Кристофер Ишервуд - Мемориал. Семейный портрет
С Грядки ты можешь увидеть весь Чешир как на ладони - в ясный день аж до самых гор. По ночам Манчестер, Стокпорт и Хайд горстями сыплют огни в северо-западный мрак, и они мигают, эти огни, и дрожат в хлынувшем на холмы обломном воздушном ливне. А когда был снегопад, Киндер Скаут стоял страшный, одичалый, среди черных, оголившихся скал, под пустым серым небом. Как-то, был такой год, Обвал заледенел, сделался гигантской сосулькой, и в ней отражалось багровое солнце. Каменные стены вдоль и поперек исчертили дикую, мрачную сторону, тянущуюся к Макклсфилдскому лесу и к Пику. Морис заделался большим специалистом по топографическим картам и, хоть и не забирался в особую даль, через несколько месяцев по приезде в Гейтсли ошарашивал Эрика, щеголяя такими названиями, каких тот отродясь не слыхивал: Гадючий Лог, Дикое Урочище, Брезг, Чертов Зуб. Тут, на Грядке, всегда прохладно; хотя в жаркой дымке мреет Чешир. На несколько мгновений можно спешиться с велосипеда; приятно так постоять, по одну сторону угадывая оброшенность пыльных просек, дорожных поломанных знаков, каменных заборов и ферм, а по другую - ослепительные пустыни площадей и трамвайных путей, и высокие фабрики, выводящие свои дымные росписи в небе.
Он снова вскочил в седло, помчал, помчал. Каменоломня, там белый вереск, рви не хочу; еще ферма: но теперь надо жать на тормоза, склон все круче; вдруг он завернул и - увидел внизу Гейтсли.
Самый край Грядки. Спуск тут очень крутой, деревья чуть не лежмя лежат, а по дну, через деревню, бежит дорога - зазеваешься, вмиг тебя раскроит мчащий на полной скорости автомобиль.
Через минуту я их увижу.
Через минуту я их увижу, повторил про себя, слез с велосипеда и замер. Проверенный номер: секундной оттяжкой обострить радость встречи, довести до совершенного счастья.
Пошел вниз - медленно, ведя велосипед за рога, пока не оказался в десяти шагах от калитки.
Стал виден весь их маленький сад, вон они, вон, все на лужайке. Джералд и Томми Рэмсботтэмы, и Эдвард Блейк тут как тут, и Морис, и Энн. Гоняют хоккейный мяч, не разделясь на команды, как ни попадя, наугад. Эдвард Блейк, в жилетке, совсем запыхался. Морис - любит при случае вырядиться - в неимоверно старой соломенной шляпе, сдвинутой на затылок, и ужасно она ему велика.
А вот и тетя Мэри с Рэмсботтэмом, выходят из гостиной одновременно через стеклянные двери. Она курит, смотрит на них, прижимая охапку бумаг к груди. Эдвард Блейк ей салютует хоккейной клюшкой. Морис, скача в бликах солнца, хватает мяч и со всей силы запускает на забор в тылу сада. Его восторженный вопль "О, Х-хоссподи!" эхом раскатывается над Грядкой. Энн кричит: "Идиот!"
Все бросаются изучать протори. Громкий рык Джералда: "Тот еще мяч!" Зато Томми, более благонравный из братьев, подходит к тете Мэри успокоить, все, мол, в порядке. "Одна досточка всего-навсего, миссис Скривен". Тетя Мэри, с улыбкой, что-то говорит в ответ. Потом поворачивается и уходит в дом, Рэмсботтэм за ней. Морис начинает балансировать клюшкой на подбородке. Эдвард Блейк подкрадывается к нему со спины, подставляет ножку. "А! Вы так, - кричит Морис, - вы так!" И пинает Эдварда Блейка в ляжку. Оба прыгают, трясутся, стоя друг против друга, делая вид, что сейчас ринутся в бой. "Мир! - кричит Морис. - Мир! О! Хотя, свинтус вы истинный, вы сами начали!" Тут начинают задираться Джералд с Томми. А в следующий миг все снова мирно сосредоточиваются на игре.
Эрик повернулся и тихо покатил велосипед по изволоку. Его не заметили. И стало уже казаться, что вовсе и не собирался сегодня к тете Мэри, просто решил на них на всех поглядеть, и все, удостовериться, что они тут как тут, как себе их и представлял, на лужке. Всю ревность, всю зависть к Эдварду Блейку, к Джералду, к Томми - как рукой сняло. Даже хорошо, что и они оказались здесь, помогли заполнить картинку. Будто что-то кончилось, завершилось, и можно теперь вернуться домой, в Холл. За чаем увижу маму, буду с ней внимательным, добрым, чутким, как еще никогда не бывал.
А тетю Мэри в конце концов я же в понедельник увижу.
Скатываясь без руля к Чейпл-бридж, он был совершенно спокоен, он был почти счастлив, и чуть ли не с облегчением снова полностью отдавался притяжению отрицательного полюса.
Книга третья 1925
I
- Ага, - сказал Джералд Рэмсботтэм, - завтра ее выгоняю, без дураков.
Развалился, почти лег, и мощные ляжки выпирали, как опоры моста, обтянутые агрессивно клетчатым твидом. Золотые часы стали крошечными и сверхэлегантными на красном, здоровенном запястье.
- Зажигание хреновое, - Фарнкомб выбил трубку о чугун камина.
