Анита Шрив - Жена пилота
Они ушли? — спросила Кэтрин.
Нет.
Ну и?..
Не обижайтесь. Просто у них такая работа. Я не думаю, что они и впрямь надеются узнать от вас что-нибудь новенькое. Просто таковы правила.
Женщина собрала волосы в конский хвост и села, опершись локтями о согнутые колени.
Надо похоронить Джека, — сказала она.
Роберт кивнул.
Мэтти и я должны отдать последний долг самому близкому для нас человеку. Особенно это важно для Мэтти.
Только произнеся эти слова, Кэтрин по-настоящему осознала важность предстоящих похорон.
Мой муж не кончал жизнь самоубийством. Я в этом уверена.
Сверху раздался резкий крик чайки. Кэтрин и Роберт как по команде подняли головы вверх. Над ними кружилась белая птица.
В детстве, — сказала женщина, — я хотела переродиться в следующей моей земной жизни в чайку. Но потом Джулия открыла мне глаза: чайки — очень нечистоплотные птицы.
Их называют крысами моря, — затаптывая в песок окурок, сказал Роберт.
Он засунул руки в карманы пальто и нахохлился, как воробей. Кожа вокруг его глаз покрылась мертвенной бледностью. Роберт замерз, причем основательно.
Кэтрин поправила прядь волос, попавшую ей в уголок рта.
Жители Эли не любят океан зимой, — сказала она. — Считается, что вид морской воды способствует возникновению у людей, живущих на побережье, подавленного состояния. Я не согласна с ними.
Завидую вам.
Вы меня не совсем верно поняли. Депрессии у меня случаются, однако не из-за океана.
В ярком солнечном свете глаза Роберта показались Кэтрин темно-коричневыми, а не светло-карими.
Для окон соленые морские брызги — это сущее наказание, — глядя в сторону дома, сказала женщина.
Роберт присел на корточки. Ему показалось, что от песка исходит тепло.
Когда Мэтти была еще маленькой, я очень волновалась из-за близости к океану. Мне всегда приходилось быть начеку.
Кэтрин пристально глядела на воду, полную скрытых угроз и опасностей.
Два года назад здесь неподалеку утонула пятилетняя девочка. Она каталась со своими родителями на лодке и выпала за борт. Ее звали Вильгельминой. Я, помнится, всегда удивлялась, почему ее родители назвали свою дочь таким старомодным именем.
Роберт кивнул.
После гибели Вильгельмины я могла думать только о том, каким предательским может быть океан, как быстро он способен убить человека. Только что все было в порядке, а через минуту человек мертв, утонул.
Вы как никто другой должны понимать это, — заметил мужчина.
Кэтрин глубоко вонзила каблуки своих сапог в песок.
Вы думаете, что все могло быть гораздо хуже? — спросила она.
Да.
На борту разбившегося самолета могла находиться Мэтти?
Да.
Это просто ужасно! Для меня невыносима сама мысль об этом!
Роберт отряхнул ладони от прилипшего к ним песка.
Хотите уехать отсюда? — предложил он. — Вы и Мэтти. Вдвоем.
Куда?
На Багамы или Бермуды. Поживете там пару недель, пока шумиха в прессе не утихнет.
Кэтрин с трудом представляла себе такой поворот событий, поэтому отрицательно покачала головой.
Я не могу. Если мы сейчас сбежим, люди поверят той лжи, что рассказывают о Джеке по телевизору. К тому же я не думаю, что Мэтти согласится на ваше предложение.
Можно поехать в Ирландию. Некоторые родственники погибших так и поступили.
Зачем? Я не хочу жить в переполненном мотеле, каждый день отправляться на место падения самолета и ждать, когда водолазы поднимут на поверхность очередной труп.
Кэтрин пошарила в карманах своей парки: использованная гигиеническая салфетка «Клинекс», монеты, две купюры, просроченная кредитная карточка, пачка жевательных резинок «Лайфсейвз».
Хотите? — протягивая жвачку Роберту, предложила женщина.
Спасибо.
Устав от сидения на полусогнутых ногах, он опустился на песок и оперся спиной о скалу.
«Он испортит себе пальто», — подумала Кэтрин.
Здесь красиво, — произнес Роберт. — Очень красиво!
Да, красиво, — согласилась она.
Кэтрин вытянула ноги перед собой. Хоть и влажный, песок был на удивление теплым для этого времени года.
Пока скандал не утихнет, журналисты будут кружиться вокруг вашего дома, как стервятники… Извините…
Это не ваша вина.
Признаюсь, я еще никогда не видел такого столпотворения, как сегодня у ваших ворот.
Я испугалась, — призналась Кэтрин.
