Джудит Леннокс - Призрак былой любви
Даже когда ребенок начал толкаться в ней, она не ощутила радости, которую должна была бы испытать. Трудно радоваться тому, из-за чего тебе так нездоровится. В присутствии няни (она состарилась, с трудом передвигала ноги, но гордилась тем, что в ее детской вскоре появится еще один обитатель) Джосси делала вид, что ей не терпится взять на руки своего ребенка, который в ее воображении был похож на ее самую большую куклу: голубые глаза, светлые волосы, улыбка на лице. Наверно, забавно будет одевать его, купать, вывозить на прогулку в старой коляске. Она представляла, как гуляет по парку Холла: Дара идет рядом, малыш улыбается, смеется.
Именно Дара объяснил ей, как дети появляются на свет. Однажды вечером, глядя на свой огромный живот, она призналась в своем полном невежестве. Ей казалось, что ее живот разверзнется сам собой, ребенок выйдет оттуда и брешь так же сама собой затянется. Если бы правду ей открыл не Дара, а кто-то другой, она бы ни за что не поверила.
— А это больно? — спросила она, потрясенная его объяснением.
— Думаю, да. Немного, — ответил он, потрепав ее по голове.
Она схватила его руку и осыпала ее поцелуями. Из-за беременности они теперь не спали вместе, не занимались сексом. Ей этого ужасно не хватало.
В конце октября Джосси упала в обморок, снова вызвали врача-специалиста. На этот раз ей было велено не вставать с постели до рождения ребенка. В глазах у нее расплывались черные круги, опухшие красные руки лоснились. Дара простудился, и Джосси украдкой покинула свою комнату, чтобы приготовить ему снадобье с медом и лимоном. А в пять часов утра она проснулась от спазматической боли в спине. Она лежала не шевелясь, смотрела, как розовые облака постепенно озаряют серое небо. Поначалу боль была терпимая, потом дикая. Джосси знала, что это не схватки, ведь ребенок должен был родиться только через три недели. Когда она села в кровати, произошло нечто ужасное: из нее на простыни — какой позор! — хлынула жидкость. Плача, Джосси поплелась из комнаты в коридор искать няню.
Женитьба на Джосселин де Пейвли принесла Даре не совсем то, что он ожидал получить. По окончании медового месяца он вернулся в дом де Пейвли, считая себя владельцем несметного богатства. Он мог приобретать любые автомобили, лошадей, красивую одежду, мог ездить на отдых за границу. Он ходил по Холлу, рассматривал картины, трогал мебель, посуду — благодаря всем этим вещам он стал уважаемым человеком. Мысль о том, что теперь он вправе войти в любой магазин и купить все, что пожелает, отвлекала его от воспоминаний о той ужасной сцене в доме Сары и Тильды Гринлис. И все же он никак не мог забыть холодность Тильды, смех Сары и свое собственное тошнотворное состояние, когда он понял, что над ним в очередной раз посмеялись.
Поверенный Джосси, мрачный человек по фамилии Верни, прибыл в Холл, чтобы обсудить налог на наследство. Прежде Дара и представить не мог, что в связи со смертью отца Джосси поместье должно уплатить государству кругленькую сумму. Он считал это вопиющей несправедливостью. Мистер Верни оставил Даре списки имущества, арендованной собственности и доходов, а также копию платежного извещения об уплате налога. Дара целый день и всю ночь просидел в кабинете с бутылкой виски, изучая документы. Разобраться в имущественно-финансовых делах богатых оказалось не так-то просто. Поместье приносило немалый доход, но большинством земельных участков его собственники не имели возможности распоряжаться. Некоторые владения находились в пожизненной аренде, и колонки цифр, которые изучал Дара, в очередной раз подтверждали, что прибыльность сельского хозяйства снижается. Активы поместья де Пейвли были заморожены, находились в доверительном управлении или были переданы во временное пользование различным фондам.
Поступившись гордостью, Дара пошел на поклон к Кристоферу де Пейвли, управлявшему поместьем. Тот жил в невзрачном сыром доме с трещинами в стенах, стянутыми железными скобами; внутри — разномастная мебель и заваленные книгами полки. Кристофер де Пейвли, не обладавший особым воображением, ничем ему не помог. Даре было ясно, что тот просто изо дня в день решал текущие вопросы фермерского хозяйства, вполне компетентно, но в более глобальные проблемы поместья не вникал — ничего в них не смыслил и не стремился понять. Юноша Кит тихонько сидел в углу, склонившись над книгой, как будто и вовсе не замечая гостя. Дара стиснул зубы, чувствуя, что управляющий и его сын настроены к нему враждебно.
