Артур Хейли - Перегрузка
Официант принес заказанные ими напитки, и Лаура пояснила ему:
— Посчитайте нам отдельно. И за обед тоже.
— Зачем так серьезно? — полушутя проговорил Ним. — Я не собираюсь подкупать вас за счет компании.
— Даже если бы вы этого захотели, вам бы не удалось. Но я в принципе не принимаю одолжений от того, кто хотел бы повлиять на клуб «Секвойя».
— Даже если бы я стремился к этому, то сделал бы это открыто. Я просто считал, что обед располагает к разговору.
— Я готова выслушать вас в любое время, Ним. И мне здесь нравится. Но все-таки я сама заплачу за себя.
Они познакомились много лет назад, когда Ним был студентом выпускного курса в Стэнфорде, а Лаура — приглашенным лектором. Она была поражена его остроумными вопросами, а он — ее желанием предельно искренне общаться с аудиторией. Они поддерживали контакт, и хотя порой расходились во мнениях, это не мешало им уважительно относиться друг к другу.
— В основном это касается Тунипы. Но также наших планов относительно Дэвил-Гейта и Финкасла, — сказал Ним, потягивая свою «Мэри».
— Я так и думала. Наверное, мы сэкономим время, если я сразу же скажу вам, что клуб «Секвойя» намерен выступить против всех этих проектов.
Ним кивнул. Услышанное не стало для него неожиданным. Он на мгновение задумался, после чего продолжил, тщательно подбирая слова.
— Мне бы хотелось, Лаура, чтобы вы не замыкались на «Голден стейт пауэр энд лайт» или на клубе «Секвойя» и вообще на проблематике охраны окружающей среды. Всем нам приходится иметь дело с более масштабным спектром проблемы. Можете именовать это «основными ценностями цивилизации», или «жизнью, которую мы ведем», или «минимальными ожиданиями», что, наверное, было бы наиболее точным обозначением.
— Откровенно говоря, я много раз размышляла об этом.
— Этим озабочено большинство из нас. Но в последнее время недостаточно часто или по меньшей мере в отрыве от реальности. Ибо все в данном контексте оказалось под угрозой. Причем не частично, не фрагментарно, а наша жизнь целиком. Над всей нашей системой нависла угроза распада и развала.
— Ничего нового в этой аргументации нет, Ним. Обычно я слышу ее вот в какой связи: если наш призыв о строительстве таких-то и таких-то экологически вредных объектов в таком-то и таком-то месте согласно нашему пожеланию не будет одобрен по крайней мере к завтрашнему дню, то разразится неминуемая катастрофа.
Ним покачал головой:
— Лаура, не загоняйте себя в угол своей диалектикой. То, о чем вы сказали, действительно случается или предполагается. В том, что происходило в «ГСП энд Л», мы сами были виноваты. Но я-то сейчас говорю о том, что представляет собой реальную угрозу — всему и всем.
Появившийся возле их столика официант вручил им два меню в элегантно разрисованной обложке. Лаура даже не раскрыла его.
— Салат из авокадо и грейпфрута и еще стакан снятого молока.
— Мне то же самое, — сказал Ним, возвращая свое меню. Разочарованный официант удалился.
Между тем Ним продолжал излагать свои аргументы:
— По-видимому, даже горстка людей не в состоянии осознать суммарный эффект изменений в области природных ресурсов и всяких бедствий — природных и политических, вызвавших эти изменения.
— Я тоже слежу за новостями, — с улыбкой заметила Лаура. — Может, я что-то упустила?
— Да едва ли. Только вот воспринимаете ли вы их в общем контексте?
— Думаю, да. Ладно. Давайте вашу версию.
— О’кей. Итак, изменение номер один. Природный газ в Северной Америке иссякает. На какое-то время наших запасов еще хватит. Ну а если Канада и, может быть, Мексика нам подсобят, вероятно, мы еще сможем продержаться с десяток лет. Только вот о масштабном, безграничном использовании газа придется забыть, если мы не займемся переработкой нашего угля в газ, что сейчас, к сожалению, застопорилось из-за недальновидности Вашингтона. Вы с таким выводом согласны?
— Разумеется. И вина за то, что у нас иссякают запасы природного газа, лежит на крупных компаниях, вашей и прочих, для которых прибыль важнее сохранения природных богатств. Если бы вы бережнее относились к этим ресурсам, их хватило бы на полвека больше.
Ним скорчил гримасу.
