Сью Таунсенд - Ковентри возрождается
— Пойдем завтра навестим Джефа, — обратилась ко мне Додо. — Завтра ведь воскресенье?.. Да, и отнесем Джефу цветов.
— Завтра брат прилетает, я хочу его встретить, — сказала я.
— Успеем и то, и другое. — Додо сжала мне руку, и мы вошли в столовую.
Весь обед собравшиеся заставляли Додо рассказывать смешные истории про Картон-сити. Почти все, что она говорила, было неправдой. Я редко смеялась вместе со всеми. Ничего забавного в Картон-сити нет. Он вполне реален.
Известный политик задал Додо вопрос, который я мечтала ей задать с самой первой встречи.
— Почему я живу в Картон-сити, а не в этом доме? Что ж, давайте разберемся.
Она долго не отвечала, мы ждали; наконец она сказала:
— Мне было бы невыносимо жить в этом доме; Кэролайн надевает резиновые перчатки, перед тем как вытереть собственный зад, так ведь, Кэролайн?
— Я не могу понять, как... — Кэролайн плотно сомкнула губы.
— Так или иначе, — продолжала Додо, — официально я все еще ненормальная; меня разыскивает полиция.
— Своим присутствием она нас всех компрометирует, — сказал Ник, — особенно вас, Поджер. Если пресса...
Поджер склонился над столом; его локоть пришел в соприкосновение с ломтиком плода киви, одиноко лежавшим на шестиугольной тарелке, но никто не стал предупреждать его об этой опасности; он был чересчур важной персоной.
— Почему вас разыскивает полиция, Додо?
— Потому что я убийца.
Общий вздох изумления чуть не задул все свечи.
— Я убила Джефа.
— Перестань выкобениваться, Додо. Следователь сам сказал, что Джеф погиб от несчастного случая... Господи! У кого не лопнет терпение от такой сестры?
Ник взывал к сидящим за столом, но все смотрели на Додо, ожидая новых откровений.
— Джефа убил тот чумной кот, — растягивая слова, сказала Кэролайн. — Этот кот и на свет появился, чтобы Джеф умер.
Додо хлебнула шампанского и сказала:
— Да, на самом деле мне надо было убить кота, я сделала неверный выбор.
После этого все, кроме меня, расслабились. Я по-прежнему была в напряжении после мучительных раздумий о назначении многочисленных вилок и ножей. Да еще артишоки и полоскательницы для рук. Да шутки. Да намеки. Мне было душно от страшной, страшной близости к известному политическому деятелю. Кое-какие интересные разговоры я все-таки слышала. Они на многое открыли глаза. Это было Злословие с большой буквы. Если верить собравшимся, все епископы и начальники полиции — фигляры; член королевской фамилии нюхает кокаин; судьи — «старые маразматики»; высшие чины армии, воздушных сил и флота — соответственно «не в себе», «психопат» и «хлюпик-подлипала»; а любовница Поджера сейчас в Лос-Анджелесе, где у нее из бедер и коленей отсасывают жир, чтобы она могла носить новомодные короткие юбки.
За кофе одна из приглашенных, Аманда, спросила:
— Поджи, когда вы со своими помощниками проявите здравый подход к безработным?
Я вздохнула с облегчением.
— Вы же сами их портите, дорогой, тем, что вкладываете все эти деньги прямо им в чумазые ручки. Нечего удивляться, что они не желают работать. Кто бы пожелал на их месте?
— Чушь! — Это сказала Додо.
— По-моему, не чушь, Додо. — Аманда улыбалась. — Почитайте-ка объявления о найме на страницах «Таймс». Полно всякой работы, стоит лишь захотеть. Разве я не права, Поджер?
Поджер неохотно поднял свое знаменитое лицо. Не глядя Аманде в глаза, он произнес:
— В главном вы, разумеется, правы, хотя...
— Видишь, Додо. Министр со мной согласен.
Кэролайн переходила с места на место вокруг стола, снимая гостей фотоаппаратом «Полароид». Поджер притянул мою голову к себе и небрежно положил руку на мое голое плечо. Его указательный палец был в четверти дюйма от моей левой груди. Во время вспышки он приоткрыл рот, изображая непринужденную дружескую беседу; очевидно, он привык, что его фотографируют, и уже безошибочно знал, когда нажмут на спуск.
В двенадцать часов Кэролайн объявила конец своего дня рождения и начало моего. Все дружно пропели:
С днем рождения вас,
С днем рождения вас,
С днем рожденья, милая Яффа,
С днем рождения ва-ас.
Додо заснула, уронив голову на стол, и все заговорили:
— Боже, неужели так поздно? Пора, пора идти.
Но никто не ушел, все остались болтать.
