Комната по имени Земля - Райан Маделин

Я заметила, люди становятся рабами того, что не хотят видеть, поэтому я, как одержимая, всегда стараюсь убедиться в том, что они видят все. Меня ужасно страшит обман, поскольку в жизни меня слишком часто обманывали и вводили в заблуждение.

Мои родители буквально жили и дышали ложью, принимая ее за близость. И всякий раз, когда я говорила правду или проговаривала вслух то, что видела, они утверждали, мол, я просто слишком чувствительна, впечатлительна и все чересчур драматизирую. Я могла бы усомниться в себе и в том, что вижу собственными глазами, могла бы заблуждаться после того, как они обманывали меня. Но, правды ради, всегда отлично видела, что происходит. Всегда.

Так что не буду расспрашивать его о чувствах к этой девушке, хотя мне действительно хочется узнать это, потому что он ни словом о них не обмолвился, но я-то чувствую, сколько всякого неразрешенного дерьма между ними. Я где-то читала, что с мужчинами важно вести себя очень осторожно и спокойно. Они сведения обрабатывают с другой скоростью. Особенно те, которые касаются отношений и эмоций. В одной книге даже говорилось о том, что нужно подождать примерно шесть — десять секунд после того, как вы зададите им вопрос, и только потом продолжать говорить. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

— Так что там с кимоно?

— В каком смысле?

— Почему ты его носишь?

— Потому что его еще моя мама носила.

— Мне нравится.

— Что именно? Розы? Мне тоже они нравятся.

— А ты ходишь в нем на костюмные вечеринки?

— Нет.

— Ты заговорил о моем кимоно только потому, что я говорила с тобой об этой девушке?

— В смысле?

— По интонациям слышу.

— Черт. Возможно. Прости. Да. М-м-м-м. Я ее почти не знаю. Но моя бывшая девушка тоже всегда чувствовала, когда что-то не то происходит, а я ее никогда не слушал. Ну и попортил ей, моей бывшей, крови. Ну, ты представляешь, наверное. И вообще ужасно странно, что ты заговорила обо всем этом.

— Верно.

— Знаешь такую штуку — корабль в ночи?

— Знаю.

— Мне действительно хорошо сидеть вот так с тобой.

— Верно.

— И ты действительно прекрасна.

— Здорово. Спасибо.

— Ты такая… необычная.

— Неужели?

— Да.

— Ну что же. Рада, что мы наконец избавились от безобразной необходимости маскировать всякие неловкости простой любезностью.

— Ха. Действительно.

— Ты какой знак зодиака?

— Зачем тебе?

— Ну просто. Почему бы нет.

— А ты угадай.

— Так, секунду. Я должна вначале почувствовать твою энергию.

— Давай.

— Ты Дева?

— Нет.

— Водолей?

— Нет.

— Лев?

— Точно!

— Ого!

— Ого.

— Прирожденный лидер.

— Ну.

— Ты даже немного похож на льва.

— Да.

— Твой перстень об этом как раз.

— О чем?

— Это же лев тут?

— Лев. Фамильное кольцо.

— А ты много знаешь о своем знаке зодиака?

— Только то, что я Лев.

— Надо тебе сделать свою натальную карту.

— Мою что?

— Натальную карту. Идешь к астрологу, и он говорит тебе, где какая планета находилась в момент твоего рождения. И то, как они стоят по отношению друг к другу, может означать многие вещи. Люблю такое.

— Я уже заметил.

— Однажды я говорила со своим отцом об астрологии, и он сказал, дескать, послушай, дорогая, мне нравится крепко стоять двумя ногами на земле. Я тогда ответила, что да, Земля — это планета, то есть часть Галактики, которая находится во Вселенной, то есть это крошечная часть всего космоса. Он ничего не сказал мне на это. Просто на людей так сильно влияют Солнце и Луна, что все остальные планеты вполне могут считаться… декоративными.

— Понимаю его.

— Правда?

— Да. Просто он хотел сфокусироваться только на том, что находится непосредственно перед ним, а не на том, что лежит вне зоны его контроля.

— Хм-м.

40

Он убирает прядь волос со лба, и на руке блестит его кольцо-печатка. У него такие угловатые, большие руки. Он должен ими что-то творить. Совершенно точно он не торговец. Пальцы артистичные, тонкие, длинные — какие-то очень мистические пальцы. У них нет четкого представления о реальности. Как будто его душа все еще не определилась — хочется ей быть здесь или нет. Наверняка он тоже кесаренок, как и я. Моя голова уже продвигалась к выходу, когда мать вырубили; папа был в бешенстве, пока меня не выпростали наружу.

