Степан Чепмэн - Тройка
Тут, увы, фильм прервался, остался один белый экран. Сон закончился.
На следующий день по дороге на работу я задержался на Волгрине и купил планшет с зажимом для бумаги и секундомер. Конечно, люди будут говорить со мной охотнее, если я буду записывать что-то на бумаге, так все выглядит официальнее.
В тот же день я засек секундомером, сколько требуется времени, чтобы дойти от табельных часов до того здания за железнодорожными рельсами, где я сейчас вел Поиск. Оказалось, двадцать минут. Я больше не пробивал табель по приходе на работу. Я витал в облаках.
Теперь я был занят тем, что отслеживал многообещающую ветвь сборочного конвейера, по которой следовали компьютерные клавиатуры. Лента конвейера с клавиатурами уходила вниз, в узкий кирпичный туннель со сводчатым потолком. Я прижался в кирпичной стенке и, передвигаясь бочком, уходил все глубже и глубже в туннель, надеясь проследить, куда он ведет.
Туннель, изгибаясь, вел все дальше. Там не было темно, но я скоро устал корячиться, колени и спина ныли от долгого полусогнутого положения, во рту пересохло оттого, что я непрерывно вел разговоры с самим собой. В конце концов я заполз под опоры конвейера и там задремал.
Под конвейером оказалось удобно. С двух сторон меня прикрывали резиновые навесы, которые были задуманы как преграда от пыли. Мне пришлось спать на боку, потому что на спине у меня была сыпь. Человек Поиска должен иногда переносить сыпь на спине.
Плохо было другое. Стоило мне сомкнуть веки, как я вновь перенесся в другой сон. В этом сне я лежал на спине на ленте конвейера. Он вез меня куда-то, а я лежал и смотрел, как надо мной проплывает потолок. Потом конвейер остановился и какой-то человек в белом халате открепил мою правую руку и отложил ее в сторону. Конвейер вновь двинулся вперед, но каждый раз, как он останавливался, люди в белых халатах лишали меня какой-нибудь части тела. Чем дольше длился сон, тем меньше от меня оставалось.
Я проснулся полностью дезориентированный и высунул голову за резиновый навес. Из-за того что я лежал на боку, мне в первый момент показалось, что я смотрю в вертикальную шахту, а в основании этой шахты расположена светлая высокая комната, где люди в белых рубашках и тапочках ходят по белой стене. Потом я перевернулся и встал на ноги. Мне стало ясно, что я вижу конец туннеля, который выводит в компьютерный отдел. Комната делилась на части раздвижными стенками, подвешенными к потолку, весь персонал имел воздушные фильтры для защиты от свинцовой пыли печатающих устройств.
Меня там встретили очень приветливо, показали, где можно умыться и привести себя в порядок, снабдили белым пиджаком и фильтром. Многие люди из персонала имели протезы. Особенно популярны были искусственные глаза с черными белками и белыми зрачками. Все девушки с радостью приветствовали молодого человека с планшетом. Но они имели дело с вещами, которые я не мог даже рассмотреть. У одной девчонки, Джо Энн, из южных баптистов, вместо руки был протез с вилкой, которую можно было подсоединять к ящикам с микроманипуляторами. Мой тип.
Правда, мне было не до девушек. Я был в Поиске. И я уже приближался к Готовому Изделию, я чуял, что оно рядом. Передо мной разворачивались заключительные этапы сборки. Вот металлическая стойка размером 2 x 2 x 3 фута — она предназначалась для моих старых знакомых, видеотрубок. Они были вмонтированы в ту же стойку, по три на каждую. Десятки линий моей карты-схемы процесса сборки соединялись и сливались в единый поток.
А потом я увидел панели — я осматривал один грузовой отсек, когда лифт с алюминиевыми рамками остановился на этом этаже. Панели были большие — 8 х 10 футов. Это были самые крупные части сборки, которые я встретил. И я решил, что последую за ними хвостом, пока они не выведут меня куда надо. Я взобрался верхом на одну из этих панелей, оседлал ее и поехал вместе с ней на грузовом лифте вверх, сквозь дырку в потолке.
Лифт вывез нас на первый этаж. Это было громадное помещение высотой в три этажа. Сидя на панели, как на насесте, я обозревал его сверху. Вокруг длинными, бесконечными рядами стояли собранные из этих рамок алюминиевые кабинки. Неподалеку от того места, где я находился, двое техников протягивали провода тестового устройства к приборной панели одной из них. Команда техконтроля.
