Михаил Чулаки - Во имя Мати, Дочи и Святой души
– А ты, сестричка любезная, дай мне целование дочернее.
Клава присосалась к соскам Свами.
Что там ни говорил Витёк, она обожала свою Свами, воплощенную Мати Божу! Свами, которая знает почти всё и судит справедливо. Но и рассказывать Свами про божехульства Витька она не собиралась. Просто, Витёк еще не просветился, но Клава поможет его просвещению – сама. Постепенно и терпеливо. А Свами простит когда-нибудь Витьку слова неразумные, потому что Госпожа Божа прощает тем, кто пришел поклониться Ей-Им.
А Витёк – придет, приведенный Клавой.
Она побежала вниз, не боясь скрипящих половиц. А те и не скрипели. Наверное, Клава и вправду сделалась невесомой, приподнятая радостью летящей.
Или – половицы скрипели нарочно, чтобы привести Клаву к ногам Свами, чтобы получить от нее понимание и благословение, а Соньку-предательницу покарать за подлость ее. Теперь же отпала надобность в их скрипичном служении. И Госпожа Божа утишила их. Потому что всё в руке Её-Их, во власти Её-Их немеренной. Всюду проникает Госпожа Божа до последней половицы, всё видит и судит по заслугам!
А Клаву маленькую, сестру Калерию, Госпожа Божа видит особенно, и любит за терпение и кротость.
23
После трапезы утренней Свами через горбатого брата Григория позвала Клаву к себе. Проходя мимо стоящей на коленях Соньки Клава удержалась и не ущипнула ее, не плюнула. Хотя знала всю подлость ее.
А почти все сестры и братики плевали и щипали, хотя и не знали пока, за что наказана сестра Соня. Зато знали твердо, что Свами всегда наказует справедливо и милостиво.
Соня вся была уже в мелких синяках от сестрических щипчиков, а особенно вокруг сосков, куда щипали особенно охотно. Волосы она закрутила в жгут, чтобы меньшую площадь прикрывали они от сестрических знаков внимания. На каждый плевок или щипок Сонька, притушив взгляд свой, отвечала как положено:
– Спаси тебя Божа.
Все и спасались. Но Клава подумала, что Госпожа Божа любит ее и так. А Сонька путь запомнит, что она зла на нее не держит.
Клава остановилась в дверях.
– Люблю тебя, сладкая Свами. Пришла я поспешно.
Свами завтракала, сидя за столом в том же ночном халате. Клава разглядела салат с майонезом, который мамусенька делала по праздникам, а других подробностей от дверей было не разглядеть. И коробка нектара красивая, какого Клава однажды в гостях пила. Аромат обычных благовоний мешался с запахом кофе.
Кухонная сестра Надя в застиранном своем обвислом балахоне принесла кофейник и мгновенно ретировалась – будто сознавая, что не смотрится среди изящного интерьера комнаты Свами.
А та попробовала кофе, добавила сливок, отпила еще.
– Постой. Сейчас поедем.
Свами поела, подставила, переодеваясь, грудь для целования. Клава заметила, что Свами уже успела побриться с утра и сверкала белым детским мыском.
Но надела она не форменный плащ серебряный, а обычный костюм, который и неверки носят. Такой же протянула и Клаве. Джинсы даже – только лучше тех, в которых привела ее в корабль когда-то.
– Вот, облачимся в одежды пуговчатые. Когда для цели благой, Госпожа Божа попускает.
Так ведь и за Клавой Свами пришла когда-то в одеждах пуговчатых. Благие дела и в темных одеждах творятся во имя Мати, Дочи и Святой души.
– Готова? И позови брата Виктора, он тоже с нами.
– Радуюсь и повинуюсь!
Клава побежала в соседнюю комнату.
Витёк доедал такой же салат. И яичницу с колбасой и помидорами. А к кофе ждали его бутерброды с сыром и сгущенка. И нектар такой же.
На трапезу Свами Клава смотрела равнодушно как на благодать недоступную, а с Витьком ей сразу ужасно захотелось есть.
– Привет, Каля.
Витёк потянулся, чтобы посадить ее на колени. Но она увернулась.
– Потом. Свами тебя зовет.
– Подождет. Видишь, кушаю.
Клава метнулась обратно.
– Он ест, сладкая Свами. Сказал, сейчас придет, когда позавтракает.
– Ну так и приведи, когда съест всё.
Это было разрешением побыть пока у Витька.
Она вернулась к нему. Ей очень хотелось всего – и салата, и яичницы, и сгущенки, и нектара, но она молчала.
Но он кивнул милостиво:
– Жри. Хочешь?
– Ага.
Он усадил ее на колени, изловчившись одной рукой спустить джинсики эту пуговчатые.
– Как там у тебя? Не открылось?
Она помотала головой, потому что с полным ртом даже «Нет» не выговорить. Чтобы проглотить нектаром запила сладким, но с кислинкой.