Должно быть, жизнь здесь приучила вас к тишине и уединению.
Да, приучила.
Роберт обнял свои колени.
Как вы жили раньше, до трагедии? — спросил он у Кэтрин.
Каждый день по-разному. Какой день недели вас интересует?
Ну… не знаю. Ну, в четверг, например.
В четверг. — Женщина задумалась. — По четвергам Мэтти играла в хоккей на траве и лакросс, а я репетировала с оркестром днем после уроков. В кафетерии мы брали пиццу на двоих, а на ужин я запекала в духовке курицу. Потом мы смотрели по телевизору телесериалы «Зайнфельд» и «Пункт первой помощи».
А Джек?
Когда он был дома, то присоединялся к нам: запекал курицу, смотрел «Зайнфельд»… А вы? Чем вы занимаетесь помимо работы в профсоюзе?
Я инструктор, — сказал Роберт. — В свободное время даю уроки пилотирования. У меня есть маленький аэродром в Вирджинии, не аэродром, а так себе: поле и две «сэсны». Бывает весело, пока они не падают.
Кто не падает? — удивилась Кэтрин.
Мои ученики во время своего первого самостоятельного полета, — пошутил он.
Женщина засмеялась.
Они сидели, опершись спиной о скалу, и молчали. Убаюкивающий шум моря вносил в их души успокоение.
Надо подумать о том, как лучше организовать похороны, — прервала затянувшееся молчание Кэтрин.
Где бы вы хотели отслужить заупокойную?
Мне кажется, церковь Святого Иосифа в Эли-Фолз как раз подойдет. Во всяком случае, это ближайший к нам католический храм.
Помолчав, она добавила:
Представляю, как там удивятся моему визиту.
Что за черт! — выругался Роберт.
Кэтрин была ошарашена. Роберт дернул ее за рукав, заставляя подняться. Она повернула голову в том же направлении, в каком смотрел Роберт: молодой мужчина с длинными, завязанными в конский хвост на затылке волосами нацелил на них огромный фотоаппарат. Кэтрин видела их с Робертом отражение в гигантском объективе.
Раздались резкие неприятные щелчки.
Вернувшись в дом, Кэтрин застала всю компанию в кухне. Сомерс вертел в руках бумажную ленту факса. Рита разговаривала по телефону, прижав трубку плечом. Даже не сняв куртки, Кэтрин громогласно заявила, что хочет сделать заявление. Сомерс оторвал взгляд от факса.
Мой муж Джек никогда не употреблял наркотиков и не злоупотреблял алкоголем. Ни я, ни другие знавшие его люди ни разу не замечали за ним признаков психической неуравновешенности или склонности к депрессии. Также я заявляю с полной ответственностью, что Джек был здоров, физически и психически.
Сомерс сложил лист факса вчетверо.
Мы были счастливы в браке, — продолжила свой монолог Кэтрин, — жили так, как полагается жить любой нормальной семье в таком маленьком городке, как Эли. Больше я не отвечу ни на один ваш вопрос без присутствия моего адвоката. Я запрещаю вам брать что-либо из бумаг моего покойного мужа без письменного постановления суда. Моя дочь сейчас живет у моей бабушки на окраине города. Никто из вас не имеет права допрашивать или даже приближаться к ним. Это все!
Миссис Лайонз! Вы знакомы с матерью Джека? — спросил Сомерс.
Его мать умерла, — не задумываясь, ответила Кэтрин.
Воцарилась мертвая тишина, слышен был лишь приглушенный гул холодильника. Восемь пар глаз уставились на Кэтрин. Она поняла, что допустила ошибку. Возможно, это ей только показалось, но легкая улыбка скользнула по губам Сомерса, а его брови иронично поднялись вверх.
Вы уверены? — засовывая свернутый вчетверо лист бумаги в нагрудный карман, мягко спросил он.
Кэтрин почувствовала, как пол заколебался у нее под ногами, словно она стояла в кабинке движущегося аттракциона в луна-парке.
Сомерс вытянул из другого кармана листочек, вырванный из блокнота, и, развернув его, начал читать:
Мэтиган Райс, дом престарелых «Форист-Парк», Адамс-стрит, сорок семь, город Весли, штат Миннесота.
Кабинка все набирала скорость. Пол накренился. Кэтрин почувствовала легкое головокружение.
Семьдесят два года, — продолжал читать Сомерс, — родилась двадцать второго октября 1924 года. Трижды выходила замуж и трижды разводилась. Первый брак — с Джоном Фрэнсисом Лайонзом. Один ребенок, сын Джек Фицвильям Лайонз, родился 18 апреля 1947 года в бостонской больнице Фолкнера.
