Эрик-Эмманюэль Шмитт - Мечтательница из Остенде
Стефани находила повод пробегать через холл как можно чаще, но ей все равно было мало. Когда дамы вставали, чтобы идти в палату Карла, каждая проделывала один и тот же трюк: уже в коридоре их злобный вид начисто исчезал, лицо становилось тревожным, в глазах — слезы, в руке — платочек… Ну и актрисы! Кстати, когда именно они играют? Когда держат себя в руках перед остальными или когда с трепетом направляются к своему другу? И вообще, бывают они искренними хоть когда-нибудь?
Последняя зашла в палату в четыре часа дня и через минуту выскочила оттуда с криком:
— Он мертвый! Боже мой, он умер!
Стефани рванулась из-за сестринского стола, вбежала в палату, нащупала пульс Карла, взглянула на мониторы, шикнула на посетительницу:
— Да замолчите вы! Он заснул, вот и все. Визиты его утомили. В его состоянии…
Любовница села, обхватив себя за колени, будто хотела успокоиться. Она закусила ноготь на большом пальце, длинный, покрытый ярко-красным лаком, потом разразилась бранью:
— Эти шлюхи нарочно так подстроили! Укатали его, чтобы мне ничего не досталось.
— Слушайте, девушка, вы в палате больного, который получил тяжелейшие травмы, кажется, вы этого не понимаете. Думаете только о себе и о своих соперницах, это же просто неприлично!
— Здрасте, приехали, вам деньги платят за то, что вы его лечите, или за то, чтобы нам морали читать?
— За то, что я его лечу. Поэтому прошу вас выйти из палаты.
— Да пошла ты. Я тут четыре часа ждала!
— Хорошо. Я вызову охрану.
Ругаясь себе под нос, манекенша уступила силе и вышла, покачиваясь на высоченных платформах.
Стефани беззвучно бросила ей в спину: «Дура крашеная!» — потом занялась Карлом: поправила его постель, взбила подушки, проверила капельницу — как хорошо опять остаться с ним наедине.
— Наконец-то можно работать, — вздохнула она.
Ей даже в голову не пришло, что она ведет себя как ревнивая жена.
На следующий день Карл встретил ее с улыбкой:
— Ну как, хорошо повеселились вчера?
— Что ж тут веселого?
— Женщинам, которые ненавидят друг дружку, пришлось встретиться и ждать всем вместе… Честно говоря, обидно, что я тут лежал и не видел, как они там провели время. Не подрались?
— Нет, зато превратили холл в настоящий морозильник. Вы слышали, как я выпроваживала последнюю?
— Последнюю? Нет. А кто был после Доры?
— Брюнетка в туфлях на платформе.
— Саманта? Ох, жалко, я был бы рад ее видеть.
— Вы не смогли.
— А что случилось?
— Вы заснули. Она решила, что вы умерли.
— Саманта всегда преувеличивает.
— Вот и я позволила себе сказать ей это.
Пока она хлопотала вокруг него, тысяча вопросов роилась у нее в голове. Которая из шести любовниц — последняя? Любил ли он какую-то из них? Чего он ждет от женщины? Может, его носит от одной к другой из-за того, что он выбирает только по внешности, не требуя большего? Получается, ему нужны только сексуальные связи, а длительных отношений он не хочет? Активен ли он с женщинами? Уверен в собственной привлекательности или не совсем? И как он ведет себя в постели?
Карл будто догадался об этой свистопляске у нее в голове:
— Гм, похоже, вы сегодня чем-то озабочены!
— Я? Да нет.
— А вот и да! Поссорились с мужем?
— Я не замужем.
— Ну, значит, с парнем, с которым вы вместе живете.
— Я живу одна.
— Тогда с другом?
— Да, так и есть. Поссорилась с другом.
Она не решилась признаться мужчине, который считал ее очаровательной, в своем безнадежнейшем одиночестве и выдумала себе жениха: по крайней мере здесь, в 221-й палате, у нее все будет как у нормальной женщины.
— Чем он вам не угодил?
— Ну… Так, ничего особенного… Но я не уверена… Думаю, не слишком ли он засматривается на других.
— А вы ревнивая?
Стефани не знала, что и ответить. Никогда в жизни ей не задавали таких вопросов, к тому же до нее вдруг дошло, что она ревнует Карла.
Она молчала. Он рассмеялся:
— Так, значит, вы ревнивая.
— Ну, все ревнуют.
— Я — нет, хотя об этом лучше говорить не будем. Вернемся к вам. Как его зовут?
Стефани пыталась что-то придумать, но в голову приходили одни собачьи клички: Рекс, Медор, Томми… В панике она выпалила:
— Ральф!
