Фарид Нагим - TANGER
— Двадцаточку просит, Дим, — сказал я и засмеялся.
— А что такое? — испугавшись чего-то, спросил Димка.
— Отморозок дал колечко продать, а мы его потеряли, он теперь кердык башка нам сделает.
И она как-то ответила на это мое чувство. Грязная, вонючая бомжиха с флюсом.
— Поедешь с нами, дадим, — сказал я.
И Димка странно обрадовался нашей игре.
— Поехали, — согласилась она и позвала старуху: — Поехали, мать, слышь, это наши пацаны.
Та пошла с неохотой и недоверием, вскарабкалась на ступени трамвая уже перед самым отправлением. Народ косился. Димка с арбузом встал в стороне. Холодное, пыльное солнце билось меж людских голов. Старуха что-то шептала ей на ухо и косилась на меня.
— Да не колотись ты, это наши пацаны, я их знаю, — усмехнулась мне.
— А что за колечко-то?
— Обалденное колечко, с брюликом!
— А что так дешево? — «Грудь бултыхается… грязная… пуговиц нет».
— Отморозок украл где-то, сам побоялся продавать.
— А-а.
— А мы потеряли с этой мандой.
— Водку будешь с нами пить?
— Буду. И еще двадцаточку дашь, как договаривались.
— Дам.
Возле «Байкала» купили водки.
Молодая пошла с нами, а старуха осталась внизу. Сидим на кухне. Димка режет арбуз. Понял все. Он хочет сказать что-то прикольное, чтобы поддержать нашу прикольную игру.
— Ты, я все …озку расскажу! — орала снизу старуха. — Блядь!
Молодая вышла на балкон.
— Дим, будешь ее трахать?
— Можно, — неуверенно сказал он, будто боясь меня обидеть отказом.
Выпили еще. Она полоскала водкой рот и глотала.
— А мы братья с ним, — сказал я.
— Да ну? Не-ет, — сказала она. — Вы не похожи.
— Ну вот, все так говорят, а мы братья, да, Дим? — «Какие ногти грязные».
— Точно, — он хотел еще сказать что-то прикольное.
— А ты говоришь — не братья.
— Ну, вы же не похожие, че ты мне втираешь!
— Да как не похожие, да ты посмотри на нас.
— Тем более не похожи.
— У нас просто отцы разные.
— А-а.
— А он даже в Чечне служил, — показал я на Димку.
— Он вряд ли, не верю.
— Точно.
— Он молодой.
— Ну и что?! Слушай, а что я тебе все доказываю, на хрен мне это нужно?!
Димка засмеялся. Выпили еще.
— А я ведь не дождалась своего парня из армии. Он мне письма писал про любовь. Я ему отвечала, фотку послала ему. А потом другого встретила, другого парня, который уже отслужил. У нас свадьба была. А тот пришел и смотрел на меня, а я в фате и уже чужая невеста. А он стоял у порога и так смотрел на меня.
«Пиздит, как и все они».
— А ты где живешь?
— Там, на Михалковской, в старой кочегарке у Отморозка. Димка ушел. Мы еще выпили с ней.
— Старая сказала, что не скажет Отморозку, если я ей денег дам.
— Я тебе сорок дам, понимаешь?
Испугались глаза. Даже в этих глазах просквозило что-то женское.
— А я что, не поняла что ли, зачем вы меня сюда позвали? И ощущение этой своей женской, короткой власти и некой ценности.
— Хорошо, что поняла.
— А я сразу поняла.
Мы допили с нею бутылку.
— Я буду только с одним, понял!
— Подожди ты, я узнаю.
Димка напряженно стоял посреди комнаты.
— Дим, ты будешь ее трахать?
— Нет, Анварка, я, наверное, не буду, я только посмотрю на вас.
— Хорошо, Дим. А презерватив у тебя есть?
Он дал. Я заметил, что ему даже презерватив давать мне было неприятно.
— Пошли, — сказал я ей.
— А этот не будет?
— Нет.
— Только деньги сразу.
— Само собой.
— А чё он, не хочет, что ли?
— Не хочет.
Дал ей сорок тысяч. Она спрятала их. Потом стряхивала легкие кожурки одежды и снова перекладывала деньги, прячась от меня. Легла на спину и с легкой готовностью, обыденно раскрыла колени.
«Какие женские и блядские глаза. И тело такое же дешевое, запущенное, как и ее жизнь».
Завис над нею на руках. Несколько раз ударился об твердую кость лобка.
— Ох, ты, блядь козел… ох, ты блядь козел… скорее, а то Отморозок…
Хотелось разозлиться на нее, но это было бы смешно. А потом обнял ее сухое, воробьиное тело, прижался к ее жидким, шершавым грудям, словно жижа в целлофановых пакетах. Она цыкала языком, проверяя дупло зуба. Он входил в нее как бы между двух смятых и старых газетных листов с помойки. Он хотел выйти из меня. Он ощерился в страшной улыбке и протопал по этому коридорчику в кишку презерватива.