АМАНДА: Говорите о Гитлере что хотите, но кое в чем он разбирался. Он умел правильно расставить приоритеты.
КЭРОЛАЙН: Вы заметили, у нас за столом нет ни одного жида. Вот удивительно!
Смех.
ПОДЖЕР: Слушайте, мы жутко напоминаем третий рейх.
Громкий смех.
АННА (журналистка): Меня уже тошнит от вида черных физиономий в универмаге «Харродз», причем по обе стороны прилавка.
Лай одобрения.
ДОДО: Я не могу жить в этом доме, потому что я коммунистка. Мое самое заветное желание — увидеть когда-нибудь ваши страшные головы на острие пик. И выставят их... где мы их выставим, Яффа?
Я: На Вестминстерском мосту.
Молчание.
Кэролайн сказала:
— Ну вот что, Додо, я думала, ты сумеешь нас позабавить часок-другой, но ты уже становишься утомительной. Я вызову вам машину. Картон-сити, да? Вероятно, вам придется подсказать шоферу дорогу.
Мы пошли наверх переодеться, но Кэролайн поднялась следом и сказала мне:
— Возьми зеленое платье себе, глупая северная простофиля. Неужели ты думаешь, я надену его, после того как в нем побывало твое мерзкое, потное пролетарское тело?
Додо сжала пальцы Кэролайн и стала гнуть их назад. Кэролайн завизжала, как школьница. Прыгая через две ступени, примчался Ник. Он подбежал к женщинам и расцепил их. Его лицо страшно исказилось.
— Убирайся из моего дома, ты, коммунистка паршивая, и никогда больше не приходи, никогда!
Гости толклись на площадке, пытаясь растащить брата и сестру, но Додо успела поцарапать Нику лицо, причем до крови. Подобные сцены можно видеть и слышать в районе Темные Тропинки в любой вечер. Незначительная разница состояла в том, что здесь визжащие, дерущиеся и обливающиеся кровью люди имели деньги, власть и положение и знали, что их не арестуют за нарушение общественного порядка на Флад-стрит. Хотя в кухне и сидел полицейский.
Мы вышли из дома, увешанные свертками и чемоданами. Додо забрала всю свою одежду и прихватила кое-что у Кэролайн. Мы затолкали все в багажник большой черной машины, потом сели сами, устроившись поудобнее на заднем сиденье. Машина двинулась.
— Водитель, зажгите, пожалуйста, свет в салоне. Смотри, Яффа, что я стибрила с обеденного стола.
Додо показала мне фотографию, на которой я — на вид почти голая — сидела рядом со знаменитым политическим деятелем, а он с совершенно беспутным видом ухватился рукой за мою левую грудь.
— Куда мы едем, сударыня? — спросил шофер.
— В «Риц».
— Благодарю вас, сударыня.
Из ящика, где у брата лежали носки, Додо стащила тысячу фунтов. В свое оправдание она сказала, что брат ее насквозь растленный тип и все равно ведь дом на Флад-стрит наполовину принадлежит ей; но Ник ни за что его не продаст, пока арабы не начнут селиться ближе к Вест-Энду. Мне это показалось вполне убедительным.
Носильщики в отеле «Риц» были очень милы, несмотря на наш громоздкий багаж, и уже через полчаса мы с Додо осматривали номер люкс. Немногословный официант-итальянец принес шампанское и горячие тосты с маслом и сообщил нам, что мы прекрасны. Десять минут спустя он вернулся с корзиной полевых цветов из Норвегии.
— Одна человек умирает; жалко пропадет.
Лежа в ванне, я спросила Додо, правда ли, что она коммунистка. Она вылезла из пены, порылась в своих сумках и вернулась в ванную (одну из ванных комнат) с небольшой карточкой в руках. У нее и правда был партийный билет.
В номере стояли четыре кровати, на выбор. Мы выбрали две и рухнули на них отсыпаться. Уже задремывая, хотя веки еще не сомкнулись, я сказала Додо, что зовут меня Ковентри Дейкин и что я убила Джеральда Фокса.
— Я знаю, — отозвалась Додо. — В субботу твоя фотография была во всех газетах. Впрочем, теперь ты совсем не похожа на свои газетные снимки, но я-то смекнула, что к чему. Соображаю, да?
Утром Додо застыдилась того, что мы живем в отеле «Риц», поэтому она чересчур щедро дала на чай официанту, который прикатил нам столик с завтраком и газетами. А я ничуть не стыдилась; мне все ужасно нравилось. Толстые купальные халаты, мыло, свежевыжатый апельсиновый сок, горячие рогалики, ветчина, золоченая мебель, розовые стены, тройные окна, горячая вода и подернутый туманом вид на парк (Грин-парк, сказала Додо).
Ник позвонил, когда мы еще не кончили завтракать.