Вообще-то это тоже была собачья кличка, так звали соседского добермана, но она надеялась, что Карл об этом не догадается. Ральф — так ведь могут звать и человека, верно?
— Если хотите знать мое мнение, этот Ральф — изрядный дурень.
Уф, проглотил ее выдумку.
— Но вы же его совсем не знаете!
— Когда встречаешь такую роскошную женщину, как вы, с таким запахом, то первым делом надо с ней съезжаться! А вы говорите, что не живете вместе.
— Не вините его! Может, это я против…
— Правда, это вы против?
— Да нет.
— Тогда подтверждаю вам свой вывод: Ральф — идиот. Он вас не стоит. Не ценить женщину с таким запахом…
Стефани была просто в шоке. С каким запахом??? За свои двадцать пять лет она ни разу не думала о том, что может иметь какой-то свой запах… Инстинктивно она поднесла руку к носу. Какой еще запах? Она ничего не чувствовала. О чем это он? Она не покупала ни духов, ни туалетной воды. Запах мыла? Но он так быстро выветривается… Стиральный порошок? Кондиционер для одежды? Нет, всему больничному персоналу стирает халаты одна и та же прачечная. Ее запах? Ее собственный запах??? Так он приятный или нет? И главное, чем же, собственно, она пахнет?
Она ухитрилась вытерпеть полминуты, но потом все-таки спросила с замирающим сердцем:
— Чем же я таким пахну? Потом?
— Какая вы смешная! Нет, я не чувствую вашего пота. Впрочем, тем лучше, это, должно быть, потрясающий запах, он бы меня слишком возбудил.
— Шутите, да?
— Я утверждаю, что у вас опьяняющий запах, и если Ральф вам никогда этого не говорил, то он просто придурок.
Вечером дома Стефани стала экспериментировать.
Она задернула шторы, разделась и, сидя на кровати, попробовала себя понюхать. Она обследовала свое тело всюду, куда смогла дотянуться. После этой гимнастики она приняла душ и попробовала снова. Ничего!
Тем не менее, хотя ей жутко не нравилась собственная нагота, она не стала одеваться, а провела еще один опыт — попыталась уловить свой запах в воздухе: делала пару шагов, разворачивалась и, принюхиваясь, шла назад по своему следу — ей казалось, что она танцует балетную партию. И хотя ей опять не удалось ничего унюхать, выяснилось, что ужасно приятно ходить вот так, освободив бедра и грудь.
Садиться за стол голой было как-то неловко, поэтому, собираясь ужинать, она набросила пеньюар; однако, пока ела, она его распахнула, а потом и вовсе скинула, еще надеясь уловить свой запах.
Наконец Стефани перешла к изучению шкафа: нюхала белье, которое уже носила, сравнивала его с тем, которого еще не надевала, потом опять возвращалась к ношеному… Вроде бы что-то обнаружилось, но запах был почти неуловимый и мгновенно исчезал, как только ей казалось, что она его чувствует.
Она легла спать голой. Чтобы утром уловить свой запах на простынях. Прокрутившись час с боку на бок, ощупывая себя, обследуя свое тело, она заключила, что нагота приводит ее в какое-то ненормальное состояние, натянула пижаму и провалилась в забытье.
На следующий день она молча вошла в палату и, не поздоровавшись с Карлом, двинулась к кровати.
Через полминуты он улыбнулся. Через минуту пробормотал с легкой тревогой:
— Стефани, это вы?
Она хотела немного растянуть игру, но шприц покатился по металлическому поддону и выдал ее присутствие.
— Да.
Он вздохнул с облегчением:
— Вы давно тут?
— Всего минуту. Не хотела вас будить.
— Я не спал. Теперь я понимаю, почему все время думал о вас. Будто наваждение какое-то.
Пока они разговаривали, Стефани проверяла состояние больного. Она осмелилась на новый опыт. Стефани заметила, что, если, проходя у него за спиной, она приподнимала руки, он улыбался. Она подошла ближе и наклонилась так, что ее грудь оказалась над его лицом. Сработало! Удовольствие разлилось по лицу Карла. Она поняла, что он не врет, — у нее действительно есть какой-то свой запах, который ему нравится.
Ее это заинтересовало, и она подошла ближе. В какой-то момент ее волосы коснулись щеки Карла. Что подумали бы ее коллеги, увидев, как она склонилась к больному! Да какая разница. Она умилялась, глядя на его чудесное лицо, освещенное радостью.
Потом, когда наклонившись так, чтобы вырез халата был поближе к его ноздрям, она объявила, что ей нужно заняться другими пациентами, и он снова пробормотал, как в бреду:
— Вот счастье, что меня лечит такая красивая женщина…
— Поверьте, я вовсе не женщина-мечта, даже ничего похожего!