— ………………………, — радостно говорила.
— Бери… одевайся… — мышцы живота передернуло волной.
— ………………………, — радовалась она.
— Уходи, уходи, я сказал! — тошнота наполнила рот, прыснула, я оглянулся, куда бы слить, и сглотнул ее назад.
— ………………, — говорила еще в коридоре.
— Иди ты, иди, — я был голый и не стеснялся Димки.
— Дай мне еще десятку на такси! — сказала в дверях.
Сильно оттолкнул ее пятерней в темноту площадки.
— Увидимся, — сказала она с этой женской простотой и уверенностью из темноты площадки.
Захлопнул дверь, ткнулся головой в унитаз и еще раз вытолкнул его из глотки вместе с желудком и трахеей. Как будто сделал выкидыш изо рта. Потом упал на пол. Увидимся, бля.
Ночью позвонили, я услышал в трубке далекий голос Суходолова, я трезво сказал, что звонил ему, но попадал на Морокова, и перевел дух, чтобы еще…
— …передавал, что ты звонил…………, — говорил он что-то о встрече.
— Да, да, конечно, хорошо, надо встретиться, — я хотел, чтобы он скорее уже заканчивал разговор, еще раз перевел дух.
— …деле………тра……ника….сево… — говорил он.
А меня уже тошнило прямо на пол.
Я отбросил трубку и изо рта ударил фонтан. Я поливал комнату.
Снилось, что кто-то пьет очень много воды и не может напиться. Опять вспоминал Асель или видел ее во сне.
Проснулся от громких коротких гудков в трубке возле моей головы. Думал о смысле жизни. Видел себя, худого, морщинистого с пустыми мутными глазами, алкоголически пляшущие ноги в белых тапочках. Задумался о смысле и понял, что нет его. Все, что есть — это смысл и отсутствие его, для кого как. Даже писать не знаю зачем, для чего и кого это надо. Показалось, что земная жизнь, все, что вокруг — это лишний этап в моем существовании. Все бессмысленно, все книги похожи друг на друга, все фильмы об одном и том же. Все. Дожил до потери смысла.
«Кам ту Марракеш… Кам ту Марракеш…»
Моча пахла этой бомжихой. Вода в ванной и зубная паста тоже пахли ею. Вспомнил, что звонил Серафимыч, и скривил лицо. Плакать слезами не могу после армии.
В автобусе так сильно пахло бомжихой, что я все оглядывался, искал, может быть, где-то рядом сидит бомж, а я не вижу.
За окном в черном салоне легковушки заразительно и неслышно для меня захохотал водитель.
Дождь. Сижу в ЗАО «Горнопроходческих работ I». Старое здание на Малой Дмитровке. Они роют тоннели. Димка придумал для них слоган: …И БУДЕТ СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ.
Потом на запись в «КРАФТ ВЕЙ» недалеко от станции метро «Алексеевская». Устал уже от подобострастных, проплаченно-радостных отчетов про 850-летие Москвы.
Потом надо было ехать к Юлии Алексеевне.
На улице Чехова проезжающая мимо легковая машина с зеркальными стеклами резко схватила мое отражение и уволокла с собой. Я растерялся и замер перед дорогой, как перед пропастью.
шестнадцать
Я вдруг заметил, что на мне улыбающееся лицо.
Как хорошо, что он позвонил! Хорошо, что мы снова встретились. Ехал и все собирал улыбку на лице, прогонял ее, а она снова проступала изнутри. Смешно, что все-таки боялся, что Суходолов «голубой», задолбали, бля, советчики всякие и завистники. И как всегда не было денег угостить его Массандрой, что за жизнь, бля…
Был в ЗАО «Вторчермет» — тоже отчитались по 850-летию. Усталый возвращался в душном автобусе. Выпукло золотился пруд. Много купающихся. Так захотелось искупаться.
Сейчас приду домой, переоденусь, куплю баночку джин-тоника и тоже пойду купаться, как молодой француз. Выгреб рекламки из ящика, кроме них, там ничего и не было. Зашел в свою комнату в пещере, посмотрел на матрас и понял, что спать хочу больше чем купаться. Разделся и лег. Лежал и успокаивал бьющееся сердце. Считал до десяти и наоборот. Дрочил просто так, чтобы успокоиться и не думать ни о чем. Зазвонил телефон. Блин, надо было выключить!
— Анвар, ты чего сейчас делаешь?
— Дро… так, ничего, Ксения.
— Анвар, мне вырвали зуб, я сейчас отхожу от заморозки, может быть, встретимся?
— Ксения, как хорошо, что ты позвонила! Я так хотел искупаться, а пришел и спать лег.
— А, ну ладно, прости, что я… просто Гарник уехал на какие-то свои переговоры.
— Да нет, нет, обязательно встретимся, искупаемся. Я все лето хотел искупаться. Ты где сейчас?