– Не открылось, – сокрушенно констатировал он. – Ну ничего, поелозь хоть ляжками. Вот это и называется: кофе с постелью – двойной кайф.
Клава глотала всё подряд, отвыкшая уже от такой еды за недолгую жизнь в корабле, и верхний кайф перебивал. Хотя и подогреваться снизу было приятно. Недаром же и, правда, всегда говорят про самых заботливых мужей: «Кофе в постель подает». И чего в этом такого, Клава никогда не догадывалась. Пить лежа – только обольешься и больше ничего. Теперь поняла: пить-то надо сидя, только не на простыне, а «постель» означает «любовь» в любой позе, это теперь и в первом классе знают.
– Ну пошли.
Витёк снял ее и поднялся – сытый и довольный.
Свами ничего не сказала про их задержку. При ней уже ждал горбун Григорий, тоже в штатском.
Свами подхватила портфель – и сделалась непривычно деловитой с виду.
За воротами стояло такси. Свами уселась рядом с шофером, Клава сзади между братьями.
Клаве редко удавалось в жизни ездить в машине, и она ценила каждую поездку, хотелось катиться дольше и дольше.
Но приехали, к сожалению.
Клаве показалось, дом будто знакомый. Хотя не могла сразу вспомнить, откуда.
Вспомнила на лестнице – здесь живет Наташа в блестящей кафельной квартире. Неужели Свами решила вернуть Клаву сюда?! Все-таки не поверила, что она была совсем безгрешной с Витьком?! Но ведь Госпожа Божа видит и знает!
Но зачем тогда приводить сюда самого Витька? Не оставит же Свами и Витька здесь вместе с Клавой!
У нужной двери Свами остановилась.
– Вы к стенке сдвиньтесь, – приказала.
А сама встала перед глазком.
Послышался железный перезвон запоров и дверь приоткрылась на цепочку.
– И правда ты, Зоя? Сбежала тогда, сука, и кильку с собой украла! Чего явилась?!
– Поговорить надо.
– Зайди-зайди! Гостья жданная!
Дверь захлопнулась. И молчание. А сказала «зайди». Но распахнулась снова. Распахнулась – и на пороге стоял здоровый мужик.
– Заходи, дорогая!
Руку было за Свами протянул.
И только теперь увидел стоящих сбоку.
Попытался было захлопнуть дверь – но Григорий поставил ногу, Витёк, рубанув в поддых, согнул мужика пополам, и гости вошли. Горбун последним, заперев за собой дверь.
Наташа стояла, заслоняя вход в знакомую Клаве комнату. Взглянула на Клаву – и видно, что узнала. Молча пока.
– Посидим потолкуем, хозяйка, – сказал Витёк и отодвинул ее в сторону.
Разогнувшегося уже мужика подталкивал горбун.
– Гости дорогие, – опомнилась Наташа. – Поговорим-потолкуем. Кофейку с утра!
Красивая комната не изменилась. Кровать стояла незастеленная, а одеяло на ней странно горбилось.
Красивая комната, красивая, по прежнему взгляду и Наташа, и мужик новый ничего бы – но всё вместе это чужое, воплощающее мерзость мира. Клава теперь узнала накрепко, что она со Свами и со всеми сестрами и братьями принадлежит свету, защищена Госпожой Божей, а все остальные – враги, невры, мусор человеческий. Если только не припадут поспешно к подножию Госпожи Божи и не покаются.
И не было на Клаве плаща серебряного спасительного, защищающего от зловредного излучения белых обезьян, от заразы духовной и телесной.
Григорий подошел, отдернул одеяло – и открылись две девочки. Класс шестой-пятый, определила Клава.
Девочки тотчас прикрылись подушками и выглядывали из-за них как из-за брустверов. Рядом с Витьком являлись окопные мысли.
Наташа забегала туда-сюда и вернулась с подносом, на котором стояли чашки и печенье.
– Вот, с утра! – повторила Наташа.
– А мужчине этому приятному чего ж не подала? – спросила Свами.
– Кофе не водка – с утра не пью, – сообщил мужчина.
Все присели к низкому светлому столику. Кроме девочек из кровати, естественно. Клава еще раз посмотрела на них без жалости, но с превосходством. И отвернулась. Наташа придвинула всем чашки. Отпила глоток из своей.
– Вовремя вы зашли. Как раз я взбодриться собралась. Заварила. А то не проснуться никак. День, видно, такой магнитный.
И еще раз глотнула с удовольствием.
– Обычай есть хороший: из чужой чашки выпьешь – поцелуем подаришь, – сказала нараспев Свами. – Поцелуй, Наташенька, нашего Витю.
И быстрым движением обменяла чашки.
– Ну что ты, Зоечка. Мужчина молодой и незнакомый. Не захочет с такой старухой, как я.
– Захочет. Пей.
– Что она про нас говорит, красивый мужчина. Я даже стесняюсь. Но если не брезгуете такой старухой, давайте сначала так поцелуемся, а после – через кофе.