У него глаза изумрудно-зеленые. Или ореховые? Очень переменчивый цвет. При более близком рассмотрении он кажется весьма пылким. Гораздо более чувствительным, чем на первый взгляд. Когда он вскидывает брови, его лоб прорезают глубокие морщины, вокруг рта собираются морщинки потоньше. Мне кажется, он вообще не сгорает на солнце, даже если там находится довольно долго. Интересно, кто он по происхождению? Знак Льва ассоциируется у меня с Англией, Эфиопией, Швецией и Иерусалимом.

— У меня мама носит кимоно.

— Правда?

— Ага. Правда, только дома.

— Очень приятно слышать про твою маму.

— Да, она потрясающая. Правда потрясающая.

— А какие у нее кимоно? Какого цвета?

— Наверно, зеленые или красные.

— Наверно, зеленые или красные?

— Я дальтоник, так что…

— О!

— Да, я не различаю зеленый и красный.

— Точно. У меня красное.

— Я догадываюсь.

— Угу.

— Ладно. Так чем ты занимаешься?

— То есть каковы мои дары и как я их использую, чтобы служить миру?

— Точно.

— Ну, они у меня в процессе раскрытия.

— Представляю.

— Сейчас я провожу много времени наедине с собой, потому что мне это необходимо.

— То есть ты не работаешь?

— Работаю. Только не в традиционном смысле. У меня нет четкого рабочего графика, зарплаты, менеджера, обеденных перерывов и пятидневной рабочей недели.

— То есть ты не работаешь.

— Нет. Не работаю.

— Это… привилегия.

— Привилегия.

— Ага.

— Что?

— Должно быть, у тебя есть деньги. Или твоя семья содержит тебя, или нечто такое. Или ты на пособии. Или живешь на сбережения.

— Или это просто мое божественное право ничего не делать, потому что таково мое призвание — не делать ничего. И это мой мир, понимаешь?

— Ты получила наследство или что-нибудь в этом роде, да?

— Да.

— Вселенная тебя обеспечила.

— В некотором смысле. Но не во всех.

— Понимаю.

— А ты чем занимаешься? Каковы твои дары и как ты служишь миру?

— Я чертежник в одной архитектурной фирме. Но что-то подзадержался там.

— То есть?

— Устал работать на других. Хочу спроектировать что-то свое, понимаешь? Кажется, мне надо взять еще пива. Принести тебе воды?

— Да, пожалуйста.

— Или давай перейдем куда-нибудь? Хочешь, сядем где-нибудь в другом месте?

— Давай. А что, тема работы тебя так напрягла?

— Что? Нет-нет. Просто… просто я хочу пить.

— Ладно.

— Схожу еще за пивом и вернусь.

— Ладно.

Должно быть, мы уже довольно долго просидели на этих цементных ступеньках между двух кустов в горшках. В одном растет какой-то чахлый папоротник, а в другом — мусор, окурки и недопитая бутылка пива. Подул легкий ветерок, хотя все равно довольно жарко. Гроза близко. Интересно, скоро будет лунное затмение? Понятия не имею, который сейчас час, и луны не видно совсем. Всю ночь ее не видела. Гости уже начали расходиться, и та девушка тоже ушла.

Играет акустическая музыка. Надо бы подкрасить губы. На самом деле я не вижу ни своего лица, ни губ, поэтому собираюсь действовать на ощупь, сосредоточусь мысленно изо всех сил, это меня успокоит. Вот так. Надо взбить волосы. Когда я была моложе, все время, как одержимая, взбивала руками волосы, девочки в школе даже прозвали меня Кудряшкой.

Потягиваю плечи и кручу головой в разные стороны. Ничего не хрустит — вот и отлично. Я где-то читала, что, когда хрустят суставы, значит, тело стало сухим и жестким. А теперь давайте-ка проверим, какая я мягкая и гибкая. Мышцы мои сочные, точно филе миньон, кости легкие, крепкие и звонкие, точно музыка ветра. Я меняю положение ног и одергиваю юбку из спандекса. Бедра влажные. Я подтягиваю лодыжки, и все возвращается.