Лев Александров - Две жизни
Сон не приходил. Сергей Иванович встал, накинул пиджак поверх пижамы, достал сигарету, вышел на балкон покурить. Валя сквозь сон спросила:
— Ты чего не спишь?
— Так, думаю.
2.— Товарищ генерал-майор! Сергей Лютиков прибыл в ваше распоряжение. Дремин уже вышел из-за стола. Улыбаясь, протянул обе руки.
— Здравствуй, Лютиков, здравствуй. Рад тебя видеть. Домой успел зайти?
— Забежал, товарищ генерал.
— Во-первых, Сергей, я не генерал, а майор государственной безопасности, у нас звания особые, и майор ромб носит. А во-вторых, давай условимся: когда мы вдвоем, я для тебя не "товарищ майор" и не "товарищ генерал", а Николай Васильевич. Не первый год знакомы. Понял?
— Понял, Николай Васильевич.
— Ну. лады. Как дома? Все здоровы?
— Отец на фронте. Мать и Нюрка работают. На ЗИСе. Трудно, конечно, но ничего, справляются. Говорят, завод скоро эвакуировать будут. Не то на Урал, не то в Сибирь. Тогда тоже поедут.
— И правильно, пусть едут. Москва скоро прифронтовым городом станет. Ладно, Серега, некогда нам о пустяках разговаривать. Не для этого я тебя вызвал. Сядем сюда на диван и поговорим серьезно.
Сели. Сергей не видел Дремина с мая, а в форме вообще видел в первый раз. И здесь, на Лубянке, тоже был впервые. Николай Васильевич похудел, глаза красные, видно спит мало.
— Ты, Сергей, не маленький, сам видишь, что происходит. Немцы, несмотря на огромные потери, несмотря на то, что Красная Армия перемалывает их дивизии, уничтожает танки, сбивает самолеты, уже подходят к Москве, Ленинграду, Киеву. Конечно, вероломное нападение, эффект внезапности — все это сыграло свою роль. Но, надо смотреть правде в глаза, не только это. Видно недостаточно мы, именно мы, органы, поработали в свое время. Много всякой пакости осталось. Слыхал, небось, в самом начале войны разоблачили кучку предателей, стоявших, подумать только, во главе Западного Военного округа. К стыду нашему поздно разоблачили. Эти гады успели уничтожить с помощью немцев всю авиацию Округа, танки, орудия. А сколько предателей, фашистских прихвостней осталось! Ведь недаром немцы наступают. Их бьют, а они наступают. Советские солдаты проявляют неслыханный героизм, а продавшиеся фашистам сволочи, проникающие на командные посты, своими замаскированными предательскими действиями сводят на нет подвиги наших людей, саботируют приказы вождя. Фашисты не брезгуют ничем. Их пропагандистская машина работает на полный ход. Их листовки, агенты-провокаторы, засылаемые в наш тыл, в нашу армию, делают все, чтобы разрушить единство и дружбу народов Советского Союза. Они пытаются разжечь антисемитизм, возродить это позорное наследие проклятого царизма. Конечно, наш народ, воспитанный советской властью, не поддается, как правило, на эти провокации, но, не будем себя обманывать, есть, кроме явных предателей, темные, малосознательные люди, особенно на Украине, не способные правильно ориентироваться в сегодняшней сложной обстановке. В эти дни, как никогда, ответственность ложится на нас, чекистов, карающий меч революции. А людей у нас не хватает. Своих людей, до конца преданных, на которых можно положиться в любых ситуациях. Поэтому, товарищ Лютиков (тут Николай Васильевич встал, Сергей тоже), мы решили призвать вас в ряды Красной Армии, в части НКГБ и присвоить воинское звание сержанта государственной безопасности. Поздравляю, товарищ Лютиков!
— Служу Советскому Союзу!
— Правильно отвечаешь, Сергей. Теперь о дальнейшем. Ты должен принести присягу, сдать паспорт, получить удостоверение, форму, оружие. Я вызову своего помощника, капитана госбезопасности Русанова, ты при нас примешь присягу, потом он поможет тебе по-быстрому все оформить. Сейчас двенадцать. Жду тебя обратно в четырнадцать тридцать. Пообедаем в нашей столовой, потом еще поговорим.
После обеда, в новенькой, подобранной точно по росту форме, с двумя кубарями в каждой петлице, в яловых сапогах, с командирским планшетом, с еще обернутым в промасленную бумагу наганом в кобуре, удобно пристегнутой за правым бедром к поясу, Сергей вернулся к Дремину в его кабинет.
— Садись, Сережа. Я и не спросил — все получил? Патроны выдали? Семь штук должны были тебе дать, на полную обойму.
— Все получил, Николай Васильевич. Они у меня в планшете.
