Лариса Васильева - Бессонница в аду
— Так ты уже не любишь его?
— Нет.
Хан встал, отошел к окну и оттуда спросил:
— Значит, ты сбежала не потому, что соскучилась по нему?
— Во-первых, я уже говорила, что боюсь твоей жуткой ванны в лаборатории. Лучше броситься в пропасть вниз головой… А во-вторых, я бы сбежала из любого рабства. Я и так всю жизнь прожила, словно в неволе.
— Ты в ванну не попадешь, я тебе обещаю…
— А кто здесь решает, которая из женщин станет следующей жертвой?
— Только я.
— Ты же часто уезжаешь, и тогда остается твой зам, Леонид Сергеевич, так?
— Без моего разрешения опыты никогда не начинают, и кто будет испытателем, решаю только я.
— О-о! Как ты нас называешь! И по какому принципу выбирается жертва?
— В зависимости от того, что мне требуется: если здоровье испытателя не играет роли, то беру по просьбе… Слышала об эвтаназии? Мы и таких привозили. Если таких желающих нет, то по очереди: по старшинству, по мере поступления сюда.
— Валя старше меня, но ты сказал, что я теперь первая…
— Нет, не первая, для меня ты единственная…
— Шутишь…
— Ладно, пора спать.
Хан ушел. Мария не знала, верить ему или нет…
Вскоре она вновь стала ходить на свой огород, дыру там, конечно, заделали, и когда она бывала в саду, за ней постоянно следили с двух вышек, разглядывали в бинокли, фиксируя каждое ее движение. Но хотя и под надзором, там все же было лучше, чем в их общем доме: если раньше Марию просто не замечали, то сейчас все женское население дружно невзлюбило ее. Поэтому она старалась встречаться со всеми как можно реже, практически только за столом.
Погода была хорошая, ночи теплые, и Хан завел новый обычай — гулять с Марией по ночам по дорожкам парка, дышать пряным воздухом, наполненным ароматом цветов. Ночью розы и лилии пахли особенно сильно. Мария боялась собак, но он постепенно всех их приучил к ней, и здоровые псы частенько бежали рядом, все же несколько нервируя ее.
Иногда, в те дни, когда в лаборатории была напряженная работа, Хан не приходил на ужин и тогда ночью он просил Марию приготовить ему что-нибудь свеженькое — не любил, когда пищу подогревали. Она поджаривала картошку и бифштекс, это было его любимое блюдо, а он в это время разгуливал по кухне в своем махровом халате и время от времени выхватывал прямо со сковородки поджаренные кусочки картофеля. В такие минуты Маше казалось, что между ними устанавливаются особые, теплые, прямо-таки семейные отношения. Потом он садился за стол, ел, а она устраивалась напротив и смотрела на его крупную голову, усталое худое лицо…
Ох, если бы можно было сделать все наоборот: чтобы не он ее похитил, а это она бы увезла его отсюда, куда-нибудь на море, и там заботилась о нем, кормила, заставляла гулять и спать, массировала бы его голову во время приступов и не подпускала к нему и близко всех этих врачей-ученых и разных красивых девушек…
— Послушай, а тут ты завела себе мужика?
— Что?! — поразилась этому вопросу Мария. — Зачем мне здесь кто-то?
— Ну, ты ведь не такая старая, как кажешься, наверно, тебе нужен мужчина?
— Ты меня просто поражаешь своей тактичностью… По-твоему, главное перед смертью — хорошо потрахаться?
— Ну почему же сразу так грубо и так пессимистично, я-то надеюсь на успех своего эксперимента и уже обещал тебя не трогать… Если только сама не захочешь, а то можешь снова стать молодой, красивой…
— Вот когда испытания закончатся, тогда я подумаю, стоит ли рисковать… Если доживу.
— А пока ты можешь жить здесь на всю катушку, использовать эту возможность и делать все то, что раньше было запрещено…
— Какую возможность? Не поняла, что я могу тут делать?
— Ну как что? Завести любовника или пару, сколько захочешь… Здесь никто за это не осудит, только этим и занимаются в нерабочее время…
— Любовника? Нет, я не хочу…
— Ах, да! Здесь ведь такая конкуренция, столько молодых, красивых девушек, тебе, конечно, сложно найти мужика, но я по дружбе могу помочь в этом вопросе… — так он, насмешливо улыбаясь, предложил свои услуги.
Мария оскорбилась.
— Во-первых, хотя я и постарше всех здешних девушек, но подобное предложение уже поступало. Я, конечно, не обольщаюсь, понимаю, что мужику просто захотелось разнообразия, но тем не менее… А во-вторых, у меня вообще не то настроение, чтобы заниматься любовью. И я не поняла, как ты хочешь мне «помочь», прикажешь, что ли, кому-нибудь?