Спустившись вниз, я обошел кругом ближайшую кабинку. Там я увидел вентиляционный ход, какие-то неприсоединенные трубы, торчащие из пола. Но в кабинке не имелось дверей. Каждая стенка была цельной. Если уж попадете в такую кабинку, то точно окажетесь внутри.
На углу одной из стенок я нашел табличку с товарным знаком, бордовый овал с единственным словом: АУСТИКОН.
Так вот на что я трачу свою жизнь! Оказывается, я строю «Аустиконы». Эти кабинки являются тем, сборкой чего я занимаюсь. Осталось лишь выяснить — что это такое?
Я пошел вдоль ряда «Аустиконов» и добрался до кабинки, у которой одна из боковых панелей еще не была подогнана.
Неприкрепленная панель была прислонена к стоявшему рядом другому «Аустикону», давая возможность заглянуть внутрь кабинки. Это была комната, обитая черным виниловым покрытием поверх слоя пенопласта. В ней имелся горшок, встроенный в черное виниловое кресло. Края горшка выглядывали из-под подушки на сиденье. Крышка для горшка отсутствовала. Зато имелись привязные ремни на ручках кресла.
Это кресло казалось меньше, чем обычные кресла. Намного меньше. Оно бы подошло ребенку лет этак пяти.
В ремни на подлокотниках были вставлены ключи. Они не просто затягивались. Они запирались на замок. Все продумано. Форма соответствует функции.
«Иди дальше, — стал подгонять я сам себя. — Сунь свой любопытный нос внутрь, никто его не откусит. Ну же, Алекс! Только постарайся не выпучивать глаза от изумления. Прими строгий вид».
С одной стороны кресла торчала арматура, к которой крепился пластмассовый стол. В стол была встроена клавиатура. К другому подлокотнику была прикручена самомоющаяся емкость, напоминавшая плевательницу в кабинете зубного врача. Красная резиновая трубка спускалась с потолка. Трубка для овсянки, так я это понял. Теплая овсянка, начиненная транквилизаторами. Все правильно. Ведь ребенок должен есть. Было бы негуманно запирать ребенка в тесной кабинке без пищи.
Вверху, на противоположной от кресла стене, были ввинчены дисплеи с цветными лампочками — красной, зеленой, синей, — а под экранами располагалась видеокамера, догадался я.
Я подошел к бригаде техконтроля. Один из работников был низенький лысый человечек в толстых роговых очках. Он держал в руках планшет и покуривал трубку. Он наблюдал за работой механиков. Это был м-р Бош, из моего старого цеха. Наверное, его тоже продвинули, так же как и меня. Он обернулся ко мне.
— Алекс, ты наконец-то добрался сюда. Есть какие-то вопросы?
— Что это такое, м-р Бош?
Он вытащил трубку изо рта и нахмурился.
— Это учебные кабинки. Кабинки для обучения, оборудованные компьютерами. Для школы. Для начальной школы.
— А чему они учат?
— Всему, чему обучают детей в современных школах.
— А зачем там горшки?
— Чтобы дети могли какать.
— А почему дети не могут сходить в туалет?
— Потому что они привязаны. Потому что в кабинках нет дверей.
Значит, так вот это устроено.
— А камеры зачем?
— Чтобы следить за детьми.
— Вы говорите, что учителя наблюдают за детьми через мониторы?
— Я ничего не говорил насчет учителей.
Мое сердце безо всякой причины вдруг застучало как пулемет, я крепко сжал кулаки. Должно быть, я был расстроен. М-р Бош сделал пометку в блокноте.
— Если ты в самом деле хочешь увидеть, как работают эти кабинки, то сходи в начальную школу. Почти во всех школах используют наш «Аустикон».
Наверное, он был прав. Наверное, мне надо было посетить начальную школу. Наверное, это посещение и будет следующей целью моего Поиска.
Другой инспектор тронул меня за плечо. Я загораживал ему проход. Я отодвинулся в сторону, и он прошел и стал привинчивать трубы к туалетному горшку на сиденье. Он проверял спуск. Мне почему-то стало трудно дышать. Все внутри переворачивалось, как будто мои внутренности находились одновременно в самых разных местах.
Внезапно я почувствовал, что хочу убить м-ра Боша. Либо его, либо себя. Но что бы это доказало? Или если бы я взорвал к черту всю эту фабричку с помощью динамита? И что это бы доказало? Совершенно ничего. Нельзя добиться ничего с помощью динамита. Нужно быть более изощренным, если вы хотите что-то уничтожить. Вы должны быть более изощренным, чем обычный человек. Вы должны стать машиной. И побить их на их собственном поле.
— М-р Бош? — Да?
— Скажите, а что конкретно вы здесь делаете?