— Лады, давай как следует поговорим. Я тебе объясню, кто ты теперь есть и с чего начнешь службу, чекистскую службу. Прежде всего ты должен понимать, что не так это просто и не каждому дано быть зачисленным в части госбезопасности и сразу получить звание. Я тебя рекомендовал, я за тебя поручился.
— Все понимаю, Николай Васильевич. Спасибо.
— Благодарить меня нечего. Рекомендовал, потому что считаю достойным. В нашем деле главное не военное образование (у меня, между прочим, у самого его нет), а преданность делу. Конечно, кое-что уметь нужно. Ты хоть выстрелить из своего нагана сможешь?
— Я же, Николай Васильевич, курсы военной подготовки для комсомольского актива МГУ прошел. Ворошиловский стрелок.
— Знаю, знаю. Это я так спросил, для подначки. Когда мы с тобой кончим, тебя Русанов отведет в канцелярию, получишь аттестат, командировочное предписание, деньги, сколько положено. Сегодня же вечером отбудешь к месту назначения. Мы тебя направляем в распоряжение Особого Отдела 37- й Армии. К начальнику Особого Отдела капитану государственной безопасности Денисову я тебе личное письмо дам, чтобы хорошо принял и правильно использовал.
Денисов мой человек, я его, как тебя, только на пяток лет раньше, из сопливого мальчишки настоящим чекистом сделал. Дислоцируется сейчас эта Армия к северу от Киева. Армия новая, организованная месяц назад. Командует генерал Власов. Говорят, генерал толковый, но полного доверия ему нет. Впрочем полного доверия у нас ни к кому быть не может, на то мы и госбезопасность.
Помолчали.
— Теперь слушай, Сергей. Вытащи свое удостоверение. Прочти, что там написано.
— Сержант Государственной Безопасности Лютиков Сергей Иванович. Выдано…
— Дальше не надо. Что главное? Не просто «сержант», а "сержант государственной безопасности". А это, брат, повыше, чем капитан обычных войск, хоть ты только два кубаря носишь. Твердо усвой: ты подчиняешься только своему начальству. Никакой полковник тебе ничего приказать не может. То есть в обычных условиях, на фронте, тот же комдив, или даже комполка, если ты окажешься в полку, тебе приказывать будут, но ты сам должен решать, исполнять эти приказы или нет. Боевые приказы, если не видишь предательства, исполнять обязан. А в своих делах, делах Особого Отдела, никакие командиры тебе не указ. Только показывать, демонстрировать этого не надо. Зря обижать людей — последнее дело. Люди должны к нам со всем доверием подходить. Бояться, конечно, должны, но обиженными себя чувствовать — ни в коем случае… Да ты парень умный, быстро разберешься. Ладно, Сергей, времени у меня больше нет, и так полдня на тебя ушло. Вот тебе конверт, передашь Денисову. В случае чего пиши. По нашей почте пиши, чтобы без цензуры.
Нажал кнопку. Вошел Русанов.
— Проводи сержанта. Оформи все, что надо, объясни, как билет получить. Чемодан ему выдали?
— Выдали, товарищ майор государственной безопасности. Мы в чемодан все его гражданское пока положили.
— Ну что ж, сержант Лютиков, можете быть свободным.
— Есть быть свободным, товарищ майор государственной безопасности.
Откозырял, три шага строевым, как положено, вышел. Русанов сказал:
— Присядь, сержант, я тебе насчет билета объясню, времени мало, надо к военному коменданту за два часа до отхода поезда подойти.
— А если опоздаю?
— Он тебе штампик в командировке поставит, что на сутки задерживаешься. Сутки — это не страшно. А что, хочешь до завтра остаться?
— Дело в Москве есть.
— Баба, небось? Ну, погуляй напоследок. А что, Лютиков, майор тебе родня? Что он о тебе так хлопочет?
— Этого я, товарищ капитан, говорить не могу. Раз сам Николай Васильевич не сказал, значит и мне нельзя.
Вот ты и военный, Сергей Иванович! И не просто, а в органах. А Дремин бодрится. Хорошо держится, хотя, конечно, понимает, что дело дрянь. Значит, Киев. Посмотрим, посмотрим. Сейчас к Сонечке, может помочь надо, посидим, потолкуем. Потом на вокзал, отметиться. Домой забежать, матери денег оставить, половину подъемных — проживу как-нибудь. Барыне позвонить, успокоить. Ночевать на Стромынке, то-то комендантша ахнет, увидев его в форме.
3.Новый 1942 год встречали под Ржевом. Штаб Двадцатой Армии в поселке с точным названием Погорелое Городище. На окраине поселка изба Особого Отдела. Полковник Денисов пригласил всех сотрудников и особистов из дивизий и полков.
В большой жарко натопленной комнате вокруг длинного наспех сколоченного стола сидели и стояли человек тридцать. Рядом с Денисовым во главе стола сидела старшая машинистка Особого Отдела и официальная ППЖ Денисова. Без двадцати двенадцать Денисов встал:
