Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
— Так вы с Кайнене познакомились в Лагосе? — начал разговор майор Маду.
— Да.
— Она впервые рассказала мне о вас, когда я звонил ей из Пакистана, с месяц назад.
Ричард не знал, что ответить. Он понятия не имел, что Кайнене звонили из Пакистана, и не помнил, чтобы она хоть раз упомянула о дружбе с офицером, у которого что имя, что фамилия — все одно.
— А вы давно знакомы? — спросил Ричард и тут же забеспокоился, не промелькнуло ли в его тоне подозрение.
— Наши семьи соседствуют в Умунначи. — Майор Маду повернулся к Кайнене: — Говорят, мы даже в родстве, так ведь? Только ваши предки украли нашу землю, и мы от вас отреклись.
— Нет, это ваши предки украли нашу землю, — со смешком возразила Кайнене.
Ричарда удивил ее низкий, хриплый смех. Еще больше его удивило, как по-хозяйски держался Маду — развалился на диване, без спроса сменил кассету в магнитофоне, шутил со слугами. Ричард чувствовал себя не у дел. Почему Кайнене не предупредила, что майор Маду останется ужинать? Почему она пьет не джин с тоником, как Ричард, а разбавленный виски, как майор Маду? Почему майор Маду засыпает его вопросами, будто он здесь хозяин, а Ричард — гость, которого надо развлекать? «Как вам нравится Нигерия? Очень вкусный рис, правда? Как ваша книга? Как вам Нсукка?»
Ричарду были противны и вопросы, и безупречные манеры гостя за столом.
— Я учился в Сэндхерсте,[42] — рассказывал майор Маду, — и больше всего ненавидел тамошний холод. Тем более что по утрам нас гоняли по морозу в одних шортах и рубашках.
— Представляю себе, — кивнул Ричард.
— Не то слово. Каждому свое. И вас, не сомневаюсь, скоро замучает ностальгия, — сказал майор Маду.
— Вряд ли.
— Вы в курсе, что Британия ограничила въезд из Содружества? Хотят, чтобы все сидели дома. Самое смешное, что они к нам могут приезжать сколько угодно. — Пережевывая рис, майор Маду вертел в руках бутылку, словно перепутал минеральную воду с вином и интересовался выдержкой. — Как только я вернулся из Англии, меня отправили в Конго с Четвертым батальоном ООН. Командование у нас было хуже некуда, но все равно я не променял бы Конго на более-менее безопасную Англию. В Конго хотя бы тепло. — Майор Маду помолчал. — Мы были под началом полковника — британца. — Он мельком взглянул на Ричарда и продолжал жевать.
Ричард кипел от гнева; пальцы не слушались, он боялся выронить вилку.
Сразу после ужина, когда они сидели на веранде при луне и слушали хайлайф, раздался звонок в дверь.
— Должно быть, Удоди. Я его просил за мной зайти, — сказал майор Маду.
Ричард прихлопнул назойливого москита над ухом. Как видно, дом Кайнене служил местом встреч майора с друзьями.
Удоди оказался невзрачным человечком, без тени искушенного обаяния и легкой надменности майора Маду. Он явно был пьян, сильно пьян, судя по тому, как долго тряс Ричарду руку.
— Вы деловой партнер Кайнене? Торгуете нефтью? — спросил Удоди.
— Я вас не представила! — спохватилась Кайнене. — Ричард, это майор Удоди Экечи, друг Маду. Удоди, это Ричард Черчилль.
— Ага. — Глаза майора Удоди сузились. Он плеснул в бокал виски, осушил залпом и что-то коротко сказал на игбо.
Кайнене ответила по-английски, холодно, с расстановкой:
— Не твое дело, Удоди, кого я выбираю себе в любовники.
Ричард открыл рот, чтобы отчитать наглеца, но не издал ни звука. На него накатила слабость, как от горя или болезни. Музыка смолкла, слышался лишь рокот далеких волн.
— Ой, прости. Согласен, не мое дело. — Майор Удоди с хохотом вновь потянулся к бутылке.
— Ну-ну, полегче, — остановил его майор Маду. — Похоже, ты с утра начал.
— Жизнь коротка, братец. — Майор Удоди налил себе еще бокал и обратился к Кайнене: — Вот что я тебе скажу: с белыми путаются женщины определенного сорта — из бедных семей и с фигурой, что по вкусу белым. — Помолчав, он передразнил английский акцент: — «Чертовски аппетитные попки!» — и загоготал. — Белые лапают женщин по темным углам, а жениться — ни-ни. Где это видано? Они и на люди-то с ними не выходят! Но женщины все равно позорятся, цепляются за них, а взамен получают лишь жалкие подачки да дрянной чай в красивых банках. Это рабство на новый лад, говорю тебе, рабство. А ты дочь Большого Человека, что ты с ним связалась?
Майор Маду встал.
— Прости, Кайнене, наш приятель не в себе. — Он поднял майора Удоди со стула и что-то быстро сказал ему на игбо.
Майор Удоди снова рассмеялся.
— Ладно, ладно, только виски прихвачу. Бутылка все равно почти пустая. Я заберу, нет возражений?
Кайнене промолчала, и майор Удоди сцапал со стола бутылку. Когда он и Маду ушли, Ричард подсел к ней и взял за руку. Он чувствовал себя полным ничтожеством. Возможно, поэтому майор Маду извинился перед одной Кайнене, забыв про него.
— Он вел себя мерзко. Мне жаль, что так вышло, Кайнене.
— Пьян в дым. Маду наверняка сгорает со стыда. — Кайнене указала на папку на столе: — Я только что получила контракт на поставку ботинок батальону в Кадуне.
— Отлично. — Допивая джин, Ричард смотрел, как Кайнене перебирает документы.
— Посредник — игбо, и он, по словам Маду, рад был заключить договор с соплеменницей. Так что мне повезло. И просит всего-то пять процентов.
— Взятку?!
— Святая невинность.
Ричарда злила и насмешка в голосе Кайнене, и то, что она не винила майора Маду за пьяную выходку приятеля. Ричард поднялся и стал мерить шагами веранду. Вокруг лампы дневного света гудела мошкара.
— Так вы, значит, с Маду давнишние знакомые? — Ричарду было неприятно называть майора по имени, что предполагало сердечность, которой он в себе не находил. Но выбора не было. Называть его майором — много чести.
Кайнене внимательно взглянула на него.
— Сколько себя помню. Наши семьи очень дружат. Однажды, давным-давно, мы приехали в Умунначи на Рождество и Маду подарил мне черепаху — самый странный и самый чудесный подарок за всю мою жизнь. Оланна возмутилась — нельзя, мол, держать бедняжку в неволе, — но они с Маду всегда друг друга недолюбливали. Черепаху я посадила в таз, и она, конечно, долго не прожила. — Кайнене вновь углубилась в бумаги.
— Он женат?
— Да. Адаоби учится в Лондоне на бакалавра.
— Поэтому вы так часто видитесь? — спросил Ричард хрипло, словно у него внезапно запершило в горле.
Кайнене промолчала. Возможно, просто не услышала. Видно было, что мысли ее заняты новым договором.
— Схожу в кабинет, сделаю кое-какие заметки и вернусь. — Кайнене встала.
У Ричарда не хватало духу спросить начистоту, нравится ли ей Маду как мужчина, были ли они близки прежде или, того хуже, близки до сих пор? Он подошел к Кайнене, привлек ее к себе и обнял, чтобы слышать стук ее сердца. Впервые в жизни он чувствовал, что у него есть свое место в мире.