— Мы лишь удовлетворяли общественные потребности. Но это так, кстати. Я говорю о суровых фактах. Как использовался природный газ, это уже история. Что было, то было. Давайте перейдем ко второму пункту. — И он загнул два пальца на руке. — Это нефть. В недрах еще есть огромные нетронутые запасы. Но если их проедать, как это происходит сейчас, уже к концу века придется выскребать дно нефтескважин. И это время уже не за горами. Кроме того, нельзя забывать, что все промышленные страны свободного мира оказываются во все большей зависимости от импорта нефти, и это делает нас уязвимыми для политического и экономического шантажа. А если в один прекрасный день арабы захотят дать нам пинка под зад? — Он сделал паузу и добавил: — Конечно, мы можем перейти на газификацию угля, как это делали немцы во время Второй мировой войны, однако политики в Вашингтоне получают куда больше голосов избирателей, обливая грязью нефтяные компании во время телевизионных слушаний.
— Вы явно обладаете даром убеждения, Ним. Вы никогда не думали выдвинуть свою кандидатуру?
— Может, начать с клуба «Секвойя»?
— Пожалуй, не стоит.
— Ладно, — сказал он. — С природным газом и нефтью разобрались. Теперь на очереди атомная энергетика.
— Неужели это так обязательно?
Он с любопытством посмотрел на нее. При слове «атомная» лицо Лауры напряглось. Так бывало всегда. В Калифорнии да и в других местах она пользовалась известностью как страстная противница атомных электростанций. Дело в том, что Лаура участвовала в «Манхэттенском проекте» времен Второй мировой войны, когда были созданы первые атомные бомбы. Поэтому ее мнение уважали и к ней прислушивались.
— Это слово для вас до сих пор как кинжал в сердце, не так ли? — проговорил Ним, отведя от нее взгляд.
Принесли обед, и, прежде чем ответить, Лаура подождала, пока уйдет официант.
— Думаю, вы способны меня понять. В моей памяти все еще встает грибовидное атомное облако.
— Да, — проговорил он тихо. — Думаю, мне вас нетрудно понять.
— Сомневаюсь. Вы были тогда слишком молоды и не помните. Вы не были с этим связаны, как я.
Она старалась контролировать свои эмоции, но Ним почувствовал в ее голосе незатухающую боль мучительных переживаний. Молодым ученым Лаура подключилась к проекту по созданию атомной бомбы за полгода до Хиросимы. Тогда она мечтала войти в историю, но после того, как была сброшена первая бомба под кодовым названием «Малыш», она испытала душевные страдания. Однако чувство собственной вины и презрения к самой себе она ощутила уже после Хиросимы, когда вторая атомная бомба под кодовым названием «Толстяк» поразила Нагасаки. Но никто не услышал от нее ни слова протеста. Хотя эти события разделяли всего три дня, своим протестом она все равно не могла бы помешать бомбардировке Нагасаки и спасти восемьдесят тысяч человек, которые погибли там или были искалечены, как многие считали, лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство военных и ученых. И все же она не выступила с протестом, поэтому загубленные и искалеченные души оказались и на ее совести.
— Видите ли, вторая бомба была не нужна. В ней не было никакой необходимости. Японцы собирались сдаться уже после Хиросимы. Но «Толстяк» конструктивно отличался от «Малыша», и создавшим его надо было убедиться, сработает ли бомба как надо. И она сработала, — говорила она вкрадчивым голосом, словно размышляя вслух.
— Все это произошло давно, — заметил Ним. — Так ли уж необходимо вспоминать те бомбардировки всякий раз, когда возникает вопрос о строительстве атомных электростанций?
— Для меня все это единое целое, — произнесла Лаура с внутренней убежденностью.
Ним пожал плечами. Он подозревал, что председатель клуба «Секвойя» была не единственной антиядерной лоббисткой, искупающей личную или коллективную вину. Однако в данный момент это не имело никакого значения.
— Кроме того, — добавила Лаура, — нельзя забывать и аварию на атомной электростанции на Три-Майл-Айленде. Надеюсь, это не стерлось из памяти?
— Нет, — сказал Ним. — Ни я, ни вы о ней не забудем. Но мне хотелось бы напомнить о другом: катастрофу на Три-Майл-Айленде удалось предотвратить, были внесены технологические поправки, а сделанные выводы будут учтены на других АЭС.
— Такими же успокоительными заверениями нас кормили и до аварии на Три-Майл-Айленде.
Ним вздохнул:
— Было дело. Только никакой здравомыслящий человек не станет отрицать, что уроки аварии пошли нам впрок. И потом, даже без случившегося на Три-Майл-Айленде вы и ваши люди уже выиграли битву против АЭС. А победили вы потому, что, организуя акции протеста, использовали всяческие юридические уловки, чтобы задержать разработки проектов и проведение испытаний. В результате стоимость АЭС возросла и любой проект в области ядерной энергетики стал настолько неопределенным, что большинство энергокомпаний просто не могут позволить себе и дальше заниматься этим бизнесом. Они все потеряют, если будут дожидаться решения по пять-десять лет, вкладывая десятки миллионов на предварительном этапе, а в результате получат от ворот поворот. — Ним замолчал, а потом добавил: — Поэтому на всех этапах планирования нам требуется альтернативный вариант, запасной выход. Таковым является уголь.
