальности! Готово уже две тысячи страниц.
Книга, посвященная реальности, написанная венецианцем, была любопытна для меня возможными поворотами. Лоредан, кажется, был готов пуститься в объяснения, но в этот момент жена потянула его за рукав.
– Ну… хорошо, в другой раз, – сказал он. – Но я пришлю вам экземпляр книги, в которой объясняю, почему демократия – это чистое мошенничество.
Уходя под нажимом тянувшей его и виновато улыбавшейся жены, он поднял руку, как бы для прощального жеста, но вместо этого вдруг растопырил три пальца:
– Три дожа!
Мы направились к высокому окну, выходящему на Гранд-канал. Роуз указала на пару, смотревшую в нашем направлении. Мужчина, тучный обладатель копны густых кудрявых рыжих волос, широко улыбался, демонстрируя редкие зубы. Женщина была темноволосой, стройной и явно моложе мужа.
– Это Алистер и Ромилли Макэлпайн, – сообщила Роуз. – Алистер очень близок с Маргарет Тэтчер. Он был казначеем консервативной партии во время ее премьерства. И еще он коллекционирует разные вещи. Например, такие серьезные, как картины Джексона Поллока и Марка Ротко, и менее серьезные – например, пастушьи посохи, тряпичные куклы и полицейские дубинки. Думаю, у него сейчас не менее девятисот дубинок. Ромилли обладает отменным вкусом и большой коллекцией одежды от Вивьен Вествуд. Собственно говоря, Макэлпайны не столько живут в Венеции, сколько прячутся, потому что их дом в Лондоне был взорван террористами из ИРА и им пришлось скрываться. Ромилли! Алистер!
Макэлпайны обменялись радостными приветствиями с Лоритценами и сказали, что рады знакомству со мной.
– Как ваши коллекции? – спросил Питер.
– Я все продал! – трубным гласом прогудел лорд Макэлпайн.
– Должно быть, для вас это было мучительно, – сказал Питер.
– Вовсе нет. У меня душа кочевника, и я ни во что не ставлю обладание вещами: я с удовольствием приобретаю, но без сожаления расстаюсь с приобретениями. Однако признаю, что сильно переживал по поводу коллекции садового инвентаря, особенно газонокосилки на конной тяге с кожаными чехлами для лошадиных копыт – чтобы лошади не вытаптывали лужайку. Я всю ее разбил молотком.
– Зачем? – поинтересовался Питер.
– Чтобы не делать мучительный выбор!
– Но вы же не бросили коллекционирование? – спросила Роуз.
– Нет, нет. Я всегда стремлюсь к чему-нибудь новому. Теперь я заинтересовался галстуками, ну так, по мелочи. У меня уже есть несколько вполне приличных.
– О, Алистер, ну почему ты сразу не скажешь все, как есть, – укоризненно произнесла его жена. – У него уже несколько тысяч галстуков.
Я был очарован Макэлпайнами, но не мог удержаться от того, чтобы вообразить грохот взрывающихся бомб и вой сирен как контрапункт к нашей невинной болтовне. То, что они были в масках – он в маске арлекина, она в маске, покрытой розовыми блестками, – придавало нечто фарсовое упоминанию о том, что в Венеции они скрывались от террористов ИРА. Как только они удалились, я спросил Роуз, что, собственно говоря, она имела в виду, когда сказала, что они тут прячутся.
– Да, именно поэтому они здесь. После того как ИРА подложила бомбы в их лондонский дом, они решили переехать в Австралию, но в управлении уголовной полиции им сказали: «Не делайте глупостей. Самые страшные убийцы ИРА скрываются в Австралии». Естественно, они спросили, куда им лучше уехать, и, как это ни забавно, полицейские посоветовали им уехать в Венецию. И это правильно. В Венеции вас могут надуть или обворовать, но практически гарантировано, что вас не похитят и не убьют.
– Но что может помешать кому-нибудь просто застрелить вас? – спросил я. – Или, скажем, взорвать ваш дом?