— Нет, я себя предлагаю…
Мария решила, что ослышалась или не так его поняла, а Хан продолжил:
— В принципе, я могу ведь и заставить тебя…
— Ну, это уж вообще гнусно! Действительно, вседозволенность портит людей! Мужчина должен все-таки хоть как-то обаять женщину. Неужели хозяин всей этой лавочки, имеющий свой гарем и возможность постоянно пополнять и обновлять его, человек умный, красивый и образованный, силой будет укладывать кого-то в постель? Что, не в состоянии завоевать женщину, как обычный человек?!
— Не кого-то, а тебя… Но если мое предложение так тебя оскорбило, забудь о нем.
Ответ Марии явно обидел его, получать отказы он не привык. А Мария сама не поняла, как вышло, что она так резко отказала ему… Вроде бы она этого не собиралась делать.
— Честно говоря, я думаю, что и трех девушек для больного человека много…Ты уверен, что это не вредит тебе?
— Я согласен заменить их на одну…
— Ну да, сложить возраст трех и получишь одну…
— Вот видишь, какую большую роль играет для тебя возраст, значит, моя работа очень нужна…
— Нужна, я и не спорю, только не такими методами, не хочу быть подопытным кроликом…
Лето кончалось, стало прохладнее, и гардероб Марии обновился, пополнился теплыми вещами без всяких просьб с ее стороны. Олег Аркадьевич принес ей первой новые каталоги одежды, и она впервые в жизни выбирала для себя самую модную, красивую качественную одежду, не глядя на цены. Отмеченные ею вещи уже никто больше не имел права заказать. Только куда их носить, кроме столовой? На ежедневных вечерних посиделках в холле первого этажа появилась новая тема для обсуждения, жутко интересная для всех — отношения Марии и хозяина. Все почему-то были уверены, что они еще ни разу не спали вместе, и это бесконечно изумляло.
Ночные встречи не прекращались. Мария поражалась невероятной работоспособности Хана — не каждый человек сможет весь день заниматься научной работой, а ночью еще пару часов тратить на разговоры. Гулять по мокрым дорожкам под моросящим дождиком, им, конечно, уже не хотелось. Теперь они чаще сидели в холле. Хан разжигал камин, у огня было уютно пить какао или кисели — он с удовольствием пил детские напитки.
— Это я добираю то, что не получил в детстве, — говорил он.
Все было тихо, мирно, ничто не предвещало плохого, когда однажды исчезла Валентина. Она не появилась на ужине, но Мария промолчала, никого не стала спрашивать о ней, мало ли… Вдруг той удалось сбежать, зачем же привлекать внимание раньше времени. Валя была женщина тихая, неприметная, ни о чем, кроме лука и своей коровы, она не говорила: то ли не хотела откровенничать, то ли ее больше ничто в жизни не интересовало. Впрочем, и сама Мария разговаривала только с Ханом, и то потому что тот ее заставил. Сначала отсутствия Валентины, кроме соседок по комнате, не заметил никто. И Мария, и Галя между собой гадали, как это пожилая женщина могла сбежать, возможно ли это? Но никто не слышал, чтобы в лаборатории начался новый эксперимент, медики на этот раз дружно молчали. А если она все-таки сбежала, то сможет ли заявить в милицию, будет ли толк от такого заявления? И сколько им тогда ждать свободы? Мария сомневалась, что Валентина поспешит в милицию, ей казалось, что та сначала выкопает лук и подоит корову. А через несколько дней Олег Аркадьевич зашел к ним в комнату и молча забрал Валины вещи.
— А где Валя?
— Ее больше нет…
— Как нет?!
— Ее забрали в лабораторию?
— Да, — он вышел.
Мария и Галя переглянулись.
— Теперь я следующая, — обреченно сказала Галя, — тебя хозяин любит, не тронет…
Мария молча согласилась с ней, да, сейчас Хан, пожалуй, и не тронет ее, но как долго продлится его благосклонность?
Ночью она спросила Хана, как он мог пойти на убийство Вали, ведь несмотря на возраст она была такой крепкой, сильной.
— Я был уверен, что сейчас-то сбоя не будет, черт, опять ошибся в чем-то… Ну, понимаешь, нельзя брать совсем дряхлых старух, таких, которые уже перешли точку возврата, их мышцы, кости не поддаются регенерации, и никогда не узнаешь, отчего они умерли: от старости или от дозы облучения…
— Это просто убийство, и его невозможно ничем оправдать, я не верю, что есть цель, которая оправдывает подобные средства, это просто отвратительно! И я бы так считала в любом случае, даже если бы мне самой не угрожала эта ванна… Можешь меня убить или избить, но я не хочу с тобой после этого разговаривать.