- Туго разгоняется, жуть, - вставил Монти.
- А ты такую американскую машину видал, чтоб хорошо разгонялась? - спросил Хьюз.
Морис посмотрел на них сверху вниз с каминной ограды, на которой стоял, теребя за кончик проволоки то, что было когда-то дросселем мотоцикла.
- "Мун", у Тедди, например, - сказал Морис.
- О, это тачка шикарная, будь здоров, - убежденно скрепил Фарнкомб. - Ей-богу, Джералд, посмотрел бы ты, как она прям с места пуляет.
- Даже сам не знаю почему, - вставил Хьюз, - но вот не нравятся мне у этих янки машины.
Джералд Рэмсботтэм зевнул, потянулся:
- А "бруг" этот видал - вчера вечером, возле Тринити на углу?
- Ага, - сказал Фарнкомб. - Восьмиместный.
- Восьмиместных "бругов" не бывает в природе, - сказал Хьюз.
- Свежие модели бывают.
- Спорим, не бывает.
- На сколько?
- Ни на сколько, - Хьюз зевнул. - А который час? Джералд глянул на свои золотые часы:
- Без четверти двенадцать.
- Хоссподи! - ахнул Морис. - Мне ж в двенадцать к тутору.
- А у меня лекция, - сказал Фарнкомб, - если не смоюсь.
- Но ты дашь мне сочинение сдуть, а, лапка? - затревожился Морис.
- У меня в комнате лежит, если тебе надо, - бросил Фарн-комб.
- Спасибо тебе грандиозное. Поднялись лениво, позевывая.
- А с чего это тебя Джимми требует? - поинтересовался Хьюз.
- Из-за субботы, - Морис скорчил гримаску.
- И много ему известно, как думаешь?
- То-то и оно. Понятия не имею.
- Небось, девчонка раскололась.
- Ну уж нет. Она б работу потеряла.
- Тогда, значит, старая сука.
- Она ж нас не видала в курятнике.
- Зато она курятник видала после того, как мы там побывали.
- Ты прямо как сумасшедший завелся, - сказал Фарнкомб. Морис хмыкнул.
- Они так мило выглядели со связанными головками, прелесть!
- Едва ли ей так показалось.
- Ну, им это нисколько не повредило.
- Зато здорово повредило гостиной.
- А пусть она еще, между прочим, докажет, - сказал Джералд.
- Опасаюсь, что Джимми особых доказательств домогаться не станет, - сказал Хьюз. - Скушает и косвенные улики.
- Нет справедливости в этом колледже, - вздохнул Морис.
- Скажи спасибо, что ее нет, мальчик мой. Будь здесь справедливость, тебя бы после первого же семестра вытурили.
Морис хмыкнул, польщенный. Подошел к шкафу, сдернул с крюка плащ и шапочку. Твердая четырехуголка давно потеряла нутро. Обвисла, как ночной колпак.
- Джимми со мной прямо шелковый, - похвастался Морис. - Ну пока, ребятки. Не уходите. Я мигом.
И все же что-то его точило слегка, пока спускался по лестнице на Сильвер-стрит - не забыл сунуть голову в гостиную хозяйки, кинуть на ходу: "Доброе утро, миссис Браун. Как ваша киска?" - это очень важный пункт, хорошие отношения с хозяйкой, тем более, миссис Браун пару раз пошла на риск, не донесла, что только под утро вернулся из Лондона, не имея разрешения на отлучку. Спеша к своему колледжу, все гадал, что Джимми известно - и что тот сможет проглотить, не поморщившись. Мысль вертелась вокруг прежних скандалов. Самый первый - в первый семестр - разразился, когда воздушную торпеду взорвал под ногами у Роберта в ночь Гая Фокса. Этот Роберт обгорел кошмарно, и, конечно, поднялся дикий шум. Пришлось тащиться, объясняться с весьма важным официальным лицом, правда, лицо в результате пригласило Мо-
риса на обед. Потом - авария эта, в прошлом году, на Нью-Маркет-роуд, Стюарда Бейна - насмерть, пришлось потом на допрос являться. Ужас. Ожидал невесть чего, вплоть до обвинения в преднамеренном убийстве, но обошлось, обошлось, только Жоржа, беднягу, он-то, собственно, был ни при чем, того вытурили. Шум поднимался и по менее значительным поводам, в общем, по пустякам. Лодку к тылам пригнали с отцепленным мотором, затопили плоскодонку - шум. В комнате Хьюза после дня рожденья костер развели - шум. И вечные скандалы из-за счетов. Кембриджские продавцы, как сговорились, все норовят на тебя наябедничать тутору.
Ох уж эти счета, так про них неохота думать! Особенно, когда совершенно запутался, буквально приперт к стенке. В гараже не желают, видите ли, больше терпеть. Эти всегда отвратней всех. Портной - ну, это чепухенция, несерьезно. В магазине пластинок все можно уладить. Одному Богу известно, что скажет мать по поводу долга в кладовку. А, да от нее все равно в этом семестре денег никаких не дождешься. И так уже в лепешку расшиблась, выложилась, что говорить. Энн давным-давно не дает взаймы - железно. И Фарнкомбу дико задолжал, и Джералду Рэмсботтэму, хотя, с другой стороны, неужели Джералда от такой ерунды убудет. Но, как ни крути, все источники на данный момент иссякли.
