Элис Хоффман - Помеченная звездами
Большинство людей принимали девочек за близняшек. У них были одинаковые прически: прямые волосы до подбородка с закрученными кончиками. Сестры исследовали левый берег, много часов провели в магазинчике «Шекспир и компания», листая старые книги, читая посвящения на фронтисписах и гадая, кто любил искренне, а кто лишь преподнес лицемерный подарок. Девочки вполне могли объясниться на французском в кафе, так что зачастую заглядывали в любимые заведения на бульваре Сен-Жермен, где можно было выпить эспрессо или латте. Время от времени они заказывали «кир», и официанты никогда не задавали вопросов. Сестры флиртовали с мальчиками, но не называли своих настоящих имен и адреса. Они доверяли только друг другу.
Сестры больше не верили в Арнелль. Они давно выросли из детских сказок и перестали говорить на арнелльском. Он напоминал о том, о чем им хотелось забыть: об алых листьях, дожде, Нью-Гэмпшире. Девочки уже забыли слова, которым их учила Эльв. Что означало «henaj» — «собака» или «волк»? «Nejimi» — «трус» или «герой»? Удивительно, но в минуту опасности тайный язык всплывал в их памяти. Они обменялись парой слов на арнелльском, когда заблудились в аэропорту после прилета. И еще когда у Клэр заболел живот и она испугалась, что умрет от аппендицита. Рыдая от страха, они щебетали на арнелльском, хотя в итоге выяснилось, что у Клэр было всего лишь несварение желудка.
В гостевой спальне бабушки стояло две кровати, но сестры спали в одной. Им было наплевать, что они уже слишком взрослые. Они не говорили, почему спят вместе, и не обсуждали свои сны. У каждой были свои причины. Тигр у двери. Парень на краю кровати. Дождь алых листьев. Мужчина, говорящий: «Ты меня знаешь, садись в машину».
В последние недели каникул Анни приехала в Париж забрать дочек и проверить, как поживает мать. Жаль, некому было проверить, как поживает она сама. Анни совершенно изменилась. Она еще сильнее похудела и почти все время носила темные очки, чтобы скрыть круги под глазами. После отъезда девочек она страдала жестокими приступами бессонницы, по утрам сидела, смотрела на задний двор и пыталась понять, в какой же момент все пошло наперекосяк. Наверное, в тот день в «Плазе». Она запомнила взгляд Эльв, когда обвинила ее в случившемся.
Дорога так утомила Анни, что она упала на вторую кровать в комнате девочек и проспала семнадцать часов подряд. Она свернулась клубочком под белоснежным льняным покрывалом, тем же, что и в детстве в свои летние приезды в Париж. Когда ей было двенадцать или тринадцать, велись разговоры о переезде во Францию, но у отца были дела в Нью-Йорке, и потому они вернулись на Манхэттен. В последнее время Анни постоянно размышляла о жизни, которую вела бы, останься они в Париже. Она любила бы другого мужчину, жила в незнакомой квартире, ее дочери умели бы говорить только по-французски.
Сестры сидели у кровати матери. Сегодня сквозь окно струился чистый розовый свет. Девочки радовались ее приезду. После расставания с Эльв мать стала слишком тихой и какой-то вялой. Забывала сходить за покупками или приготовить ужин. Молоко в холодильнике часто прокисало, и Мег принялась убираться в доме раз в неделю. Иногда Анни казалась совсем другим человеком. Сейчас, например, она напоминала маленькую девочку, которая спала в гостевой кровати. Она таяла у них на глазах. Мег поднесла ко рту матери зеркальце и проверила, дышит ли она. Она подсмотрела этот способ в старом фильме. Стекло затуманилось, значит, мать была жива.
Наконец Наталия пробудила Анни от долгого сна, трясла, звала по имени, принесла чашку горячего чая. Бабушка настояла, чтобы они ушли на весь день. Они отправились в Музей Орсе и вроде бы неплохо проводили время, пока не заметили, что Анни стоит перед автопортретом Ван Гога и плачет. Анни извинилась и вышла в туалет. Клэр вспомнила о черной реке, которую когда-то нарисовала сестра. Надо было выпросить у Эльв акварель. Она нужна ей.
Остаток выходных прошел лучше. Сестры Стори сводили мать во все свои любимые места: мороженицу, книжный магазин, Люксембургский сад. Потом все вместе посидели на скамейке перед Нотр-Дамом, взявшись за руки, и выглядели счастливыми. Впервые за много лет Анни проспала всю ночь под белым покрывалом. Позавтракала яйцами всмятку. Выкрасила себе ногти в красный цвет и отполировала ногти дочкам. В последний день в Париже сестры сидели на кухне и резали груши для пирога. Мать и бабушка наслаждались на террасе утренним кофе. Во дворе два пожилых жильца спорили, может ли третий привязывать велосипед к расколотой каменной ванне. Анни засмеялась, услышав, как один жилец назвал другого несчастным тупицей. Мег и Клэр переглянулись. Над плитой тикали часы. Во дворе ворковали голуби. Девочки хотели, чтобы этот миг длился вечно. Солнечный свет был оранжевым. Это стоило запомнить, и Мег знала как. Она достала листок бумаги, написала на нем: «оранжевый» — и сложила пополам. Сестры резали груши, записывали оттенки света, слушали смех, вдыхали аромат цветов каштана и не помнили об остальном мире. Они хотели навсегда остаться в квартире бабушки, но вместо этого сберегли воспоминание о том, как, счастливые, сидели на кухне.