– Ничто. Это легко. Но гораздо труднее уйти. Потому что полиция может в течение считаных минут перекрыть все пути к отступлению. Очень легко перекрыть движение по мосту на материк и оповестить водителей водных такси. И конечно, будет чистым безумием попытаться самостоятельно ускользнуть на лодке. Лагуна на первый взгляд кажется стоячим прудом, но на самом деле она очень коварна. Надо все знать о подводных течениях, каналах, мелях, приливах и отливах, ограничениях скорости, а также разбираться в системе буев и сигнальных огней. В любом случае лодку сразу заметят – здесь все лодочники и владельцы судов знают друг друга.
Если же вас похитят, то похититель должен будет каким-то образом вытащить вас из дома на calle, а затем незаметно погрузить в лодку. Но это решительно невозможно, поскольку в любом месте Венеции на вас кто-то смотрит. Если похититель не опытный венецианский судоводитель, то ему придется нанять такового и сделать его своим сообщником, а это создаст массу сложностей, так что никто не станет утруждаться подобным. Как бы то ни было, число убийств в Венеции практически равно нулю, и именно поэтому богатые итальянцы в восьмидесятые годы, когда по всей стране бесчинствовали «Красные бригады», снимали квартиры здесь.
– Роуз просто начиталась всяких таинственных историй, – заметил Питер.
Как раз в этот момент мимо нас проходил граф Джироламо Марчелло, погруженный в разговор с каким-то человеком.
– Позор, – говорил он со странной улыбкой, – катастрофа! Но на самом деле все обернулось не так уж плохо. До пожара в «Ла Фениче» мой телевизор плохо ловил сигнал. Теперь он без проблем принимает все каналы.
Марчелло между тем сумел добиться разрешения на захоронение на кладбище Сан-Микеле своего друга, русского поэта Иосифа Бродского, и это тоже его радовало.
В течение получаса толпа гостей начала подтягиваться к лестнице, ведущей на второй piano nobile, где официанты в белых френчах выстроились вдоль двух фуршетных столов, уставленных яствами: тарелками с тонко нарезанным прошутто, печеными цукини и блюдами с венецианскими деликатесами – телячьей печенью с луком, кальмаром с полентой и взбитым сливочным мороженым.
Мы заняли свои места за столом на десять человек. Лоритцены сидели напротив меня. Мужчина и женщина, расположившиеся слева, говорили о «Ла Фениче». Мужчина сказал:
– Это единственный оперный театр в мире, где хранились оригиналы партитур всех поставленных в нем опер с подписью композиторов. Таких партитур сотни: «Травиата», «Риголетто», «Танкред». Сегодня подобные рукописные экземпляры стоят миллионы – если они вообще где-то еще существуют.
– Как ты думаешь, – спросила его женщина, – эти сокровища сгорели дотла?
– Никто ничего не говорил, поэтому я опасаюсь самого худшего.
Сидевший с другой стороны от меня мужчина с рыжевато-каштановыми волосами, уложенными в прическу, весьма похожую на парик, буквально источая непоколебимую уверенность в себе, представился как Массимо Донадон.
– Я шеф-повар, – сказал он, обращаясь ко мне и к женщине, сидевшей между нами. – Моя кухня известна во всем мире!
– В самом деле? – спросила женщина. – Вы специалист по какому-то кулинарному изыску?
– Да, – ответил он. – По крысиному яду.
Женщина резко отклонилась от него.
– Вы шутите.
– Нет, это истинная правда. Я делаю лучший в мире крысиный яд. Он называется «Бокаратон», то есть «крысиная морда» или «мышиная морда» – так называется город во Флориде. Никогда не понимал, как можно жить в городе с таким милым названием. Но для моего блюда это самое подходящее название – я продаю его по всему миру: в Дубае, Нью-Йорке, Париже, Токио, Бостоне, Южной Америке – короче, везде, где есть крысы. В моем распоряжении тридцать процентов всего мирового рынка крысиного яда.
– В чем же ваш секрет? – спросил я.
– Мои конкуренты неправильно подходят к изготовлению крысиного яда, – ответил он. – Они изучают крыс, а я – людей. – С этими словами синьор Донадон ткнул вилкой в сторону моей тарелки. – Крысы едят то же, что и люди.