В тот вечер он попытался обсудить положение дел в поместье с Джосси. Она глазела на него с обожанием, но ничего умного не сказала. Дара был потрясен: хозяйка такого богатства — и ничего не берет в голову! Джосси не знала, какие культуры возделывают на землях Холла, не знала размеров своих владений. И не стыдилась своего неведения, считая, что деловой стороной должен заниматься Дара, как это раньше делал ее отец.
Он мог бы спросить совета у соседей, но не стал, понимая, что ему следует быть осторожным, дабы не выдать свое происхождение. Лучше уж принимать неверные решения, чем напрашиваться на унижения. Верни он велел продать несколько домиков в Саутэме, также два-три удаленных участка земли. В кабинете висели небольшие картины с изображением лошадей; он свернул холсты и отослал на аукцион, а взамен получил крупную сумму денег. Чтобы уплатить налог на наследство, пришлось израсходовать средства, вырученные от продажи части имущества, да еще снять со счета в банке значительную сумму.
Рождения ребенка ждали в конце ноября. Врач выставлял огромные счета, и Дару это поражало и возмущало. Своим недоумением он не преминул поделиться с доктором Уильямсом из Или. В конце концов, мать Дары произвела на свет шестерых детей — и без особых затрат, с помощью одной лишь повитухи. Доктор Уильямс указал, что Джосси тяжело переносит беременность, что есть опасность потерять и мать, и ребенка, и Дара был вынужден выписать чек. Его раздражало, что Джосси неспособна справиться с простейшей женской обязанностью — нормально родить ребенка. Она его обожала, и на первых порах после свадьбы, в те фантастические дни, когда он еще только свыкался со своим новым положением, его это ободряло, смягчало боль, причиненную Сарой Гринлис, но потом он стал чувствовать себя как птица в клетке. Он привык к независимости, к свободе передвижения, а Джосси всюду следовала за ним по пятам, как собачонка, подкрадывалась к нему сзади и целовала в шею, когда он работал в кабинете, искала его по всему поместью, если он на пять минут опаздывал на ужин. Стоило ему взглянуть на другую женщину, она тут же подскакивала к нему, бросалась в объятия, демонстрируя всем, что это ее мужчина.
В то утро, когда ему сообщили, что начались роды, Дара привез из Или доктора Уильямса, а потом Холл окутала какая-то странная тишина. В полдень Дара взял лошадь из конюшни. Его мать всех своих детей произвела на свет в течение одного-двух часов; он не мог понять, почему у Джосси это занимает так много времени. После долгой бодрящей прогулки верхом он вернулся домой, надеясь услышать от домочадцев, что у него родился чудесный сын. Но его встретил доктор Уильямс. При виде его серьезного лица Дара почувствовал, как внутри у него все сжалось. Он вдруг испугался, что ребенок умер. Доктор Уильямс объяснил, что миссис Канаван все еще мучается родами и что из Лондона к ней на подмогу едет врач-специалист мистер Браун. Дара стал пытать его, и доктор Уильямс признался, что боится за жизнь матери и ребенка. Доктор вернулся к Джосси, а Дара сел на диван, прижал руки ко лбу и стал молиться. Он мечтал о сыне. До этой минуты он не сознавал, как сильно желает, чтобы у него родился сын. Сын станет оправданием его дурацкому браку, сотрет из памяти смех той безумной женщины. «Поделом тебе, Дара Канаван». Он до сих пор содрогался, вспоминая ее слова.
Доктор Браун приехал и тут же исчез наверху. Служанка поставила перед Дарой ужин, но он не мог есть. На улице было темно, ветер швырял в окна опавшие листья. Даре хотелось выпить, но им владел суеверный страх, что, потакая собственным желаниям, он навлечет на себя гнев Господа и Тот его накажет.
Ребенок родился только на следующий день, в десять часов утра. К тому времени Джосси мучилась уже более суток, и Дара был в отчаянии. Когда доктор вышел к нему, он был уверен, что сейчас услышит весть о смерти жены и ребенка. Доктору Уильямсу пришлось дважды пригласить Дару в детскую посмотреть на дочь, прежде чем тот понял, что ему говорят. Его кольнуло разочарование, что у него родился не сын, о котором он мечтал, но он покорно пошел за доктором наверх. Когда он глянул в колыбель, от его разочарования не осталось и следа. Малышка была прекрасна, само совершенство. От Джосси она унаследовала дивные глазки, но их обрамляли тонкие черты Дары. Несмотря на протесты няни, он взял дочь на руки и подошел с ней к окну. Когда он поцеловал ее в нежный бледный лобик, глаза его обожгли слезы, и он понял, что отныне его жизнь изменилась безвозвратно.