Они летели домой рейсом «Эр Франс». Девочки разговаривали со стюардессами по-французски. Мать гордилась ими и разрешила выпить по бокалу шампанского. Перед посадкой в аэропорту имени Джона Кеннеди у Клэр закружилась голова, ее затошнило. Она побежала в туалет, хотя уже горели знаки «Пристегнуть ремни». Девочку вырвало в кошмарный грязный унитаз. Она вцепилась в раковину. Как глупо было воображать себя счастливой! Она вообще не имеет права на счастье. По-видимому, Клэр долго не было, потому что за ней пришла встревоженная мать.
Анни постучала в дверь.
— Клэр? У тебя все в порядке?
Клэр открыла.
Анни коснулась лба дочери. Горячий, как печка.
— Клэр, — произнесла она. — Милая.
— Все нормально. Честное слово. Я в порядке. Может, я просто скучаю по ней, — невольно слетело у нее с языка.
Разумеется, Клэр будет скучать по своей любимой бабушке, но она говорила не о ней, и обе это знали.
— Я тоже по ней скучаю, — призналась Анни.
Они вернулись на свои места. Всю дорогу через Атлантический океан они были ближе к дому, чем считали. Мать и дочь застегнули ремни и больше не вспоминали о Париже.
Эльв наконец была готова их увидеть. Не пришлось ни уговаривать, ни умолять. Дочь сама попросила о встрече, и как можно скорее. Иногда Анни мерещилось, что она придумала Эльв, а проведенные вместе годы были лихорадочным сном. Алан и Анни решили, что поедут порознь. Обоим не хотелось провести в машине с бывшим супругом целых пять часов. Анни надела черные брюки и свитер, как будто собралась на похороны. В последний момент она добавила розовый шелковый шарф, который дочери уговорили ее купить в крошечном магазинчике на рю де Турнон. Наблюдая за сборами матери, Мег достала листок бумаги, на котором было написано «оранжевый», чтобы вспомнить о минувшем дне у бабушки на кухне, когда свет был так прекрасен. Мег велела матери не беспокоиться, она приготовит ужин себе и Клэр. Она напомнила Анни, что на дорогах надо быть поосторожнее, как будто была матерью, а не дочерью. Затем Мег села на кухне, пытаясь справиться с тревогой.
Анни ехала по шоссе и вспоминала, как три маленькие девочки помогали ей в огороде, в день когда их навестили Наталия и ее подруга мадам Коэн. Пожилые женщины уселись на садовые стулья и хлопали в ладоши каждый раз, как девочки срывали спелый помидор. Затем малышки обступили мадам Коэн, которая по-турецки сидела на траве. Она поведала, что помидоры принадлежат к тому же семейству, что белладонна и белена — ядовитые колдовские растения.
— Плоды такие вкусные. — Она взяла спелый «Индийский оранжевый» помидор. — Но листья могут быть смертельны.
Они ждали Эльв в застеленной ковролином комнате для групповой терапии. Алан и Анни нервничали, как перед первой встречей с незнакомым человеком. Подружка Алана, Шерил, ждала его в машине. Алан купил себе двухместный автомобиль «мазда-миата» с откидным верхом. Они с Шерил жили в западной части Норт-Пойнт-Харбора, но собирались найти работу в Хэмптонсе и выставить дом на продажу. В последнее время они увлеклись яхтенным спортом.
— Честно говоря, я не знаю, что мы можем сделать, — заметил Алан.
Анни поняла это так, что ему осточертели дети с их проблемами и он хочет вернуться к Шерил. Она не винила его за оборонительную позицию. Она даже больше не злилась. Анни уже решила, что будет надеяться, что бы там ни думал Алан.
— Эльв просила о встрече, — напомнила она. — Давай смотреть в будущее.
Методист была одета скромно, в джинсы и черный свитер. Мисс Хаген призналась, что сама когда-то принимала наркотики, но излечилась. Крайне важно забыть прошлое и не судить слишком строго. Эльв совершала ошибки, она была легкой мишенью для наркотиков — чувствительное дитя разведенных родителей. Но она милая, умная девочка, готовая начать жизнь с чистого листа. Конечно, есть еще проблемы. Научиться доверять непросто.
